Слева молот, справа серп - Михаил Шахназаров
- Категория: Проза / Русская современная проза
- Название: Слева молот, справа серп
- Автор: Михаил Шахназаров
- Возрастные ограничения: Внимание (18+) книга может содержать контент только для совершеннолетних
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Михаил Шахназаров
Слева молот, справа серп
(Сюжет романа основан на реальных событиях.)
© Михаил Шахназаров, текст, 2013
© ООО «Издательство АСТ», 2013
Андрей водил карандашом по тетрадному листку, старательно вырисовывая женскую грудь. Изобразить цельную фигуру Марьин пробовал, но графитовые дамы получались до безобразия сюрреалистичны. Груди удавались лучше. Даже в состоянии жутчайшего похмелья. Андрей справлял свое тридцатилетие всю рабочую неделю. Многие поражались, как этот худощавый блондин среднего роста вмещает в себя столь внушительные объемы спиртного. Коллеги интересовались секретом удивительной стойкости. Марьин говорил о сибирских корнях и необходимости в регулярных тренировках организма.
У окна на ветхом стуле покачивался Роман Хузин – высокий, хорошо сложенный голубоглазый брюнет с заостренными чертами лица и ямочкой на волевом подбородке. Внимательно наблюдая за полетом жирной мухи зеленоватого перламутра, он с ленцой обмахивался газетой. Сделав несколько кругов над гипсовым бюстом Ленина, животное приземлилось на лысину Ильича и принялось сучить мохнатыми лапками. Рома медленно сложил втрое свежий номер «Молодежки». Удар вышел хлестким и метким. Марьин вздрогнул, сломал карандаш и, состроив гримасу неудовольствия, покосился на друга. На лбу статуи проявилась выпуклая клякса черного ливера. Газета полетела в мусорник.
– Глянь, Андрюша! – Хузин с гордостью развернул бюст лицом к Андрею. – Это тебе не сиськи корявые попусту малевать. Вот оно – искусство! Композиция называется «Муха Ильича». Смотри, Владимир моментально стал выглядеть живее. Живее всех живых… А то чересчур он унылый какой-то, – вздохнул Рома. – Чересчур он белый и правильный. А еще говорят, что мухи – безмозглые паразиты. Умные они. Знают места правильной посадки. Мусор, дерьмо, сласти и прочие отходы жизнедеятельности.
– Рома, вытри, а… Вытри плешь возлюбленного Инессы Арманд. Это же сразу две статьи УК. Печатным органом ЦК ЛКСМ Латвии ты испохабил башку тотема мерзким паразитом. Сейчас заглянет какой-нибудь сексот, и у нас будут проблемы. Вытри, Ромочка.
– Времена другие, Андрюша. Оттепель на дворе.
– Временно это все. Сегодня оттепель, а завтра – снова лютые морозы. Закрутят гайки и любым поступком в нос ткнут.
Говорил Марьин тяжело, с расстановкой. Несмотря на регулярные тренировки организма, похмелье он переносил тяжело. Виновата была привычка мешать с водкой все – от пива до ликера «Мока». Андрею принадлежало такое изобретение, как коктейль «Карабас». По его словам, «белая», смешанная с лимонадом «Буратино», усиливала скорость впитывания алкоголя в кровь.
– А может, это была паразитка, Андрей? И пыталась отложить личинки на гипсовый череп вождя. Но я предотвратил злостное надругательство. Спас лысого от мушиного гнездовья. От выводка, который бы окончательно засрал лоб вечно живого, – продолжал актерствовать Рома.
Тяжело вздохнув, Хузин смачно плюнул на полусферу и протер скульптуру скомканным листом бумаги.
– Рома, давай начнем писать про лососей. Про благородных и полезных высшему обществу рыб. Главный уже начинает злиться. Я понимаю, что тебе херово… понимаю. Мне самому невмоготу.
– Когда творцу невмоготу, он просто обязан не писать. Что сказал Толстой? Не можешь не писать – не пиши! А что ты сейчас чувствуешь, Андрюша?
– Я чувствую, как в моей голове совокупляется пчелиный улей. Вернее, два. По одному в каждом полушарии. У меня в башке пасека, Рома. Пчелиная оргия у меня в черепе. Я, в отличие от тебя, даже муху прибить не в состоянии. А ты все шутишь. Все потому, что в твоей башке ферментов, расщепляющих алкоголь, осталось больше, нежели в моей. Если бы можно было купить эти ферменты, – мечтательно выговорил Марьин, – я бы закачал их себе в мозг и бросил пить. Давай хоть подзаголовок сочиним про лососей. Ром, ну пожалуйста…
– Улей в твоей башке жил всегда. Даже в период младенчества. Твоя мама всегда упоминает, каким ты умненьким мальчиком рос. И до сих пор ошибочно считает, что рос ты всем на радость. А знаешь, почему в твоей голове всегда был улей? Я отвечу. У тебя не мозги, Андрюша, у тебя настоящие медовые соты. Прими как искренний комплимент. Ты родился пухленьким, голосистым, розовожопым и до безграничности толковым. И с каждым годом сот становилось все больше и больше.
– Рома, заткнись…
– Нет, я продолжу. Твоя голова начала пухнуть от этих бесчисленных ячеек, и ты полюбил спиртное. Не сразу, конечно. Не как чукча с первого глотка, с дебютной рюмахи. Но полюбил сильно, отчаянно. И стоит заметить, во благо профессии. Подшофе у тебя мысли и строки намного удачнее. Просто сейчас в твоих полушариях начинает бродить древний напиток русичей «медовуха». Уже к вечеру мы плеснем на твои мозговые соты новой закваски. Они зашипят идеями, мыслями, новыми фразеологическими оборотами. По ценности я бы сравнил твои мозги с прополисом. Только, ради бога, не обижайся.
– Рома, умоляю! Хватит паясничать! Давай начнем писать. Не о розовожопых младенцах, сотах, улье, а о красной рыбе, о лососе. И потом… Не нужно сравнивать мои мозги с прополисом. Прополис – это пчелиный кал.
Скрестив ладони на затылке, Рома вновь принялся качаться на поскрипывающем стуле. Кабинет наполнился треском и жужжанием. В окно влетела «соплеменница» погибшей. Через пару минут Хузин с выражением прочел:
У лосей сосет лосось,У лосося лоси,Под сосной сосет ЕвсейУ грудастой Зоси!
– А что… Неплохое вступление. Отнеси главному, и мы докажем, что в СССР тоже есть безработица. Добавь капельку диссидентского – нас вышлют.
– Можно и диссидентского добавить, Андрюха. Например, так:
Все сосут, и мы сосем, не подозревая,Как заботится о нас партия родная.
– Может, хватит, а?! Ты ведь историю про Сашу Томилеца знаешь?
– Как он на спор хотел янтарной струей в ствол пушки, что у памятника красным латышским стрелкам, попасть?
– Нет. Это другая история. Я про то, как он вьетнамской студентке стишок про «слева молот, справа серп» рассказал, а потом склонял ее к сношению в туалете кафе «Верблюд». Ну и где сейчас Александр?
– Ну и где сейчас Александр? – передразнил Рома.
– В психушке, Рома, он сейчас. В самом что ни на есть настоящем дурдоме.
– Слушай, там за Сашей место с детства еще забронировано. Ему пятнадцать лет было, а он в скворечники крысиный яд подсыпал. Это же каким дегенератом нужно быть?! Воровал мышьяк, приставлял к дереву лестницу и сыпал бедным птичкам это смертоубийство. А как его поймали, кретина?! Он со стремянки во время очередной акции навернулся. Ногу и ключицу сломал. Жаль, не голову. А в руке у него пакетик с ядом нашли. Когда начали выяснять причины, по которым он птиц изводил, Саша ответил, что все скворечники уже давно заняли вороны, а дворники с ними бороться не хотят. Дебил. Кстати… А девушку с широко смотрящими на мир глазами он в сортире кафе «Верблюд» отполировал?
– Об интимной жизни рижских туалетов я не осведомлен, Рома. И я прошу… давай начнем писать про лососей.
В кабинет вошла редакционный секретарь Зоя – высокая, статная шатенка с короткой стрижкой. Бывшая манекенщица «Ригас Модес», сказавшая «нет» легкому поведению и алкогольным коктейлям. Их роман с Хузиным, состоящий из сплошных разрывов, с интересом и потаенным злорадством обсуждала вся редакция. Последняя размолвка обернулась скандалом. Рома остался ночевать у возлюбленной. Вечернее пиво повело атаку на дамбы организма к восьми утра. Выйдя из туалета, Хузин увидел перед собой вялую пожилую женщину в бигудях – у Зои гостила бабушка из Ленинграда. Трусы Романа остались в спальне; создавая интим, они затемняли абажур торшера. Прикрывать срамное место ладонями Хузин не стал. Открытый человек… Вытянув руки по швам, он кивнул головой в приветливой улыбке:
– Вы так похожи на сестру милосердия… В ваших глазах любовь, сострадание ко всему миру и нежность. Доброе утро, сестра.
– А вы похожи на великовозрастного идиота. Тоже мне, Распутин, – хмыкнула пережившая блокаду бабушка Зои.
Войдя в кабинет, Зоя поморщилась, демонстративно помахав перед носом ладошкой. Пожелтевшие лопасти крутящегося под потолком вентилятора лениво смешивали запах сигаретного дыма с флюидами перегара. Андрей резво наворачивал ушную серу на колпачок авторучки. В открытое окно рвался гудок прогулочного кораблика, слышались крики чаек.
– Зоюшка! – воскликнул Рома. – А я как раз к тебе идти и хотел. Мы статью новую пишем, Зоюшка. Статья о мощнейшем прорыве в области размножения рыб семейства лососевых. И я хотел у тебя совета испросить. Ты ведь для меня и муза, и главный критик. Только что я в муках закончил писать вступление. Как тебе такой вариант? – Придав лицу серьезное выражение, Рома сощурил глаза. Вытянутая ладонь взметнулась к потолку: