Четыре подковы белого мерина - Наталья Труш

– Батя поможет… – Лора не сомневалась в этом.

Дома не открыли.

Мать и отчим ругались за закрытыми дверями. Лорка долго звонила, они не могли не слышать, но даже не подошли, не спросили. Закрылись на задвижку, чтобы Лорка не могла открыть своими ключами.

Лорка знала, откуда этот метод борьбы с ней. Мать ходила в какое-то общество, где родителей обучали общению с детьми-наркоманами. Одно из правил, которое Таня вынесла оттуда: выгнать наркомана из дома и не пускать обратно. «И, даже выйдя утром из квартиры на работу и увидев под дверями собственного ребенка, отодвинь его в сторону и уходи. Пусть знает, что дома у него больше нет. У него он может появиться снова, но при одном-единственном условии – полной трезвости».

С последним Лорка не могла не согласиться. Она все понимала: кому нужна в доме дочь-наркоманка? Она понимала. Только сама справиться с бедой не могла, а помощи ни от кого не было.

«Отец поможет…» – снова повторила про себя Лора.

Она села на грязные ступеньки, прислонилась к холодной обшарпанной стене и не заметила, как задремала.

Часа через полтора дверь в их квартиру открылась, Таня с мусорным ведром прошлепала к мусоропроводу, который находился на один лестничный марш ниже.

Лора тихонько поднялась со ступеньки и скользнула в квартиру. Она на цыпочках прошла в свою комнату и прикрыла за собой дверь.

Скандал разыгрался утром. Таня обнаружила дочь и учинила ей допрос. Лора не отвечала, и ее молчание вывело мать из себя.

– Собирайся и вываливайся из дома! – скомандовала Таня. – Хватит издеваться над нами!

– Мам, я не могу сегодня, я, кажется, заболела… Температура у меня… Мне нужно позвонить бабушке… – Лора собрала волосы в хвост, и на тощенькой ее спине под светлой выношенной пижамой, словно крылышки ангела, выступили острые лопатки. У Татьяны ком встал в горле, но она наступила на свою жалость, как учили в обществе для родителей, ведущих войну с детьми-наркоманами. «Война! До последнего вздоха! – учила зависимых родителей волевая женщина со старомодной халой на голове. – Чем жестче, тем лучше для всех! Не жалейте! Гоните из дому! Пусть земля горит под ногами, чтоб понимали, что надо в корне менять жизнь. А если не хотят – пусть умрут!»

Таня помнит, как женщины в группе рассказывали, что каждая из них в минуты отчаяния думала о своем ребенке: «Лучше б ты умер! Кольнулся так, чтоб на раз! Лучше переплакать один раз, чем рыдать каждый день!» Таня не готова была с этим согласиться, но, что греха таить, и ее такие мысли посещали, когда Лорка закатывала истерику, выпрашивая деньги, когда была уличена во лжи, поймана на воровстве.

Нет, вариант с «переплакать один раз» не для Тани. Тем более негоже проклинать своего ребенка и говорить ему: «Чтоб ты сдох!» Не по-божески это! Если Всевышний сделал ее такой, значит, так нужно. А вот отправить из дому, чтоб поняла, что с такой, какая она сейчас, Таня будет отныне бороться!

Все это она выложила Лорке. В спину. Прямо в лопатки, похожие на крылышки ангела. Она увидела, как зябко передернула дочь плечами. Ей показалось, что она издевается над ее словами. Заболела?! А кто виноват? Сама виновата! Да еще вопрос, чем заболела!!! Нечего придуриваться!

Татьяна решила выпроводить Лорку из дому во что бы то ни стало. Она позвонила на работу, извинилась и сказала, что задержится по семейным обстоятельствам.

Пока Лорка шарахалась по кухне, подогревая чай, Таня пошарила в карманах ее куртки и нашла ключи от квартиры, которые бросила в свою сумку.

Потом отправилась в кухню, стуча каблуками по кафелю.

Лорка сидела за столом и ковырялась в коробке с лекарствами.

– Ма, у нас есть аспирин быстрорастворимый? – хрипло спросила она.

– У нас – есть! – зло ответила дочери Таня. – У нас! А ты, если болеешь, могла бы сама позаботиться о таблетках!

Она нашла цветной круглый пенальчик с шипучими таблетками, вытряхнула на ладонь две штуки, кинула их в стакан с водой. Таблетки заплясали, пуская пузырьки. Лорка выждала, когда они растворятся до конца, и мелкими глотками, морщась от бьющих в нос пузырьков, выпила воду.

Потом взяла трубку домашнего телефона, набрала номер, дождалась соединения и поздоровалась:

– Ба, привет! Это я…

Послушала, слегка отодвинув трубку от уха, что в ответ на приветствие выдала Альбина Борисовна.

– Ба, ну не лечи меня! Если честно, голова раскалывается! Нет, не от этого! Простыла я! Не ори! Ба, когда папа приедет? Завтра? А во сколько? Ага, хорошо. Скажи ему, чтобы он мне позвонил. Да… Я буду ждать. Пока…

Лора положила трубку на стол, и ее тут же подхватила Таня. «Сейчас спрячет…» – подумала Лора тоскливо.

В кухню выполз отчим, Константин Ильич. Увидев Лорку, запахнул поплотнее свой сине-белый полосатый халат, скривился, кинув взгляд на жену. Она в этом взгляде точно прочитала то, что он хотел сказать: «Вот, етить, день начинается, а? Это что, я сегодня опять не… выходной?! Я давно уже не выездной! Забыл, что такое отпуск! Так теперь я и из дому выйти не могу! Уйду, к чертовой матери, в свою квартиру!!!»

Таня все это уже сто раз слышала. И от последней фразы ей становилось плохо. Если Костик уйдет в свою квартиру, это конец! Не Костика конец! Он-то один не останется. Это Танин конец!

– Полечилась?! – спросила она, скосив глаз на Костика, который заваривал себе кофе. – Пошли!

– Куда? – спросила Лора.

– Мне все равно куда! Куда хочешь! – Таня увидела, что Костик одобряет ее решительные слова.

– Ма, я болею, – прохрипела Лорка. – Я сейчас лягу, буду спать. А завтра папа прилетит, позвонит мне и все решит.

– Вот завтра и поболеешь при папе! Собирайся! – Татьяна была непреклонна, а Костик одобрительно кивал.

– Мам, а куда мне идти? – Голос у Лорки задрожал от обиды. – Это ведь и мой дом!

– Дом твой? А то, что ты обнесла этот дом, как последний урка?!! – Таня завелась и перешла на повышенный тон. Каждый ее вопль в пространстве одобрял Костик – кивал лысиной, спокойно попивая кофеек.

– …Вот и все. А дальше было все мерзко, чего я Татьяне никогда не прощу. – Павел чуть пальцы не сломал, выворачивая их. – Она выкинула Лорке куртку и сапоги. На лестницу выкинула. И ее следом вытолкала. Я бы ничего не узнал, но соседка, свидетельница этого, мне сама все рассказала. Ключи Таня у нее отняла. Лорка подобрала выброшенные вещи и поднялась этажом выше. А там – как будто специально! – она увидела приоткрытую дверь на технический этаж. Туда она и полезла. А через час Лорку нашли на тротуаре…

В жизни можно все исправить: «двойку» по алгебре, плохую стрижку, неудачный брак. Абсолютно все! Кроме того, что перестает существовать, потому что виной тому была смерть.

Глава 7

Это утро началось для Деметрия необычно. С вечера он лег спать в отдельной келье – комнатушке с низким сводчатым потолком, без света и тепла, с окном-бойницей, с лежанкой – короткой, узкой и жесткой, застеленной только домотканым полосатым половичком.

Спать лег, а глаз не сомкнул ни на минуту. Лежал, совершенно не чувствуя жесткой лежанки, и слушал, как шарабанит дождь по замшелой крыше. Мох покрывал крышу келийки большими зелеными нашлепками, которые по весне протыкали упрямые цветочные стрелки, раскрывавшиеся скоро бело-розовыми колокольцами на коротких стеблях-иголочках. Отцветая, колокольца теряли нежно-розовые лепестки, чашечки цветоносов сжимались в едва заметную красно-бурую горошину и засыхали на стеблях, как капельки крови.

В келье никто не жил постоянно, кроме древних пауков, которые шуршали по углам. Мрачное помещение использовалось исключительно для таких вот «лекарских» – по выражению матушки Аксиньи – целей, ну и еще изредка как гостевая комната. Правда, гости тут бывали крайне редко.

На одноногом столике, для надежности скрепленном рояльной петлей со стеной, в закопченном стакане стояла свеча. Она давала и свет, и тепло. А еще на свече можно было подпалить кусочек хлеба, посыпанный солью, подогреть воду в железной кружке. Матушка Аксинья говорила: «Свеча расскажет тебе, как мало человеку надо для того, чтобы ему стало хоть чуточку лучше: светлее, теплее, сытнее».

Деметрий запалил свечу, придвинул к свету камень, который стоял на столе, и мысленно сказал ему: «Ну вот, нам осталось быть вместе одну ночь. Сегодня ты выслушаешь мою последнюю исповедь, потому что я для себя все решил: я завтра иду к горе Спасения и Жизни, и сегодня я скажу тебе самое главное, о чем боялся даже думать все это время…»

Димка все-таки уехал. Не в Америку, о которой мечтал, и даже не в Сибирь, которая поближе.

– Мам, я прочитал про монастырь, на границе Ленинградской области и Карелии находится, – начал он издалека. – Там скит есть. В нем живут такие, как… я.

– Дим, так ведь туда с верой, наверное, надо…

– А я с верой.

Димку поддержал Гронский. Оказывается, он тоже знал про этот монастырь и его странных насельников. Монастырь – женский, а скит – мужской. Гронский погладил Димку по голове, как маленького, и одобрил: