Трудная любовь - Лев Давыдычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жила Ольга в маленькой неказистой комнатенке. В ней стояли два хромоногих стула, стол и кровать. Привыкшая к чистоте и уюту, Ольга не любила своего нового жилища. Утреннюю зарядку приходилось делать в коридоре. Но искать квартиры поудобнее не было ни времени, ни желания. Все равно.
Маро критически осмотрела стулья, покачала головой и проговорила:
— Раздавлю.
Они обнялись с Ольгой и расхохотались, хотя Ольге было невесело, она думала о Валентине, о том, что с ним случилось, как он живет.
— А что, что мне делать? — настойчиво допытывалась Маро. — Что ему говорить?
— Будь с ним строже…
— Он меня боится, ой! Он водку пил. Я сказала: ненавижу. Он перестал. Я не поверила. Он меня домой привел. На буфете бутылка стоит. Вот, говорит, здесь она, голубушка, месяц, твоего, Маруся, разрешения ждет. Мама его сказала, что бог даст мне сто лет прожить. А Максим сказал: со мной Маруся дольше проживет… Мне стыдно…
— Пей чай, — предложила Ольга, чтобы вывести подругу из задумчивости. — Ты напрасно волнуешься.
— Совсем не напрасно. Он ведь не дружить со мной хочет. Он ведь… жениться хочет. — У Маро появилось страдальческое выражение лица. — Не знаю… — Она залпом выпила стакан, поморщилась: — Ай, сахар не положили, ну, ладно.
— Валентин где живет, ты не помнишь? — спросила Ольга.
— Свободная, двадцать четыре.
«Не очень далеко, — подумала Ольга, — минут двадцать, не больше… А что?» Проводив Маро, она зажгла настольную лампу и, не сняв платья, легла… Свободная, двадцать четыре… Недалеко от семнадцатой школы… Удивится… Можно минут за десять дойти, если идти быстро… Ну, хорошо, вот я пришла, а что буду говорить?.. Очень просто: пришла, и все… Ночью?.. Ну, и что?
Ольга покосилась на часы: одиннадцать. И не вечер и не ночь. Она встала на. холодный пол, съежилась. В окно лился голубой лунный свет. Чудесная мысль: ведь совсем не обязательно заходить к нему, можно лишь постоять у окна, пожелать спокойной ночи…
Она не бежала по улице, она шла неторопливо, наслаждаясь каждым шагом. Ведь это были шаги к нему, к светлому окну. По временам она на несколько шагов закрывала глаза и тогда ей казалось, что она летит.
И лишь когда стало тяжело дышать, Ольга заметила, что бежит. С трудом прочитав номер дома, она подошла к окну, в котором горел неяркий, видимо, от настольной лампы, свет. В двух соседних окнах темнота. Руки стали непослушными. Ольга медленно подняла руку и стукнула в стекло. Вздрогнула: стук раздался на всю улицу, сейчас сбегутся люди. Пусть, она не боится их.
За тот короткий промежуток времени, который потребовался удивленному Валентину для того, чтобы пройти через коридорчик и кухню, открыть несколько запоров и выбежать на улицу, Ольга устала ждать и думала уже идти обратно. Ей захотелось пить, и она решила, что если Валентин не выйдет, она наестся снегу, заболеет и будет лежать в больнице. Тогда-то он обязательно придет.
Звякнула задвижка в воротах. Ольге захотелось спрятаться, убежать, но, как это бывает во сне, она не могла двинуться с места.
— Откуда ты? — удивленно прошептал Валентин. — Оля!
— Я пришла, — с трудом выговорила она. — Пришла узнать… Маро была у меня и сказала…
Он стал о чем-то говорить быстро и неразборчиво, она увидела, что он без пальто, и перебила:
— Уходи, уходи, ты простудишься. Иди. Ты простудишься, — повторила Ольга. — Я не могла не прийти. Ты не сердись.
Шел легкий веселый снег.
— Иди, иди, — умоляла Ольга, — ты простудишься. Потом проводишь меня. Здесь совсем недалеко. Я минут за пять добежала.
Но Валентин не уходил.
— Может быть… — тихо начал он.
— Нет, нет, — горячо ответила Ольга, — не надо… Лучше не надо. Потом…
Валентин кивнул, но не ушел до тех пор, пока Ольга не поцеловала его.
* * *Риточка быстро вскочила со стула, увидев на пороге генерала в серой папахе.
— Разрешите? — спросил генерал густым басом. — Мне нужно увидеть Валентина Лесного.
— Сегодня ему разрешили работать дома.
— Ничего не понимаю, — когда генерал говорил, пушистые его усы шевелились. — Во-первых, дома его нет, а, во-вторых, с работы он, насколько мне известно, уволен.
— Не беспокойтесь, товарищ генерал, — с обворожительной улыбкой произнесла Риточка, — он уже восстановлен.
— Вот сорванец, скажите пожалуйста…
Риточка не сводила с генерала восторженных глаз. Он даже смутился и пробасил:
— К редактору можно?
Копытов встал, удивленно глядя на необычного посетителя.
— Лесной, — представился генерал, — сына ищу.
— Он… — Копытов был в замешательстве. — Он дома работает. Срочный материал.
— Разрешите на правах отца полюбопытствовать, за что его увольняли?
— Обстоятельства…
— Нет! Нет! — энергичным жестом остановил его Лесной. — Я пришел не просить за него. Больше всего не терплю подобных папаш. Мне важно узнать причину, в целях воспитания, так сказать.
— К чему о причинах говорить? — Копытов сразу успокоился. — Ошибка произошла. Теперь он снова в штате. Работает удовлетворительно.
Генерал не сдержал широкой улыбки, хлопнул папахой по колену и радостно произнес:
— Я из-за него шесть суток в счет отпуска взял, а он… и ведь ни строчки!
— Строчки они туго сдают, — пожаловался Копытов, — профессиональная болезнь.
— А ведет себя как?
Копытов почесал затылок, ответил:
— Невнимателен некоторым образом. Халатен. Дисциплины не хватает. Язык длинный.
— Вы посмотрите! — изумился генерал. — У сына старого служаки дисциплины не хватает! Примем меры, не беспокойтесь. А с кем он дружит? У кого можно узнать, где он?
— Пройдите в соседнюю комнату, к товарищу Полуярову, он в курсе дела.
Через полчаса редакционный «Москвич» привез генерала Лесного к дому Ларисы. Дверь открыл Валентин.
Отец и сын стояли друг перед другом. И если отец не верил своим глазам, то о Валентине и говорить было нечего.
— Валя! — сказал отец. — Ну!
Валентин бросился к отцу, обнял и поцеловал. Они постояли и, словно не зная, что делать дальше, торопливо прошли в комнату.
— Здравия желаю, — негромко произнес генерал, остановившись у дивана, на котором сидела Лариса.
— Это Лариса — сказал Валентин. — А это мой папа, Алексей Алексеевич.
— Я не знала, что вы генерал, — сказала Лариса, — Валентин всегда неопределенно отвечал, что отец у него военный.
— Своего рода хвастовство. А впрочем, он правильно поступает. Он старается быть абсолютно самостоятельным. Видите, ходит в старом пальто, в котором еще в университете ходил. Вот вам следствие самостоятельного финансового баланса, — не то шутил, не то серьезно говорил генерал, — франтов не терплю, а прибедняться зачем?.. Да, а муж ваш скоро подойдет?
— Нет, — спокойно ответила Лариса, — он в командировке.
— А ты? — генерал повернулся к сыну. — Ты когда за дело возьмешься?
— Взялся, — вздохнув, сказал Валентин.
— Наконец-то. А то меня черная зависть гложет. Полковники, майоры, капитаны дедами становятся, а я их поздравляю.
Ночью отец уехал. Расстались они по-мужски, скрывая нежность. Впервые Валентин заметил, что отец — старик, и жаль стало его. Когда поезд тронулся с места, Валентин крикнул:
— В отпуск к тебе приеду!
— Давай, давай! — ответил отец.
За стуком колес не было слышно, что еще он кричал сыну.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Из командировки Николай приехал, как никогда, радостный и возбужденный. Он даже с Валентином поздоровался за руку и сказал, показывая на рукопись:
— Вот это да! Гвоздь! И помахал кулаком.
Валентин вежливо улыбнулся. Надо было спешить, писать отчет о совещании молодых новаторов-машиностроителей.
Совещание оказалось заранее подготовленным спектаклем. Доклад Тополькова «Новаторы производства и комсомольские организации» не отвечал теме, начинался характеристикой международного положения, содержал огромное количество примеров производственной деятельности новаторов-машиностроителей и заканчивался соответствующими призывами.
Выступления участников заранее готовились в горкомах комсомола, состояли из цифр, фамилий, процентов и лозунгов. В итоге получился парадный производственный отчет. В зале царила вежливая скука. Лишь однажды совещание оживилось, когда токарь Гурьев, оторвавшись от бумаги с текстом своей речи, заговорил звонким голосом:
— Неплохо наша молодежь работает. Но областной комитет комсомола тут ни при чем. Никакой помощи передовикам, как и наша первичная комсомольская организация, он не оказывает да и оказывать не собирается. Видно ведь. Они данные собирают. А о нас только на совещаниях вспоминают. Здесь о нас и заботу осуществляют.
В своем отчете Валентин привел это выступление почти целиком. Копытов отчет забраковал и поручил Рогову писать заново.