Закон улитки - Андрей Курков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В коридорчике хлопнула дверь, и Виктор от неожиданности вздрогнул. Оглянулся. Встретился с заспанным взглядом Азы, стоявшего босиком на деревянном полу в ватных брюках и обвисшей когда-то белой майке.
– Что, жратву ищешь? – спросил Аза и, не дожидаясь ответа, тут же ткнул пальцем на зеркальный шкаф. – А вода в ведре, слева от порога.
Снова хлопнула дверь, и Виктор опять остался один. Открыл шкаф. На плечиках висели две армейские шинели, комплект милицейской формы. В левом отделении на полочках стояла посуда, кастрюли. На верхних полках лежали небольшие завязанные мешочки из белой ткани, несколько жестяных банок консервов без наклеек, литровая бутылка подсолнечного масла. Пощупав рукой мешочки, Виктор понял, что там хранятся крупы и вермишель. Ткань мешочков была плотной и шершавой, словно их кто-то накрахмалил перед тем, как использовать.
Чувство голода усилилось. Виктор достал с полки кастрюлю и пошел за водой.
50
Прошло две недели, и на их «ашорную зону» выпал первый снег.
Виктор, увидев за окном белые хлопья, воспрянул духом. Может, даже не духом, а памятью. Вспомнилась прошлая зима, прогулки с пингвином Мишей по заснеженному двору. Снег словно принес известие о переменах. И хоть перемены были только в погоде, но сразу показалось, что все только начинается с погоды, а дальше эти перемены распространятся на всю жизнь, на его настроение.
Здесь, в домике и бараке-крематории, все стало почти привычным и обыденным. Виктор привык к ночной работе, к специфическому запаху, сопровождавшему его даже тогда, когда он просыпался. Где-то рядом шла война, иногда слышались далекие взрывы и автоматная стрельба. Пролетали изредка над ними ревущие военные самолеты, вертолеты. Война шла без выходных. И так же без выходных сжигали они с Севой по ночам трупы. Иногда больше, иногда меньше. Чаще трупы приносили федералы. Приносили их в мешках или с головой, замотанной тряпками, чтобы никто не видел лица. Пару раз это были молодые женщины.
Чеченцы приходили реже. Виктор уже знал почему. Просто по мусульманской традиции погибших и умерших не сжигают. Это ему Аза уже давно объяснил. Если чеченцы кого-то и приносили, значит, человек этот был не из Чечни и они просто собирались передать его прах на родину для захоронения. Родина у этих убитых была далеко. То Саудовская Аравия, то Йемен или Турция.
В кармане накапливались какие-то мелочи. Чеченцы давали «чаевые» долларами в мелких купюрах. Федералы тоже подбрасывали мелкие баксы, но чаще дарили то часы, то золотое колечко. Виктор понимал, откуда все это берется, и золото охотно отдавал Севе. Иногда под утро, когда Аза со своим гроссбухом уходил спать, Сева доставал из-под ближнего к бараку дерева железную форму, приносил откуда-то увесистый золотой кирпич. Укладывал его в форму, а новое золотишко клал сверху и всю эту конструкцию засовывал в топку. Когда вынимал – новые кольца и перстни просто оплавлялись и добавляли «кирпичу» веса и ценности. «Зачем мне надо, чтобы кто-нибудь когда-нибудь узнал перстень или другую безделушку? – говорил Сева. – Золото и так само по себе дорогое, дороже долларов!»
Виктору хотелось задать Севе кучу ехидных вопросов. И про его планы на будущее, и как он вообще собирается отсюда, из Чечни, выбраться? Но эти вопросы портили Виктору настроение. Ведь и сам он на них не мог ответить конкретно. Время шло. Про пингвина он ничего не узнал. Про Хачаева тоже. Пару раз пытался расспросить Азу, но тот от разговоpa уходил. И смотрел при этом на Виктора с раздраженным недоверием. «Зачем тебе Хачаев?» – спросил он один раз. И Виктор не ответил. Рассказывать Азе о пингвине Мише не хотелось. «Надо ждать, просто долго ждать, – твердил себе Виктор в такие моменты. – Крематорий – это его бизнес. Не может быть, чтобы хозяин никогда не появился на своем "производстве"!»
И ждал, то есть просто жил, работал, ел и пил из эмалированных мисочек, ранее принадлежавших какому-то детскому садику. Эта посуда даже радовала его, не столько напоминая о собственном детстве, сколько о той ночи в Киеве со Светиком, о ночном детском садике и о ночной манной каше.
51
По четвергам у Севы настроение улучшалось. Оно и так было стабильно хорошим, но в четверг, перед «сытой» пятницей, напарник Виктора оживал вдвойне. Ночь с четверга на пятницу приносила много работы, то есть много трупов. В этот день – а заведено это было Азой еще до появления Севы и Виктора – трупы сжигали со скидкой. Насколько большой была скидка, ни Виктор, ни Сева не знали. Расчет клиенты вели напрямую с Азой. Зато клиентов было больше, а значит, и чаевых тоже.
В этот четверг Виктор проснулся раньше обычного – около двенадцати. Легли они тоже пораньше. Последний труп закончили сжигать для федералов около пяти утра. Федералы отблагодарили необычно – дали им бутылку водки и свежие российские газеты. Уставший Виктор упал на лежанку и тут же заснул, мечтая о том, как утром умоется и прочитает российские новости от корки до корки. Может, там что-нибудь и о Киеве будет. Но мечта лопнула, как мыльный пузырь. А точнее – сгорела. После первого снега в их домике стало намного прохладнее, и теперь они с Севой по очереди вставали, чтобы подбросить в свою буржуйку дров. Когда Виктор поднялся и вышел из комнаты, то увидел, как Аза засовывает в топку коридорной буржуйки последнюю свежую газету. На буржуйке в кастрюле кипела вода. Аза вослед газете втолкнул в буржуйку еще несколько коротких поленьев и закрыл дверцу топки. Потом оглянулся, посмотрел на Виктора. Кивнул и потянулся рукой к килограммовому пакету соли, лежавшему рядом на полу. Раскрыл пакет и высыпал всю соль в кипящую воду.
Виктор подошел ближе и с тупым удивлением уставился на кастрюлю. Голова только начинала работать, а потому понять, зачем на кастрюлю воды надо высыпать целый килограмм соли, Виктор не мог.
Аза тем временем поднялся, сходил в свою комнату и принес оттуда пачку белых матерчатых мешочков, вилку и еще один пакет соли. Высыпал в кастрюлю и второй килограмм, потом бросил туда мешочки и вилкой притопил их в кипящей воде.
– Это что, бульон будет? – пошутил Виктор.
– Нет, – совершенно серьезно ответил Аза. – Зима будет, уже вон холодно. Скоро к нам мыши придут, а чеченские мыши в сто раз злее русских. Будут наши запасы искать… А соль они не любят…
Аза снова принялся размешивать в кастрюле кипящие мешочки. Поднял глаза на Виктора.
– Ты с него, – он кивнул в сторону их с Севой комнатки, – пример не бери! Он – жадный. Думает, я ничего не знаю… Ну ладно, ладно…
И Аза замолчал, так и не сообщив Виктору, что он знает о Севе.
Виктор вышел во двор. Небо отливало светлой синевой. На земле лежал снег. Свежий воздух пахнул лесом, словно кто-то обработал дезодорантом все окрестности их барака-крематория.
Новость о сгоревших газетах Севу не огорчила. Во двор он вышел с улыбкой на лице, и эта улыбка, как уже было известно Виктору, сотрется только усталостью и только под утро.
– Сто грамм хочешь? – весело спросил Сева.
Виктор отрицательно мотнул головой. Водки ему не хотелось. Хотелось, наоборот, продлить ощущение бодрости, продлить чистоту воздуха, чтобы можно было им дышать еще долго.
– Ладно, – Сева махнул рукой, – в здоровом теле – здоровый дух! Потом выпьем! У меня, кстати, через три дня день рождения!
– И сколько тебе стукнет? – поинтересовался Виктор.
– Девятнадцать.
– Молодой еще! – у Виктора вдруг появился снисходительный тон.
– Ну и что? – улыбка на лице Севы стала на мгновение ехидной. – Зато это я тебя, старого, учу, как здесь работать и жить! И заработал здесь столько, сколько тебе и не снилось!
Виктор решил в спор не вступать. И действительно, подумал он, возраст никакого значения на войне не имеет. Это Аза записывает годы рождения сожженных трупов, да и то вряд ли эта бухгалтерия кому-нибудь понадобится!
Солнце зашло за ближайшую гору около шести вечера. И тут же, как по свистку, Сева и Виктор отправились к крематорию. Надо было «прогнать» огонь по трубам, прогреть топку, подготовиться к приему клиентов. Аза придет позже со своим гроссбухом. Сначала придут другие. Те, кто, возможно, с таким же нетерпением, как и Сева, ожидал захода солнца.
Через полчаса огонь уже гудел в трубе-крематории. Несколько горящих свечей освещали слабым светом внутренности барака. Сева еще разок с фонариком в руке обошел датчики давления газа, подкрутил большой «прощальный» вентиль и вышел на свежий воздух покурить. Виктор задержался возле гудящей трубы-печки. Тепло только-только пошло от нее, и это тепло приятно пронизывало эмчеэсовскую куртку, грело руки, лицо. Еще минут десять, и станет по-настоящему жарко. Потом можно будет отойти метра на три в сторону и снова наслаждаться «умеренным», приятным теплом.
