Кулак обезьяны - Галина Куликова

Оксана зажмурилась, уверенная, что Максим сейчас рухнет и будет кататься по полу, скрежеща зубами и матерясь. Однако Печерников, как тореадор в какой-нибудь Севилье, лишь слегка сдвинувшись с места, элегантно уклонился от коварного удара и в свою очередь шлепнул Плешивого ребром ладони по гладко выбритому черепу. Гена снова оказался на полу, теперь уже в сидячем положении. Правда тут же сделал очередной кувырок назад и снова встал на ноги. Тут Печерникову, похоже, надоело играть в кошки-мышки, и он перешел в решительное наступление. Плешивый со своей обезьяньей техникой был похож на бандерлога, который спьяну вызвал на поединок удава Каа.

Когда Печерников, перетащив тело поверженного соперника на маты, присел на лавочку отдохнуть, Оксана подошла к нему и сказала:

— Я такое видела только в кино. Максим, ты зарыл талант в землю. Тебе надо сниматься в боевиках — играть частного детектива, который много дерется. Успех в Голливуде тебе обеспечен.

— Частного детектива, который много дерется, надо лишать лицензии и сажать за хулиганство.

— Но ты так классно его отделал, — не унималась восхищенная Оксана.

— Знаешь, почему я его так отделал? Не поверишь. Этот Гена Плешивый как две капли воды похож на тренажер для отработки ударов, который стоит у меня в квартире.

— И поэтому вы считаете, что можно врываться к человеку среди ночи? — негодующе воскликнул Станислав Валерьевич Агеев, поправляя сползающие на нос очки.

— Простите меня, я не хотел вас тревожить, — с мольбой в голосе говорил Бублейников, перепугавшись, что перед ним сейчас навсегда захлопнут дверь. — Но это вынужденная мера — материал должен срочно идти в номер. Уделите мне буквально полчасика. Ну, пожалуйста!

Человек в очках неожиданно сменил гнев на милость.

— Ладно, чего уж там. Знаю я вашего брата, журналиста. Сам писал в заводскую многотиражку, когда был главным инженером завода. Интервью у меня брали, даже с телевидения приезжали. И тоже, кстати, ночью заявились.

Он открыл дверь, приглашая Бублейникова входить. Еще через десять минут они сидели на кухне, пили чай и беседовали как старые добрые друзья.

— Отец о делах дома говорить не любил. Впрочем, перед смертью он стал более откровенен. Кое-что из его рассказов я помню. Страшные дела тогда творились. Знаю, что пострадал он из-за девушки, которую считали китайской шпионкой, Ольги Дымовой. Отец отпустил ее, а тогда это было чревато неприятностями, хотя он аргументировал этот свой поступок. А ведь могли и посадить, и расстрелять, но его просто сослали — в спецлабораторию НКВД. Это не было его профилем, но что было делать — к следственной работе его уже никогда не допустили.

— А что это за лаборатория? — из вежливости поинтересовался Бублейников, который видел, насколько важна эта тема для собеседника.

— Как?! Вы собираетесь писать статью о тех временах и не знаете, что такое спецлаборатория НКВД? — от возмущения очки едва не взлетели на лоб Станислава Валерьевича.

— К стыду своему, нет, — удрученно развел руками Ленечка. — Но вы меня просветите?

— Конечно, — также внезапно успокоился Агеев. — Это лаборатория, где изготавливали яды для специальных акций. Ну, вы понимаете — ликвидация врагов и так далее. В общем, довольно засвеченная тема. Там же одно время работали над так называемой сывороткой правды. Слышали про такую? Ну вот. Только, кажется, не очень успешно. Но это только сейчас широко стало известно, а в те годы, когда отца туда перевели, о ней знали буквально единицы в высшем руководстве.

— Вот вы говорите, ваш отец в последние годы стал более откровенным. Не рассказывал ли он вам про экспедицию Бахмина? Не помните? Это как раз связано с Ольгой Дымовой.

— Вроде бы что-то знакомое… Нет, сейчас не вспомню.

— Может быть, Валерий Степанович делал какие-то записи, мемуары писал? Или с друзьями переписывался, и остались письма. Вы не в курсе?

— Конечно, в курсе. У отца был огромный архив, который он начал собирать, еще когда работал в НКВД. Он собирал его много лет, до самой смерти. И сумел уберечь его, когда у нас дома и на даче шли обыски. Он всю жизнь делал какие-то записи, я с детства это помню. Хотя, как вы понимаете, для работника органов занятие небезопасное, вся их жизнь — сплошной секрет, какие уж там дневники. Тем не менее отец был верен себе. И вот еще одна удивительная вещь — перед самой смертью он вдруг разоткровенничался со мной. Дело было на даче, где он жил все последние годы безвылазно. Эта дача досталась ему от его родителей, ей очень много лет. Так вот, отец признался, что незадолго до ареста спрятал здесь кое-какие бумаги, которые теперь необходимо сделать общественным достоянием. Еще он говорил, что все годы после выхода из тюрьмы проводил научные эксперименты. И получил, как он выразился, весьма впечатляющие результаты. Мы договорились, что в следующий мой приезд он все расскажет подробно. Но отец умер, не успев объяснить, в чем дело.

— Так вы не разбирали отцовский архив? — замирая от предвкушения удачи, спросил Бублейников.

Станислав Валерьевич снял очки, потер переносицу и, глядя на гостя покрасневшими глазами, сказал:

— Я опоздал. Знаете, господин журналист, вы мне симпатичны, потому что производите впечатление искреннего человека. Надеюсь, я не ошибся. Поэтому скажу вам вещь, которую посторонним людям не говорят. Род Агеевых, где знания и опыт всегда передавались от отца к сыну, прервется по моей вине. Все, что осталось от отца, было безжалостно разграблено. А то, что не забрали, уничтожили. Я, к сожалению, узнал об этом недавно.

— И ничего, совсем ничего не осталось?

— Мне отец успел передать лишь несколько листков — перечень документов из его архива. Он был очень педантичен, все тщательно записывал. Остальное, к сожалению, утрачено.

— А кто, кто разграбил архив? Вы знаете?!

— Конечно, знаю. Именно поэтому мне так тяжело об этом говорить.

— Где Кристина? — коротко спросил Максим, встряхнув очнувшегося Савельева.

— Кто ты? — выдавил из себя Плешивый.

— Начальник всех обезьян. Отвечай быстро — где девушка. Я даже до трех считать не буду. Сделаю так, что кимоно свое ты наденешь в следующий раз лет через двадцать. Похищение человека — это не игрушки.

— Кристина перед нами в долгу, — прохрипел Гена.

— Удивительное дело, она всем чего-то должна, — возмутился Максим. — И что же она задолжала тебе, Плешивый? Шиньон для твоей блестящей башки?

— Хоуцюань.

— Что, что?

— Хоуцюань, «кулак обезьяны».

— Маркетинговая стратегия? — изумился Печерников. — Ты из «белых маркетологов», что ли? Зачем тогда на своих нападал?

— Какие маркетологи? — зашипел оживающий Савельев. — Свитки. Старинные китайские свитки, где описан единственный истинный стиль «кулака обезьяны».

— Ладно, с тем, кто кому и что должен, разберемся позже. А пока вставай, едем за Кристиной. Если ты запамятовал, где она, я помогу тебе вспомнить.

Через полчаса они уже подъезжали к неприметному ангару, на котором было написано «Склад спортивного оборудования». Выбежавшему им навстречу охраннику Печерников крикнул:

— Без глупостей. У нас ваш босс, выводите девушку.

После этого он пнул Савельева кулаком в бок и тот подал голос:

— Женя, это я. Выводи девчонку.

Обмен состоялся — связанного скакалкой Плешивого вытолкнули из машины, а на его место запрыгнула весьма недурно выглядевшая Кристина.

— Кристинка!

— Оксана!

Пока на заднем сиденье плакали, целовались и выкрикивали что-то нечленораздельное, Максим гнал машину к дому. Теперь, когда Кристина оказалась на свободе, им предстояло о многом поговорить. Но, прежде всего, ей надо сообщить о смерти бабушки. И это будет самое тяжелое.

— Это все из-за меня, это все из-за меня, — плакала Кристина, по-детски вытирая кулаками слезы. — Какая я дура, зачем я все затеяла! Хотелось другой жизни, чего-то нового, необычного. Денег, наконец! Я должна была начать поиски родителей. Но бабушка…

И она разрыдалась.

Максим и Оксана терпеливо ждали, пока девушка придет в себя после шока, вызванного страшным известием. Оксана периодически вытирала платочком лицо подруги. Когда первый взрыв горя немного утих, Печерников решил, что можно потихоньку приступать к расспросам.

— Кристина, расскажи, что все-таки с тобой происходило, почему тебя похитили «белые маркетологи»? И что за история с у-шу?

— Даже не знаю, как объяснить. Короче, я с ОБМ сначала рассорилась, потому…

— Мы знаем почему, — прервала ее Оксана. — Я повторила твой подвиг.

— Зачем же ты туда полезла, глупая?

— За тобой. Вот ты зачем полезла, объясни?

— Да говорю же — дура была. Ну а потом мне пришла в голову одна идея. Ведь у «белых маркетологов» мощнейшая структура распространения. А распространяют они все время какую-то сомнительную продукцию. Я и подумала — хорошо бы им дать в руки что-нибудь действительно полезное, ценное.