Слева молот, справа серп - Михаил Шахназаров

За оставшуюся до прихода Шнапсте неделю в редакции произошло ЧП. Заведующая отделом пропаганды Люда Семагина приобрела по блату румынский гарнитур. Обещали финский, но его за полторы штуки выкупил какой-то хлопкороб из Узбекистана. Отметить покупку Люся решила в отделе спорта. Это было самое прокуренное помещение во всей редакции. Говорят, такой пьяной ее не видели даже супруг и любовник. Семагиной захотелось танцев и фейерверка. Бенгальских огней и хлопушек не нашли. Запалив подшивку газет, ответственный работник взобралась на стол. Отплясывала в дыму канкан под матерки и аплодисменты. Спортивные аналитики хлопали, восхищаясь розовыми трусиками и упругими ляжками. Кто-то заливал подшивку пивом. Наутро о дебоше пироманки доложили Матвеичу.

– Мало тебя, Люська, в детстве драли, сучку эдакую!!! – орал главный.

– Зато сейчас дерут – любая обзавидуется! – не выдержала Люся.

Рому с Андреем новость огорчила. Скорая огласка истории со Шнапсте могла вывести Матвеича окончательно, и в этом случае террора не избежать. В последнее время главреда все чаще можно было видеть трезвым. Это вызывало тревогу. Не употребляли в редакции всего несколько человек. Абик Цейтлин бросил прикладываться после гепатитных страданий, тут же удостоившись клички Подсолнух за черную шевелюру, худое лицо и желтую кожу. Василия Рощенко спугнул инфаркт. Не обширный, но достаточно внушительный. Красавца Роберта Зиле предупредила горкомовская теща. В Игоря Борейко и Наташу Ракину больше просто не лезло. Заместитель главного редактора Иосиф Шиндельман не хотел пойти стопами двоюродного брата – украинский родственник упился до белой горячки, а потом и до ЛТП, в котором клепал деревянную тару для подсолнечного масла.

Звонок от Шнапсте раздался ясным утром вторника. На лице снявшего трубку Марьина появилась гримаса ужаса. Рома, сообразив, кто звонит, напрягся и закурил:

– И что же сказал несчастный халдей?

– Спросил, будем ли мы завтра. Резко так бросил: «Ждите, суки!»

– Суки… сам он сука. Тупая и доверчивая. А голос у него как? Голос в норме?

– Как у Левитана, бл. дь, в начале войны у него голос! Злобно-трагичный. Мы с тобой, Рома, как настоящие коммунисты. Придумываем проблемы, а затем стараемся их решить. И заметь… часто коммунисты придумывают неразрешимые проблемы.

– То есть не вырос у Гвидо причиндал, – задумчиво изрек Хузин. – Не рвет он трусы и молнии его «вранглеров». Не восхищает статью своей жену и любовниц… Ничего, Андрюша. Завтра врубаем план «Б».

– Может, расскажешь о плане «Б»?

Рома начал медленно излагать. В эти минуты он походил на опытного военного стратега. Андрей внимательно все выслушал и закричал, что не хочет в тюрьму. Оттуда он не увидит жены и катающейся на деревянной лошадке дочери. Провозглашал, что деньги в жизни не главное. Особенно не свои и безнадежно утраченные. Рома достал из шкафа теплую бутылку «Столичной» и рюмку. Дал закусить конфетой «Коровка». Андрей немного успокоился и погрузился в себя. Взяв лист бумаги и карандаш, занялся рисованием. Груди, как всегда, удались.

Прихода Шнапсте ждали, словно комиссию из ЦК ВЛКСМ. Ровно в одиннадцать Гвидо рванул дверь кабинета. Так выглядит боксер-неудачник, живущий мечтами о реваншах. Поэт, потерявший надежду на встречу с музой. Бывший алкоголик, отчаявшийся найти счастье в новой жизни без водки. Красные глаза, неприятная одутловатость. На мятой рубашке поблескивало сальное пятно. Рома вскочил со стула:

– Гвидо! Ну наконец-то! Йохайды! Гвидо, мы вас просто обыскались!

– Ну, во-первых, здравствуйте, товарищ Хузин. А во-вторых, сразу же перейдем к делу.

– Конечно же. Давайте сразу к делу.

– Обштопали, как пацана! Как последнего идиота, развели на мякине! Выудили преступным образом пятьсот кровно заработанных рублей! И где ваши драгоценные сантиметры, которым должна обрадоваться даже бездушная линейка?! Где мифический результат?! Думаете, все это сойдет с ваших нечистых рук? Не-е-ет. Не на того вы нарвались, товарищи писаки. Ваша карьера будет такой же короткой, как мой пенис. И мне уже не стыдно говорить об этом вслух.

– Гвидо, давайте для начала вы успокоитесь. А затем я вам все объясню. Мы вас действительно обыскались, Гвидо. Вы ни телефона не оставили, ни адреса.

Рома уверенно входил в образ.

– А что, в Риге не работает справочная телефонных абонентов?

– А вы думаете, мы не звонили? Ответ был один и тот же: «Абонент Гвидо Шнапсе не найден». Мы даже товарищей из руководящего звена подключили. И все поиски оказались тщетны.

– Вообще-то, Шнапсте моя фамилия, а не Шнапсе.

Рома схватился за голову. Издал стон, которому можно было верить. Пальцы впились в густые волосы, а зубы вонзились в нижнюю губу.

– Какие же мы идиоты! Андрей, ты слышал? Я же тебе говорил, мудень, Шнапсте, а не Шнапсе! Как мы могли не запомнить столь редкую фамилию, да еще ассоциирующуюся с древним и многими любимым напитком? Мы полные идиоты, Гвидо… Но сейчас как Эверест с плеч. Как, бл. дь, Джомолунгма с шеи!

– Да хоть Эльбрус с ваших нерадивых плеч! Я не знаю, как вы, но мне кажется, что за идиота вы держите меня. Давно, давно я так не разочаровывался в людях. В некогда мною уважаемых, хочу добавить, людях. Пример для молодежи, властители дум… Хера там! Ну ничего. Годы, проведенные в каталажке, пойдут вам только на пользу.

– Гвидо, – вступил Марьин, – не нужно думать о нас так плохо. Повесить ярлык легче всего. А вот снять… я бы даже сказал, отодрать его очень трудно. Сейчас мы с Романом все объясним.

– Хотелось бы, – Гвидо чуточку подуспокоился.

Рома поднес гостю стул, свежий номер газеты и бутылку «Боржоми».

– Уважаемый, дорогой Гвидо. Давайте по порядку. Вы соблюдали режим и диету, о которых мы договаривались? Только честно. Как на духу говорите, Гвидо.

– Неукоснительно соблюдал, товарищи журналисты. Целиком и полностью соблюдал. Не имел половых контактов с женщинами, не занимался онанизмом, – начал загибать пальцы Гвидо. – Даже не пил в эту несусветную жарищу холодное пиво. И конечно же, хрумкал капусту, которую теперь возненавидел даже в голубцах и борще. Блевал от чеснока. Все четыреста прописанных прыжков голышом тоже сделаны. Жалобы от соседей получены. И уколы я вонзал в жопу по графику. Но нет! Нет этих сантиметриков!!! – вскричал Шнапсте.

– А упражнения на растяжку?

– Все тысяча двести подходов к двери и обратно мною выполнены.

– То есть ни на миллиметр ваш верный друг не подтянулся?

– Нет. Ни на микрон мой верный друг не подтянулся.

– Гвидо, а знаете, как выглядит самое большое зло на этой земле?

– Пока что самое большое зло на земле – это ваша парочка. Во всяком случае, для меня.

– Я о другом зле, Гвидо. Нет, это далеко не мы. Это не капиталистическая гидра, не падшие женщины и не деньги. Это не воры, окончательно потерявшие стыд. Самое большое зло выглядит по-другому. Это коварный прозрачный напиток, способный нами управлять. И имя ему водка! – патетически воскликнул Хузин.

– Вы хотите сказать, что я алкаш?

– Ну как вы могли такое вообще подумать? Я о пьянице. О моем друге враче, который продал мне «Барадализон-7», будучи нетрезвым. А потом позвонил и сказал, что извиняется. Что курс состоит из двух препаратов, а не из одного. Ведь мы с Андреем кололи вариант под кодом три. А семерка требует дополнения.

– Я так и знал! Еще пятьсот рублей за очередную стекляшку, но теперь с жидкостью цвета медного купороса? Еще четыреста или уже восемьсот прыжков голышом и пожирание чеснока и капусты, заправленной подсолнечным маслом? Или, может, мне давиться свеклой с маргарином? А может, репкой с майонезом или морковью с уксусом? А к херу подвесить трехкилограммовую гантелю и ходить с ней по городу?

– Ну зачем вы так?.. Препарат тримеодезин стоит дешевле, тримеодезин дает мощный эффект мышечной телескопии. Попросту – увеличения объема мышечной массы.

Шнапсте не относился к подвиду наивных дурачков. Скорее наоборот. Но все изменила встреча с Ромой и Андреем. Гвидо попал в категорию людей, исполненных надежды. Чаще других надеются верующие, бездельники, хворые и заключенные. Гвидо серьезно захворал. Он стал патологически зависим. А еще его сильно тревожила возможная потеря пяти сотенных. Приступы жадности Шнапсте переносил тяжелее ангины. Но он все равно верил. Верил, что совсем скоро ему будет не стыдно заниматься сексом при включенном свете. Он хотел удивить свою возлюбленную сюрпризом. И он все больше напоминал тяжелобольного человека.

– Хорошо, Роман. Допустим, я вам и на сей раз поверю. Потому как не совсем разочаровался в жизни. Но если не поможет и второй препарат?

– Исключено, Гвидо. Первое. Мы не станем выставлять себя в роли негодяев, подлецов и обманщиков. Второе. Мы действительно дорожим своей карьерой и не хотим отправиться в места не столь отдаленные. И наконец третье. Вы нам симпатичны как человек, и мы уже испытываем перед вами огромное чувство вины. Я говорю это искренне, Гвидо.