Мир закрытых дверей - С. Микхайлов

Иван окинул взором помещение от края до края. Пациенты вели себя шумно и весело. Не будь на них одинаковых больничных пижам, можно было бы подумать, что они собрались на праздник. Даже вечно хмурый и всем недовольный Гоша сидел в уютном кресле, положив ногу на ногу, и безмятежно улыбался. И старик, любивший рыгать, теперь лежал на диванчике и разговаривал сам с собой, позабыв обо всех газах своего желудка. А неподалеку пять средневозрастных мужчин играли в непонятную игру, делая какие-то странные телодвижения друг перед другом в порядке строгой очереди. И как только кто-нибудь из них портил заведенную очередность, тут же поднимался лай недовольных голосов. Иногда в дело вмешивалась санитарка и поправляла сбившуюся очередь.

Иван взирал на все, творившееся вокруг, и думал: "Где я оказался? Зачем меня поместили в этот закрытый мирок? Что я вообще здесь делаю?" И затем отвечал на свои же вопросы: "Вот сижу на стуле и гляжу непонятно на что…"

В какой-то момент Иван узрел, что усатый санитар, дежуривший у выхода, куда-то ушел. Парень встал и направился к полустеклянным дверям. В коридоре промелькнул силуэт добродушного доктора Брюсера. И Иван помедлил, остановившись перед самыми створками двойных дверей. И вдруг чья-то рука легла ему на правое плечо.

– Тебе же сказали не выходить туда! – сказал усатый санитар. Он выглядел не таким страшным, как Феликс, но рука у него была сильная и увесистая.

– Но… мне нужно в туалет, – проговорил Иван все ту же легенду.

– Ох, горе ты мое! – выдохнул санитар и подступил к дверям, но, очевидно, увидев в коридоре Феликса или еще кого-то, выдохнул еще раз, повернулся и тихо произнес:

– Иди за мной!

Иван последовал за санитаром вдоль стены до угла, затем вдоль другой стены, на которой висели фруктовые натюрморты, издевательски изображавшие то, что никогда в местной столовой не подавалось.

Санитар остановился перед неказистой дверью без ручки, вынул из кармана ключ – Ивану хватило промелькнувшего мгновения, чтобы понять, что ключ этот выглядел точно так же, как и тот, что покоился нынче за вентиляционной решеткой в душевой комнате. Санитар отпер дверь и пропихнул Ивана внутрь, проговорив:

– Только быстро!

Малюсенькая, но чистая и ухоженная коморка была оборудована унитазом и умывальником, которые разительно отличались от того, чем Ивану наравне с остальными пациентами приходилось пользоваться: никаких трещинок, жирных пятен, несмытых какашек и стойкого запаха мочи и беспомощности – вместо этого здесь была блестящая голубизна фарфора и ощущение домашнего уюта.

Как назло, Ивану совершенно не хотелось писать. Он стоял перед унитазом, но вниз не упало ни одной желтой капли. Пришлось просто спустить из бачка воду, чтобы добрый санитар услышал подтверждение того, что дело было сделано.

Затем усач запер служебную уборную и вернулся на свой пост. Иван же уселся на стул и задумался. Думал он напряженно и сосредоточенно, иногда поглядывал в сторону полустеклянных дверей, но всякий раз неподалеку оказывался добрый санитар.

– А, ты новенький! – послышалось сбоку.

Иван обернулся и увидел лысого старика, того самого, что однажды уже произносил эту фразу, но был благополучно отогнан всемогущим Феликсом. Теперь же Феликса рядом не было. И запрет на общение с другими пациентами как будто больше не действовал – по крайней мере, все обитатели клиники сейчас беспрепятственно болтали между собой, галдели и мычали.

– Я уже вовсе и не такой новенький, каким был раньше, – произнес Иван, разглядывая старика: цвет его пижамы вылинял и волнистыми потертостями напоминал модную джинсовую одежду, бледная кожа на руках и лице покрылась шершавыми чешуйками омертвевшего эпидермиса, от которых пахло старостью и лекарствами.

– А чего сидишь один? – спросил старик.

– Потому что меня наказали одиночеством, – ответил Иван.

– Одиночеством не могут наказать! В списке наказаний нет такого! – заявил старик.

– Ну и что, что нет. Да это и не важно. А вы здесь давно?

– Кто, я? – удивленно переспросил старик.

– Ну, вы, – сказал Иван.

Старик поморгал глазами, очевидно, силясь что-то вспомнить, и затем проговорил:

– Я родился в сороковом году. Но вспомнить то время не могу. И последующее время тоже вспомнить не могу. И вчерашний день у меня не вспоминается. Врач говорит, что у меня… Эх, забыл, как называется мое заболевание. Оно есть в списке.

И затем, пристально взглянув своими стеклянными глазами на Ивана, старик проговорил:

– А, вы новенький! Я вас не помню.

Иван кивнул:

– Да, да, конечно же, я новенький.

– А почему ты один?

Иван, вздохнув, проговорил:

– Да у вас склероз.

– Нет, – тут же ответил старик, – мое заболевание называется по-другому. Оно есть в списке.

– А где можно найти этот список? – вдруг спросил Иван.

Старик удивленно посмотрел на парня и сказал, словно не веря, что можно не знать таких очевидных вещей:

– У доктора есть справочник со списком заболеваний.

– У доктора Брюсера?

– Нет, мой доктор называется по-другому. Его фамилия есть в бюллетене…

Иван понял, что дальнейшая беседа с этим человеком лишена всякого смысла, но прогонять старика было не красиво – и поэтому Иван был вынужден еще пару кругов прослушать про списки, бюллетени и забывчивость, пока, наконец, старик сам не направился к другому новенькому, коих для него здесь был весь многолюдный зал.

На время обеда пациенты перенесли в столовую всю свою веселость и разнузданность, не забыли захватить с собой и шум. Трое санитаров, что стояли у стены, ничего не предпринимали, а лишь безучастно наблюдали. И только толстая повариха все ворчала и кудахтала, бегая между столами. Гоша шлепал ложкой по супу, старик громко рыгал, кое-кто махал испачканными в еде руками, а один мужичок даже начал катать шарики из хлеба, чтобы затем напасть на своего громко чавкающего соседа.

– Хватит, хватит! – закипев, прокричала повариха. – Я вам сейчас покажу, безобразники!

И она скрылась за дверью кухни. А через полминуты в столовую прибыл батальон санитаров. Пациенты вмиг замолкли и уткнулись в свои тарелки. Феликс помог успокоиться Гоше. И в столовую вернулись привычные тишина и спокойствие.

– Ох, как хорошо! – улыбающимся ртом с торчащими невпопад зубами проговорила повариха. – Теперь кушайте, кушайте, милые мои!

И все послушно ели.

Между тем санитары незаметно – передвигаясь на цыпочках – покинули зал. Ивану казалось, что только он один заметил, что надсмотрщиков в столовой вновь осталось три человека – потому что даже самые активные и непоседливые, вроде Гоши, сидели тихо и медленно потребляли специально приготовленную для них стряпню, чем несказанно радовали толстую повариху.

Вернувшись в общий зал, пациенты вновь принялись за прерванные занятия. И снова стало шумно.

Среди больных ходила молоденькая санитарка, похожая на студентку, разыскивала стариков и о чем-то говорила с ними. Со стороны это выглядело забавно: как будто она приставала к занятым людям и заставляла их отвлекаться от важных дел и отвечать на какие-то дурацкие вопросы. К Ивану она не подошла – ее интересовало исключительно старшее поколение. И всякий раз, как Иван видел ее растерянное лицо с грустными глазами, он понимал, что поставленная перед ней задача никак не решалась. Что было и не удивительно: не имея должного авторитета, она вторглась в чужое пространство, не соблюдая установленных правил, – и старики дружно игнорировали ее. И, проведя в безуспешных скитаниях еще некоторое время, девица наконец покинула зал с огорченной и злой миной на лице, потерпев полное фиаско.

Усатый санитар все так же дежурил у полустеклянных дверей.

В соседней столовой тем временем закончили звенеть посудой, протерли все столы и потушили свет, о чем свидетельствовала черная тень, нарисовавшаяся в щели под дверью. "А почему бы мне не попробовать проникнуть в коридор через столовую?" – вдруг подумал Иван. Этот план ему понравился, и он встал со стула и отправился в путь.

В столовой было сумрачно. Унылая полоса света падала на пол от приоткрытой двери, ведущей на кухню. Еще тонким белым фломастером коридорного света был обведен контур двери на дальней стене. Именно туда аккуратно и неторопливо зашагал Иван, стараясь не будить эхо, спавшее под столами. И вдруг из кухни вырвался смех поварихи, облетел стены, стукаясь о кафель, и вернулся назад. Иван присел на корточки и уже приготовился забраться под ближайший стул, но тревога оказалась ложной. И, наконец, дойдя до цели, все никак не решался дернуть за ручку и даже подумывал отправиться обратно в общий зал. Однако приоткрыл дверь и выглянул наружу.

В коридоре бродил человек в синей пижаме. Иван сразу узнал его – это был больной, которого санитары называли лунатиком, потому что он полностью оторвался от хода реального мира и обитал где-то в своих фантазиях. Лунатик зигзагом пересекал коридор от стенки до стенки. Мимо прошли два санитара – один нес ведро с водой, другой в руке держал швабру – и никто из них даже не поглядел на блуждавшего пациента.