Возмездие - Джиллиан Хоффман

Все соседи на Лагорк-авеню говорили в основном одно и то же: Бантлинг казался довольно милым, но они его практически не знают. Коллеги по работе описывали его как старательного и успешного торгового агента. Он очаровывал покупателей, а на переговорах за закрытыми дверьми был страшен, как змея. Пока он не приобрел друзей – они фактически отсутствовали, – имелись только несколько приятелей, которые в один голос утверждали, что плохо его знают. Однако Доминик привык, что в делах об убийствах это обычная проблема. Узнав, что лучший друг оказался серийным убийцей, человек иногда даже не хочет признавать, что знал его, не то что был лучшим другом. Ведь таким образом можно запятнать себя. Но, судя по показаниям соседей, коллег по работе и всех, с кем Бантлинг имел дело, можно было сделать вывод: Бантлинг предпочитал одиночество.

Единственным исключением оказался Томми Тан, начальник Бантлинга в Майами последние шесть лет. Доминик дважды разговаривал с Таном. Тот был шокирован, узнав, что его лучший сотрудник подозревается в серии убийств. Тан сломался и расплакался, а потом признал, что Бантлинг вел себя немного надменно, но в остальном считался «знающим свое дело и умеющим увлечь». Он только хвалил Бантлинга, который был его лучшим торговым агентом и находил «великолепные, скрытые жемчужины по всему миру». «Великолепные жемчужины» покупались за копейки в странах «третьего мира» и продавались за тысячи долларов в модных магазинах США. Тан был богатым человеком. Неудивительно, что он так любил Бантлинга.

Доминик задал неприятный вопрос, но Тан отрицал существование сексуальной связи между ним и Бантлингом и клялся, что тот имел дело только с женщинами. Он настаивал, что у Бантлинга всегда была какая-нибудь девушка – их видели в его машине или вместе с ним в клубах на Собе. Девушки всегда были очень симпатичные и яркие, на них смотрели другие мужчины. И Бантлинг предпочитал блондинок. Сказав это, Тан снова разрыдался и оросил слезами одетую в нечто розовое от Версаче грудь Хуана. Доминик закончил допрос.

Никакой миссис Бантлинг никогда не существовало, даже потенциальной, и, как выяснили сотрудники спецподразделения, не имелось и никаких маленьких Бантлингов, бегающих где-то по свету. У Бантлинга определенно было много знакомых женщин, но, похоже, никто не продержался дольше одного или двух свиданий, и для этого имелись основания. От шести или семи женщин, которых к этому времени удалось допросить, спецподразделение узнало немало. Определенно у Бантлинга имелись свои заморочки – кнуты, цепи, веревки, садомазохистские игрушки, видеозаписи. Все это отпугивало большинство женщин, с которыми разговаривали полицейские, хотя все они были не девочками и повидали немало интересных вещей в спальнях. У всех сложилось одинаковое мнение о Билле Бантлинге: в нем словно жили два человека – один днем, другой ночью. Он вел себя как истинный джентльмен во время дорогих ужинов, а в постели показывал себя полной сволочью.

Три девушки, которых допросили полицейские, были засняты на пленку в домашних видеофильмах, коллекцию которых Эдди Боуман и Крис Мастерсон обнаружили в спальне Бантлинга. Когда несколько партнерш не желали участвовать в том, что даже для них переходило все границы представлений о сексе, Бантлинг приходил в ярость и выгонял их из дома, не удосуживаясь вызвать такси или отвезти домой. Одну девушку он даже выбросил на свою аккуратно подстриженную лужайку перед домом совершенно голой, в слезах. Ей пришлось стучать в дверь к соседям, чтобы попросить хоть какую-то одежду и разрешения позвонить.

– А если подумать, агент Фальконетти, то вы правы! В моем соседе Билле было что-то странное!

В Соединенных Штатах у Бантлинга родственников не было, его родители погибли пять лет назад в автомобильной аварии в Лондоне. Журналисты раньше полицейских добрались до оставшихся в Англии родственников, но никто из них по-настоящему не помнил мальчика, которого они описывали, как тихого и угрюмого. Не нашлось ни школьных друзей, ни приятелей в городе. Никого.

Вечером в субботу Доминик с Мэнни отправились по клубам, где в последний раз видели всех девушек, портреты которых теперь висели на Стене: «Кробар», «Ликвид», «Руми», «Бар рум», «Левел», «Амнезия». Полицейские заново допросили всех барменов и других работников, на этот раз у них были с собой и цветные фотографии. Как полицейские уже знали, Бантлинг любил ходить по клубам. Несколько официанток уверенно опознали в нем частого посетителя. Он всегда очень модно одевался и всегда появлялся с новой, молодой симпатичной блондинкой. Однако никто, к сожалению, не помнил его с пострадавшими со Стены и никто не мог с полной уверенностью утверждать, что он в определенную ночь был в определенном клубе.

Бантлинг соответствовал описанию, составленному агентом Элизабет Амброуз, аналитиком полицейского управления Флориды. Она подготовила анализ, когда члены спецподразделения после первых трех убийств пытались определить, каким может оказаться подозреваемый в деле Купидона: белый мужчина от двадцати пяти до пятидесяти пяти лет, одиночка, вероятно, симпатичный, образованный, добившийся профессиональных успехов и много работающий. Конечно, эта характеристика подходила многим мужчинам, которых знал Доминик, включая его самого. Тем не менее, разрозненные фрагменты начинали складываться в цельную картину, к одному факту добавлялся другой, к первым двум третий, и дело стронулось с места. Если пачку фактов аккуратно скрепить степлером, получится неплохая книга. Подружки описывали Бантлинга, как человека с сексуальными отклонениями, надменного, злобного и самовлюбленного, который не принимал отказа. Он демонстрировал садистские наклонности и страсть к насилию, а также предпочитал блондинок. Было известно, что он любит посещать клубы, из которых и исчезли убитые. Рецепт на галдол связывал его с наркотиком, найденным в крови по крайней мере шести жертв. Его хобби была таксодермия – он умел обращаться с бритвами и скальпелями. В сарае за его домом обнаружили человеческую кровь, Доминик не сомневался, что это кровь Анны Прадо, причем следы крови обнаружили и на вероятном орудии убийства, и также в сарае, а ее изуродованное тело нашли в багажнике автомобиля Бантлинга.

Можно было только гадать, почему этот красивый, богатый, успешный мужчина стал убийцей, но Доминику не требовалось анализировать причины, чтобы представить дело суду. Почему Бантлинг стал таким, не имело особого значения. Следователей больше волновало другое: защита могла заявить о невменяемости. Убийства были эксцентричными и жуткими, а поэтому присяжные получат основания заключить, что нормальный человек не мог бы их совершить, только сумасшедший. А если к этому добавить, что в истории болезни Бантлинга зафиксировано душевное расстройство, то перед обвинением вполне может встать проблема. Задачей Доминика являлось не просто предоставление улик, свидетельствующих о совершении убийств, а сбор фактов, доказывающих, что Бантлинг прекрасно знал, что делал, когда это делал, и прекрасно осознавал последствия своих действий, разницу между «хорошо» и «плохо». Бантлинг пытал и убил одиннадцать женщин не потому, что он сумасшедший, а потому, что он воплощение зла.

Теперь, в десять вечера в воскресенье, Доминик снова сидел в погруженном во тьму здании полицейского управления Флориды и смотрел на фотографии, собранные на Стене, пытаясь найти новые факты и составить из них единое целое. Начиная со вторника, полицейские провели почти семьдесят допросов и три обыска, вывезли сто семьдесят четыре коробки с уликами из дома и машин Бантлинга, потратили сотни человеко-часов на следственные действия.

Доминик снова взглянул на снимки, сделанные с вертолета, на кнопки с голубыми головками, которые указывали места обнаружения тел. Почему Бантлинг выбрал эти места? Что они для него значили?

Фальконетти потер лоб пальцами и посмотрел на трубку сотового телефона. Ему хотелось набрать номер Си-Джей, но он знал, что не станет этого делать. Она не отвечала ни на его звонки, ни на его сообщения на пейджер, а он не охотник, поэтому вчера прекратил их оставлять. Определенно с ней что-то происходит и она не хочет его в это посвящать, и, очевидно, он ошибся, предположив, что между ними может что-то быть. Он переживет ее отказ, но это отчуждение могло навредить делу, и он был уверен, что ни Си-Джей, ни он сам этого не хотят. Ему требовалось придумать, как вернуться к прошлым отношениям, дружеским и рабочим.

Доминик чувствовал, что небезразличен Си-Джей Таунсенд; он видел это, ощутил тем вечером в ее квартире. Он увидел и почувствовал больше, чем она хотела ему показать. Доминик держал ее в объятиях, зная: что-то в ее жизни пошло не так, – и хотел помочь ей с этим справиться. Он увидел ее уязвимой, испуганной и беззащитной. Конечно, этого она не хотела показывать никому. А Доминик стал свидетелем, и теперь ей трудно снова с ним встречаться.