Школа наемников - Виктор Глумов

Сути дела это, правда, не меняло — однажды Зося ро­дила четверых. К своим детенышам воспылала опять же животной любовью, прибилась к кетчерам, сама мальчишек вырастила, сама воспитала. И мальчишки начали маме помогать. Некоторые истории про весе­лую семейку Iyc слышал, и даже его они до костей про­бирали.

Все было хорошо у мальчиков, никто их поймать не мог, пока Кривая Зося оставалась в силе, а потом в уме, когда ноги отказали. Мальчики ее на себе с места на ме­сто таскали, слушались. Но никто не вечен. А если еще и пьешь, где попало спишь, с кем попало проводишь но­чи — так и вовсе... Говорили, что Зося в молодости здо­ровенной была, потом поизносилась. Померла она сво­ей смертью.

И четверняшки распоясались. Никто уже не сдержи­вал их, не направлял. Они убивали — не ради обогаще­ния, а просто так. Насиловали всех подряд, не думая, кто придет вступиться за девчонок. В общем, Рыло,

Жирному, Поросю и Упырю сказочно повезло, что с них шкуру живьем не спустили. Кетчеры уже собира­лись. Правда, поспорили, шкуру спустить или живьем изжарить. Сошлись на компромиссе: двоих освежевать, двоих сжечь. Только костер разожгли — Омега катит. Кетчеры руки в ноги и бежать, а четверняшек омегов­цы забрали на Полигон.

Братья и не заметили перемены в своей жизни. С первым прогнозом Гус ошибся — они уже сезонов пять здесь жили и умирать не собирались. По-прежне- му всё живое убивали (иногда перед этим насиловали), кого потолще — съедали. Кира почему-то не тронули, наверное, он сразу руководить взялся, напомнил бра­тьям покойницу Зосю. Сначала шли за ним покорно, как свиньи на бойню, и только у скал остатки мозга проснулись.

Добра никакого братья не нажили, да и не нужно им ни оружие, ни одежда — физической силы хватало, здо­ровья, упрямства и изворотливости.

1ус покосился на Кира: знает ли мальчишка, с кем связался? Нет, не знает. А то бы дрожал за свою шкуру. Для четверняшек Зоей понятия «союзник» не сущест­вовало.

Сейчас братья, настроенные вполне миролюбиво, пораскрывав рты слушали Iyca, а тот вдохновенно врал:

— Ну что вам скалы? Вспомните Пустошь. Мама по­койная разве хотела, чтобы вы здесь оставались?

— Мама? — удивился Рыло, самый сообразитель­ный. — Маму знал?

— Знал, знал. Кто же на Пустоши не знал Зосю-кра- савицу? Врагов у нее много было, враги ее и сгубили. А я был — друг! Еще до вашего, мальчики, рождения, помогал Зосечке всем. Обогрел, кров предоставил.

— Дядя, — просипел Порось, тот самый, в шляпе, — а мама не говорила...

— А никто детям про такое не рассказывает! — рявк­нул Гус.

Подействовало. Братья сразу оказались в положе­нии детей, и детей провинившихся. Ох, строга была Зося, крута была. Била небось смертным боем. А толь­ко так с ними и надо, теперь тем более. Показать, что ты взрослый, а они щенки. Напомнить маму. Жаль, Гус Зосю ни разу не видел, тут хорошо бы нюансы поведе­ния знать.

— Помогал мамочке вашей, Зосеньке... А потом уж встретил, когда она в тягости была. Ну, брюхата. Вами, остолопами. У нее же живот был — ходить не могла, все сидела, бедная, или ползала. Не смог я ее оставить в бе­де. Посадил к себе в сендер, домой отвез. Там до родов и жила на всем готовеньком. А как родила, меня к себе позвала и говорит: «Гус, о мальчиках позаботься».

— А? — Жирный слушал его, рот раскрыв, гладил то­пор растерянно.

Упырь молчал, глазами лупал. Этот, похоже, вовсе го­ворить не умеет.

— Старших не перебивай! — рявкнул Гус. У Кира от­висла челюсть. — А потом жизнь нас развела. Напали враги, Зосеньку я спас, а сам чуть не пропал. И больше не видел. А тут... Ну-ка топор положи! Нашел игрушку! И руку изо рта вытащи быстро! Ох, смотрю, распусти­лись вы без мамы.

Упырь вдруг заплакал. Навзрыд, размазывая слезы кулаками, как маленький ребенок. Проняло. Правиль­но, пока все правильно. Гус чувствовал себя так, будто бредет по обрыву с закрытыми глазами. Один невер­ный шажок — костей не соберешь.

— Что вы здесь сидите, а? На кого похожи? Посмот­ри! — Гус подскочил к Поросю, сорвал с него шляпу. — Ты посмотри на это! Когда мылся? Вот я тебе! — И, стиснув зубы, вцепился в сальные патлы.

Порось заверещал. Братья втянули головы в плечи, вой и рыдания Упыря стали громче. Порось мог бы за­шибить Iyca, но даже не пытался высвободиться, пока его таскали за волосы, потом за уши. Только верещал, и сквозь его крики вскоре начало прорываться:

— Дя-дя! Пусти! Прости! Дя-дя! Мы больше не буууу- дем!

1ус отпустил его и вытер руки о штаны. Четверняш­ки были морально уничтожены и готовы следовать за «дядей» хоть на верную смерть, не спрашивая, куда он их ведет. Кир хлопал глазами, открывал и закрывал рот. То-то же. Учись, щенок.

— Ладно, — ласково сказал 1ус и распахнул четвер­няшкам объятия. — Прощаю, сынки!

И снова не ошибся. С радостным воем, со слезами и соплями, братья кинулись к нему, облепили. Гус гладил спутанные волосы и твердил чтото утешительное — мол, больше мальчики одни не останутся, он их не бро­сит. Для себя он решил, что и правда не бросит четвер­няшек, оставит при себе. Они будут полезными, никог­да не предадут, не сделают подлость. А любого, кто ос­мелится Iycy дорогу перейти, загрызут, голыми руками порвут.

Поверх плеча «сынка» он подмигнул Киру. Этот то­же пригодится. Пока. До того момента, как свершится месть.

Наконец объятия ослабли. 1ус велел «деткам» умыть­ся и подошел к Киру. Омеговец глядел настороженно. Ну-с, а этого возьмем его же оружием: образованнос­тью. 1ус был на пике жизни, на вершине возможностей. Он видел дальше, чем обычно, прозревал будущее. И понимал, что Кира надо ошарашить еще сильнее. Омеговцы «мясо» за людей не считают. А сейчас мы...

— Психология, — улыбнулся 1ус. — Слышал, навер­ное, юноша, про такую науку?

Кир выпучил глаза — любо-дорого посмотреть.

— Если надавить на болезненную точку, загнать че­ловека в ситуацию, с детства привычную, он начнет действовать по шаблону. С этими скотами, — Гус кив­нул на четверняшек, увлеченно льющих друг на друга воду из фляжек, — надо только так. Жестко. Ты ин­стинктивно, — (ого, глаза у парня еще сильнее выпу­чиваются), — выбрал правильную линию поведения. Но ты слишком молод, чтобы быть у них авторитетом. А я — в самый раз. Так что теперь я им и за маму, и за папу. И они будут меня слушаться. Пока наши с то­бой цели совпадают... Ты скажешь «спасибо»?

— Тты... Меня ты не загонишь!

— Учился плохо? — посочувствовал Гус. — Или на жа­ре мозги подсохли? Я тебя не загоняю, я с тобой как с союзником разговариваю. Ты возьмешь высоту. Я убью Лекса и заберу свое. Остальных там тоже стоит пере­бить... А вот скажи, что ты можешь мне предложить в ответ на нашу с детишками помощь?

На Кира смотреть было жалко: губы подрагивают, глазки блестят, ноздри раздуваются.

— С Полигона сможешь вывести?

— Смогу, — кивнул парень, прищурившись.

— Врешь ведь. Тогда так: мы берем высоту. Убиваем тво­их противников. И я с ребятами ухожу. Ты, кстати, плохо подготовился. У Лекса лучше оружие и больше команда. Но... — Iyc сделал выразительную паузу. — И у него есть слабости. Договорились?

— По рукам. — Кир пожал протянутую руку и вдруг улыбнулся. — А знаешь, тебя бы я и правда вытащил. Не ожидал, что такое умное «мясо» бывает.

— «Мясом» меня больше не называй, — посоветовал Iyc, — а то попрошу мальчиков с тобой разобраться. А они и рады будут, так ты их достал. У них же чуть ум за разум не зашел: такой малец, а командует, будто взрослый.

Кир хмыкнул, но ничего не ответил. Успокоился вроде, уже не дрожит, и слезки на глаза не наворачи­ваются.

Четверняшки с упоением умывались, извели уже по­ловину запаса воды, но Iycy было плевать. Братья сча­стливы, а порцию счастья они заслужили. Да, он точно оставит их при себе. И тогда, под его мудрым руковод­ством, братья не пропадут, а Густав Падалыцик с такой поддержкой станет сильнее всех на Полигоне. Прекрас­но. Просто прекрасно. Судьба определенно решила воз­наградить его за неприятности последних дней.

Гус улыбнулся Киру, и омеговец отшатнулся, столько ненависти — не к нему, а к миру вообще — было в этой улыбке.

Глава 20

V ПЕЛИ

К

ак Леке и предполагал, твари были ядовитыми — его слегка знобило, Авдей ежился, Петр жаловал­ся на слабость, Орв молчал, смотрел в никуда. Может, оплакивал Ломако — Леке тоже жалел одноглазого, свет­лая ему память, хороший был мужик. А может, и Орв себя плохо чувствовал. Артуру досталось сильнее всех: он метался в беспамятстве, тонко стонал на одной но­те. Орв подковылял к нему, пощупал запястье, тронул лоб, оттянул веко.

— Ф-фязать надо. И нефти. Руки ф-фязать. Ноги ф-фязать.

Будто подтверждая его слова, Артур забился. Орв пе­рехватил его запястья, уселся сверху:

— Ф ф-вубы палку!

Авдей его каким-то образом понял, схватил полусго­ревшую ветку из потухшего костра, сунул Артуру в зу­бы. Через какоето время припадок кончился. Петр раз­вязал мешок, отобрал веревку покрепче, связал Артура так, чтобы больно парню не было, но освободиться и покалечить себя не смог.