Попадать, так с музыкой 2 общий - Михаил Гуткин

При сдаче нормативов я неожиданно получила от курсантов не вполне мастерские результаты. Ясно, что никому об этом не сказала, но, пока курсанты продолжали заниматься физподготовкой, крепко задумалась. Если мне сказали, что подавляющее большинство в ОМСБОН являются мастерами спорта, то почему их результаты тянут лишь немногим лучше, чем на первый разряд? Обманывать меня нет никакого смысла. Все равно лучших я не найду. Но что случилось со спортсменами? Почему они так сдали? Вроде бы и питание пока в норме, и режим для них вполне привычный? Не понимаю. Вон в шахматах Бронштейн — мастер и нет вопросов. Меня придрал вполне убедительно. А здесь творится что-то непонятное. Или я что-то упускаю из виду? Ох, кажется, сообразила. В шахматах основные методики были разработаны еще до войны, и решающую точку тут поставил Ботвинник, опубликовав свой научный подход к исследованию шахмат. Последующие чемпионы мира только дополняли и совершенствовали некоторые элементы шахматной борьбы. Поэтому довоенный шахматист-первокатегорник по уровню игры примерно соответствовал послевоенному мастеру или, в худшем случае, кандидату в мастера. А в других видах спорта научный подход еще только начинается. Плюс еще, так называемая акселерация. Раньше я плохо понимала, что означает этот термин у спортивных тренеров и журналистов, а теперь дошло. Да и спортсмены до войны в основной массе были реальными любителями. Только небольшая их часть приходилась на армию и НКВД, где спортом можно было заниматься профессионально. Кроме того, в спорт они приходили значительно позже, чем в моей реальной юности. И еще, вот сейчас я, наконец, поняла, почему в роте НКВД с таким удивлением и уважением смотрели на мои гимнастические трюки. Они, оказывается, соответствовали уровню современного мастера спорта по гимнастике.

Подобные мысли меня несколько приободрили. Стало ясно, что, окончательно выздоровев, не сильно буду отставать от большинства курсантов. Со спокойной душой отработала свои часы, отметив еще один положительный факт: все, что я говорила и показывала, выслушивалось и воспринималось очень внимательно. Причем не только в моей роте. И вопросы были вполне на уровне. Видно было, что все курсанты к занятиям подходят исключительно ответственно. Значит понимают всю важность предмета. Уверена, что у других лекторов тоже нет проблем. Спортсменам класса мастеров (пусть даже довоенного уровня) не нужно объяснять важность растяжки или необходимость некоторых специфических упражнений. Если тренер говорит, что нужно, значит нужно. Я еще подумала, что этим бойцам можно будет показывать все удары без исключения. Конечно, за пару месяцев реальных результатов добиться будет трудно, но резкость движений точно повысится, да и качество выполнения уже известных приемов тоже должно возрасти. Единственно с кем возможны проблемы — это с боксерами, так как у них удары поставлены по-другому. Тут уже как получится. Люди взрослые — пусть сами выбирают.

Еще через час я из преподавателя снова превратилась в ученика. Немецкий никто не отменял. Только время занятий сдвинули. А после языка я сразу села в машину и покатила в Москву. На квартире все привела в порядок, собрала вещи, написала записку Дарье Федотовне, в которой сообщила, что буду появляться в Москве нерегулярно. Пусть, если будут звонки, сообщает, что я на занятиях. На каких — говорить необязательно. Кому надо, тот узнает. После этого выспалась в мягкой постели. Теперь, наверное, уже нескоро повторится такая роскошь. А в семь утра машина повезла меня назад, на полигон. Все, теперь мое место тут, в общежитии преподавателей. Опять мы будем жить с Зоей в одной комнате. Единственное отличие от госпиталя — теперь я могу рассказывать анекдоты и веселые истории, так как шов у нее уже зажил.

62

Две недели я отзанималась более или менее нормально. К концу этого срока уже сама смогла демонстрировать некоторые удары. Впрочем, спортивная компонента составляла самую незначительную часть того, что я рассказывала и показывала курсантам, причем не только своей роты. Так как мне было нужно в течение кратчайшего времени передать опыт по созданию гадостей, то этому и отводилось основное время занятий. Я старательно вспоминала все голливудские трюки и приемы, кое-что вспоминала из наших фильмов и книг. И, само собой, вспоминала то, что рассказывали ветераны Афгана и двух чеченских войн. Мало того, что я рассказывала. Все мои курсанты обязательно практиковались в изготовлении тех или иных предметов. Так как, например, мин явно не хватало, то учились вместо мин использовать гранаты, или творить нечто самодельное из подручных материалов. Тут, кстати, вполне нормально восприняли "мои" придумки с большими гвоздями, предназначенные для нанесения серьезных травм. В отличие от полковника Старинова курсанты прекрасно понимали, что никто им не поднесет в нужное время и в нужном месте на блюдечке с голубой каемочкой потребное количество мин и т. п., поэтому нужно уметь использовать любой шанс, позволяющий навредить противнику. А то, что враг не погибнет на месте, а будет "только" выведен из строя, тоже хорошо, так как чем больше народу в госпиталях, тем меньше их будет в воюющих частях. К моему удивлению разных придумок набралось не так уж и мало. Я даже вспомнила "карманную пилу", которую Женюра брал в походы. Эта пила была сделана из троса с приваренными или как-то еще приделанными зубчиками. По концам были две петли, так что, просунув в эти петли деревяшки, можно было даже в одиночку очень быстро перепилить любое дерево. Без этих деревяшек трос легко сворачивался и помещался в кармашке рюкзака. Когда я это объяснила Судоплатову, то он внимательно на меня посмотрел, а потом вдруг заявил, что это настоящее изобретение и мне будет положена премия, как изобретателю. Пустячок, а приятно. Судоплатов по моей просьбе связался со штабом Жукова, разыскал там Романова, который оказался уже в кадрах в звании майора, и получил от него не только подробные чертежи арбалета, но и два чудом сохранившихся экземпляра.

Постепенно, я стала замечать, что кроме курсантов на моих занятиях стали появляться преподаватели других дисциплин. Правда и я кроме преподавания выступала в роли курсанта на лекциях по саперному делу или на лекциях Серкова. А вообще я чувствую, что после окончания цикла мне не избежать подробной беседы с Судоплатовым. Впрочем, одна нелегкая беседа с Судоплатовым у меня состоялась всего через неделю после начала занятий и конечный ее результат мне пока неизвестен. А началось все с вполне обыденного для курсантов упражнения — отработка ударов ножом. Так как базовые приемы все освоили за один день, то для дальнейших тренировок мы перешли к манекену, которого, как я запомнила, Ипполитов называл Степой. Ну тот манекен, который с кровью или ее имитацией. Понятное дело, что подобная тренировка просто необходима для правильной постановки ударов и для того, чтобы люди привыкали к виду крови. Я при этом вспомнила, как пару месяцев назад первая такая тренировка лично для меня закончилась хорошей оплеухой от Ипполитова. Надо сказать, что мужики к виду "первой" крови отнеслись намного спокойнее меня, хотя и по-разному. Во всяком случае, завтрака никто на траве не оставил. И тут я заметила, что один из курсантов ведет себя как-то не так. Если всех подобный тренажер напрягает, то ему он доставляет удовольствие. Подумала, подумала и решила пойти с этим к Судоплатову.

Пользуясь тем, что у меня было окно, разыскала старшего майора и впилась в него.

— Товарищ старший майор. У меня проблема. Возможно, что курсанта Стукова стоит отчислить.

— Он что, плохо работает? Или получил серьезную травму?

— Нет, с этим все в порядке.

— Тогда в чем дело?

— Ну, трудно объяснить.

— Не тяни, если уже начала, то давай все начистоту. Что не так с этим курсантом?

— Ему нравится убивать.

— И что в этом плохого? Мы, строго говоря, готовим из наших курсантов профессиональных убийц.

— Так точно, готовим. Но я считаю, что любой нормальный человек тяготится такой работой и убивает по необходимости. А этот курсант от каждого убийства, пока еще на манекене, получает удовольствие. Ну неправильно это. Да, врага надо убивать, и чем больше, тем лучше, и каждый боец должен это делать и делать хорошо. Но при этом боец должен оставаться человеком. Надо кого-то убить — так задуши, застрели или зарежь ножом, но не нарезай на кусочки, или не высаживай во врага всю обойму. Вот вам наверняка приходилось убивать, — тут Судоплатов как-то странно на меня посмотрел1), — и вы получали удовлетворение от того, что ликвидировали очередных врагов Советской власти. Но уверена, что от самого процесса убийства вы удовольствия не получали. А курсант Стуков получает удовольствие от самого процесса. И, по-моему, ему абсолютно все равно кого убивать. Ему нужен психиатр, а не курсы диверсантов.