Уайклифф и последнее жертвоприношение - Джон Берли

На лодке-доме никого не было видно, но из закопченной трубы шел дымок. Ферма казалась заброшенной и пустой, но где-то там должен околачиваться дежурный констебль. Это на тот случай, если Винтер все-таки надумает вернуться домой. Уайклифф был не в том настроении, чтобы улыбнуться от такой мысли…

И из печной трубы в Трекаре вился дымок. Щиты, которые поставила полиция вокруг места убийства викария, еще стояли вокруг ворот.

Уайклифф прошел сквозь буйную поросль тростников к болотцу. Башенка стояла, словно немой укор его небрежности…

Чем ближе он подходил к своей цели, тем более идиотским ему казался собственный план.

Но все-таки он проник в башенку и стал подниматься по спиральной лесенке. Запертая дверь остановила его ненадолго — он снова прибег к трюку с проволочкой. Минута — и он был уже внутри, и тут ему стало спокойнее. Сейчас тут было еще темнее, чем утром, и очертания предметов едва можно было различить. Уайклифф выволок из своего рюкзака фонарик и обшарил его лучом все помещение.

Нет, ничего не изменилось.

Он заранее решил, что станет делать. Прежде всего надо разжечь масляную лампу и печку. Он предполагал, что здесь найдется некоторый запас масла — так оно и было.

Лампа, которую приволок сюда Винтер, была бы настоящим антиквариатом, если бы не ее уродливость — двойной рожок и розовые плафоны на медной подставке… Гадость. От лампы исходил тусклый свет, которого хватало ровно настолько, чтобы с грехом пополам высветить эту клетушку. Впрочем, масляная печь повела себя весьма покладисто, не стала вспыхивать, бухать, бахать и скоро разогрела здесь воздух до терпимой температуры. Появилось некоторое ощущение уюта.

Уайклифф разложил содержимое своего рюкзака на столе: пару банок пива, кусок сыра, батон хлеба, плитка шоколада, бутылка воды и мобильный телефон — самое важное.

Ну что ж, половина восьмого. Он поглядел в узкое оконце. Небо снова затянули облака, насколько хватало взгляда. Скоро и дождь, пожалуй, пойдет. И стемнеет. Самое время.

Глаза его привыкли к темноте, и он мог уже разобрать изображения на облупленных панно — вот деревья, а вот женщина в развевающемся платье. На потолке тоже было что-то изображено в этом роде, но уж этого он разглядеть не сумел.

В потолке был люк, который, очевидно, вел наверх, под купол, где и обитали летучие мыши. Уайклифф спросил себя, каким это образом Винтер туда забирался, но потом сообразил, что потолок тут невысокий, и если встать на стол, то долговязый человек, вроде Лоуренса, вполне сможет влезть в люк.

Ему тут стало нравиться. Уайклифф часто ощущал, что имеет много общего с отшельниками, готовыми уединиться в глухом углу и не иметь с миром никаких дел…

Уайклифф просмотрел книги Винтера — тут были биографические очерки, журналы и прочее. На некоторых из них Уайклифф заметил новую обложку — своего рода попытка начать новую жизнь старой книги…

Потом он перешел к обыску комнаты. Это была задача не из трудных. Искомое обнаружилось почти сразу же, под раскладушкой, в картонной коробке без крышки. Это были исчезнувшие из церкви полусапожки Джессики, изрезанный «Церковный ежеквартальник», несколько листочков нотной бумаги и конверты.

Однако Уайклифф не стал трогать эти свои находки, а оставил стоять прямо в коробке посреди комнаты.

Все оказалось вовремя. На лестнице послышались усталые шаги. Уайклифф пригасил лампу. Казалось, прошла вечность, и не одна, прежде чем замок провернулся и дверь отворилась.

Теперь Уайклифф снова прибавил света лампе.

— А я уж начал было думать, что вы не придете…

Винтер стоял, прислонившись к двери, словно найдя последнюю опору в жизни…

— Боже мой… Ну конечно, мне следовало знать, что все так кончится…

Он прошел в комнату, спотыкаясь от усталости, и рухнул в кресло. Потом он посмотрел на коробку, выставленную посреди комнаты.

— Значит, вы их нашли?

— Конечно. Вы знали об их местонахождении, не правда ли?

— Еще бы… Я их сам сюда положил.

Уайклифф посмотрел на Винтера сверху вниз и с мягкой укоризной заметил:

— Не валяйте дурака, Винтер. И более того, не делайте дурака из меня…

Глава четырнадцатая

Было пять часов утра, еще темно и промозгло, когда Уайклифф вылез из полицейской машины на углу у своего отеля «имени Хоптона». Внутрь он попал с помощью ключа, великодушно одолженного ему Джонни Глинном. Попав в свой номер, он разделся, наскоро умылся и рухнул в постель.

Он твердо сказал себе, что через несколько часов обязан будет доказать, что его выводы неоспоримы. «Неоспоримы…» — бормотал он снова и снова, и слово это приобрело на его устах некий гипнотический ритм: «не-о-спо-ри-мы…»

Едва он успел задремать, как уже рассвело. На часах было половина восьмого.

Уайклифф спустился в столовую, где уже сидели за завтраком Люси Лэйн и Керси. Они слушали конец восьмичасовой передачи последних известий по радио.

— «…сообщается, что сегодня ночью в полицейское отделение Труро обратился человек, желающий дать показания в связи с двойным убийством Джессики Добелл и преподобного Майкла Джордана, произошедшим в Мореске рядом с Труро. Имя человека полиция не назвала, однако сообщила, что ему не предъявлено никаких обвинений и что он только помогает следствию. Вчера полиция распространила портрет Лоуренса Винтера, сельскохозяйственного рабочего, который работал на ферме у убитой мисс Добелл. Его ищут для проведения допроса в связи с этими преступлениями…»

В столовой за завтраком собралось людей больше обычного, и Керси негромко предупредил:

— Имейте в виду, за соседним столом сидят журналисты. Ушки на макушке…

Керси и Люси были подавлены — расследование явно проваливается; они прекрасно понимали необходимость солидарности в такой сложный момент, но не могли выразить словами то, что переживали в душе… Так что все трое разделывали селедку в полном молчании. Даже болтливый Джонни старался держаться подальше от них.

Они почувствовали что-то вроде облегчения, когда Уайклифф сказал:

— Ну, если все доели, то пора…

Стояло мягкое апрельское утро, в воздухе ощущался влажный ветерок — день будет хорошим.

Керси отошел к почтовому киоску за табаком и газетами, а вернувшись, пробурчал под нос:

— На меня так пялятся, словно я Дракула какой-то…

В офисе Уайклифф был таким же отчужденным.

— Что нового в деле викария? — спросил он холодно.

— Вчера я полдня провела с Кэрнау и констеблем мисс Даш за разбором бумаг Джордана, — ответила Люси. — Помимо его всяких деловых записей и переписки, нам удалось найти там только ноты и небольшие статьи на спорные богословские темы. Студенческий набор, прямо сказать. Редко встречала людей, у которых было бы еще меньше личных бумаг. В дневнике тоже абсолютно ничего нет.

Уайклифф безнадежно махнул рукой:

— Трудно было ожидать, что он станет записывать известные ему сведения. Чего ради?…

Керси попытался вернуть разговор к теме Винтера:

— Значит, по нашей официальной версии, он решил сдаться?

— Он на самом деле сдался.

— Что его все-таки заставило вернуться? — спросила Люси.

— А он никуда и не уезжал. Ему некуда было бежать, в сущности. Билет до Плимута он купил только ради того, чтобы сбить нас со следа на несколько часов. Он добрался только до Труро, а там шатался по улочкам подальше от центра и старался не попадаться никому на глаза. Вечером он вернулся в свою башенку, пешком, уже в темноте. При нем было полбутылки виски и пачка аспирина. Наверно, он решил сделать это с собой самым спокойным, приятным и безболезненным образом. И даже с некоторым достоинством. Он, видимо, считал себя обязанным так поступить…

Голос Уайклиффа был неожиданно мягок и грустен.

Керси поглядел на него с удивлением:

— Самоубийство? А вы этого ожидали от него?

— Ну конечно, этого я не ожидал! — раздраженно сказал Уайклифф. — Но когда я хорошенько осмотрел его берлогу и все обдумал, я понял, что он обязательно вернется. Вот и все. Наверно, я сам мог повести себя именно так… — он неопределенно махнул рукой. — Во всяком случае, я понимал, что он не настолько кретин, чтобы пуститься в бега.

— Но почему — самоубийство? — подняла глаза на шефа Люси.

У Уайклиффа глаза пощипывало, в голове была тяжесть. Вот ему бы не помешала пара таблеток аспирина.

— Винтер считал, что наше расследование, если будет продолжено, обязательно приведет к однозначному выводу. А он не смог бы жить после этого…

Уайклифф задумчиво передвигал канцелярские штучки по своему столу. В такие напряженные минуты ему часто недоставало старой любимой трубки и доброй затяжки ароматным табачком…