Ифтах и его дочь - Лион Фейхтвангер

— Хватит! — окончательно потерял терпение Ифтах. — Всем известно, что ты — трус! Замолчи и не раздражай меня!

Шамгара действительно переполнял страх. Вот он стоит перед Ифтахом, и не может противостоять неукротимой самоуверенности этого человека. Но он не должен думать о себе, сейчас важно предотвратить братоубийственную войну в Израиле. И он справился с собой.

— Ты должен поблагодарить Ерана, — упрямо твердил он. — И ты сам это знаешь. Он пришел сюда как посланец Господа, чтобы принести тебе победу. Оскорбив его, ты оскорбляешь Господа.

В предупредительном жесте Ифтах вытянул руку.

— Мне следовало бы наказать тебя, как я это однажды уже сделал, горячился он. — Но ты привез ковчег на поле боя. И я пощажу тебя.

Ифтах поднял с пола свое знамя, угрожающе помахал им перед Шамгаром.

— Убирайся прочь! — закричал он.

В эту ночь Ифтах с самим собой держал военный совет.

Если уж он не попросил прощения у Ерана, он должен был бы, по крайней мере, вернуться на юг, чтобы принудить царя Нахаша, на стороне которого больше не было никакого Башана, к битве и заставить его подписать мир. Эфраимитам потребуется месяц или даже больше, чтобы подготовиться к нападению, и до этого срока ему надо было покончить с аммонитами.

Но он чувствовал, что-то мешает ему. Ифтах не снялся с места и оставался на берегу реки Ябок у Пенцеля. Единственное, что он заставил себя сделать — послал гонца к художнику Латараку с просьбой изготовить ему новое знамя.

X

Еран разбил лагерь у Бет-Набы, маленького местечка к югу от Ябока, по дороге в Мицпе. Очевидно, он не думал возвращаться до тех пор, пока Ифтах не признает его доли участия в победных торжествах. Шамгар тоже оставался в районе Ябока. Он продолжал вести переговоры с эфраимитами. Еран объявил, что готов забыть нанесенное ему оскорбление, если Ифтах пригласит его вместе с ним прибыть в Мицпе.

Разум Ифтаха требовал принять условие Ерана. Оно не было дорогим искуплением за допущенную Ифтахом грубость. Гнев и досада разъедали рассудок Ифтаха. Он ничего не ответил на предложение Ерана. Наоборот, вопреки всем военным соображениям, решил остаться на Ябоке до полнолуния. Тогда истечет срок, установленный эфраимитам. Он и сам не знал, что сделает, если они не покинут страну. До полнолуния оставалось три дня.

— Эфраимиты ещё не выступили? — поинтересовался Ифтах у своих людей.

— Нет, господин судья и главнокомандующий, — ответили ему.

Ифтах снял лагерь, возможно, с намерением двигаться в Мицпе. Но остался в районе Ябока и поселился в палатке на плоской, высокой вершине холма у Цафона, возвышавшегося над дорогой на Мицпе и бродом через Иордан. За день до полнолуния он в присутствии Эмина снова спросил у своих людей:

— Эфраимиты ещё не ушли? И получил тот же ответ:

— Нет, господин судья и главнокомандующий… Оставшись наедине с Эмином, он забегал взад и вперед, полный бессильного гнева.

— Я обещал им защиту до полнолуния, — сквозь зубы процедил Ифтах. — Но что я буду делать потом?.. Их надо убить, как диких зверей, которые угрожают стаду.

Ифтах словно не видел Эмина, он метался, как тигр в клетке и разговаривал как будто бы сам с собой. Однако Эмин заметил в его глазах маленькие зеленые огоньки и почувствовал — Ифтах обращался к нему, Эмину, своей «правой руке», Ифтах дал ему это почетное имя… «Их нужно убить, как диких зверей»… Эти слова застряли в груди юноши.

Утром после полнолуния многие палатки в лагере Ифтаха на холме у Цафона опустели. Опустела и палатка Эмина. Ифтах видел это. Прохаживаясь по лагерю, он никого ни о чем не спрашивал. С высоты холма он смотрел на дорогу в Мицпе, на брод через Иордан.

Между тем Эмин в ночь полнолуния вызвал из лагеря Ифтаха надежных людей, большей частью тех, которые состояли в войске с первых лет его формирования. Быстрым маршем отряд прошел к Бет-Набе, лагерю Эфраима. Когда рассвело, он вошел в палатку Ерана.

— Тебе приказано, — сказал он и выставил вперед подбородок точно, как Ифтах, — оставить страну. Установлен срок. Он прошел.

— Я подчиняюсь только приказам моего командующего Тахана, — ответил Еран. — Он послал меня спасти вас от аммонитов. Я сделал это. Когда я смогу отвезти моему командующему причитающуюся от вас благодарность, я вернусь назад за Иордан.

— Если ты немедленно без разговоров не снимешь свои палатки и не перейдешь через реку, — сказал Эмин, — причитающуюся благодарность получишь от меня.

— Убирайся вон, болтун! — рассердился Еран. — Иначе я покажу тебе, как мы расправились с аммонитами.

Вскоре люди Эмина и люди Эфраима встали друг против друга, грозя кулаками и мечами, обмениваясь оскорблениями. Эмин собирался выгнать эфраимитов за Иордан без кровопролития. Но вскоре пролилась кровь, а перестрелка превратилась в битву. Противники были равны по силам. Еран командовал тринадцатью сотнями. У Эмина людей было не больше, он не хотел иметь преимущество. И в военном искусстве его люди не превосходили врага. Но эфраимиты, растерявшись, не успели подготовиться к бою. Они храбро защищались, но многих убили. Опьянение битвой охватило обе армии. Они яростно сражались, убитых было без числа. Самого Ерана вскоре не стало. Его люди испугавшись, что он убит, пришли в замешательство и побежали. Воины Эмина преследовали их, а эфраимиты бежали на север, к броду через Иордан у Цафона. Ифтах со своего холма видел, как они приближались. Их было уже немного. То, что происходило внизу, больше не было битвой. Преследователи убивали бежавших.

Ифтах радовался, сопереживал своим людям в их яростной и счастливой погоне. Но в то же время понимал: все, что происходит сейчас внизу, недостойно и вообще глупо. Там, внизу, сеяли семена зла. Он должен встать перед своими людьми и защитить побежденных. «Не будь сыном своего отца, Ифтах! — кричал его внутренний голос. — Не позволяй своему самолюбию властвовать над собой! Положи конец этой бессмысленной и опасной затее!..» — Но где-то ещё глубже в душе копошился не покидающий его червь: «Дай волю своей радости! — сладко нашептывал он. — Будь свободным, будь человеком пустыни!»

Ифтах не потерял рассудок. Трезвый разум подсказывал ему: если он не остановит преступные действия своих людей, Эфраим потребует искупления. Ему придется выдать Эмина и терпеть унижения.

Он остался на холме…

Вскоре вернулся Эмин. Его, сейчас совершенно мальчишеское, лицо светилось улыбкой.

— Твоим стадам больше не будут угрожать дикие звери, мой господин, судья и главнокомандующий! — разгоряченный битвой, весело сообщил он.

Эмин исполнил желание Ифтаха, хотя приказа от него не получал. Он был чист — перед людьми и перед Богом. Ему оставалось лишь нахмуриться и строго спросить: «Что произошло там, внизу? Что вы там натворили?» И ответственность за содеянное перед Гилеадом и Израилем ляжет на Эмина. Прошел один миг, другой. Но не мог же он отрицать, что действительно выразил такое желание! Не мог он бросить на произвол судьбы Эмина, ради него рисковавшего собой!

— Спасибо тебе, Эмин! — сказал Ифтах, наконец. — Ты все сделал правильно…

Эмин поскакал вниз, к броду через Иордан. Его люди хорошо поработали, но и дорого заплатили за победу. Многие полегли в битве, и теперь оставшимся полагалась награда. Несомненно, кому-то из эфраимитов после поражения удалось уползти, затаиться. Они, конечно же, попытаются пересечь Иордан, чтобы вернуться в свою страну. Люди Эмина приготовят им отличное купание.

Одну сотню Эмин поставил в караул у брода. Из его тринадцати сотен погибло больше половины. Воины не забыли своих мертвых товарищей и теперь предвкушали новую встречу с эфраимитами.

И вот появились первые сыны Эфраима. Сначала — трое. Они были без оружия. Один из них хромал.

— Мир вам, люди! — приветствовал их караульный. — Какого вы племени и что вам нужно?

Эфраимиты ответили, что они принадлежат роду Авиэзов из города Офры. Узнав, что на Гилеад напали аммониты, они забеспокоились, как обстоят дела у их родственников. А теперь возвращаются домой.

— Так-так! — ухмылялись люди Эмина. — Вы, стало быть, из рода Авиэзов и собираетесь перейти через реку.

Однако, вместо слова «река», караульный употребил слово «шиболет», что означало «небольшой, мелкий водоем», что было оскорбительным для Иордана.

— Да, мы хотим перебраться через Иордан! — повторили эфраимиты.

Караульные настаивали:

— Вода сошла, и здесь, у переправы, Иордан превратился в шиболет…

Расчёт был прост. Караульные добивались, чтобы люди Эфраима назвали Иордан шиболетом, произнеся вместо «ш» звук «с». И добились, наконец.