Отважный спаситель - Мэри Рич

Теперь Ник изолирован от всего мира. Он бросил взгляд на сарай, где находились лошади. Даже если бы он захотел сейчас изменить свое решение, было уже поздно. Ник вздохнул, внезапно остро ощутив свое одиночество. Он вырвался из капкана, но лишь как волк, отгрызший себе лапу, — часть себя он оставил там.

Вьюга бушевала в течение трех дней, наметая высокие сугробы вокруг хижины. Когда пурга затихла, Ник вышел на крыльцо. Словно крот, выползший из норы, он жмурился от бликов солнца на алмазной снежной поверхности. Покормив лошадей, Ник некоторое время слонялся неподалеку от хижины, носил дрова, воду и продукты. Переделав все дела и не зная, чем бы еще заняться, он принялся читать и перечитывать книги, которые успел сунуть перед отъездом в один из мешков.

К концу недели, основательно устав от общения с самим собой, Ник оседлал Скаута и отправился в шайеннскую деревню.

Он улыбнулся, радуясь возможности снова повидаться со своей индейской семьей. Хотя Ник и не любил в этом признаваться, однако ему не нравилось одиночество. Он разговаривал сам с собой и с лошадьми. Он даже пытался общаться с семейством мышей, живущих под шкафом, но все же тосковал по человеческому голосу.

Губы его раздвинулись в улыбке, когда он подумал, как воспримут Два Пера и Белый Орел — его дед известие о том, что он женился. Может, теперь они перестанут сватать его к пышненькой Стыдливой Черепахе. Белый Орел не меньше Джейка хотел, чтобы Ник наконец остепенился.

Ник подумал о Маленьком Лисе. Сейчас ему семь лет, и, должно быть, он вырос на целый фут с того времени, как Ник видел его в последний раз. Этот маленький разбойник был как две капли воды похож на Два Пера и на самого Ника, если не считать цвета глаз. Ник подумал, что если бы у него был сын, то он скорее всего был бы таким же.

Джейк всегда говаривал, что Ник и Два Пера — как две горошины из одного стручка. Правда, Ник был на два дюйма повыше, двумя годами моложе и глаза у него были не карие, а серые.

Улыбка у Ника сделалась еще шире, когда он вспомнил, как, будучи мальчишками и попав в какую-нибудь переделку, они пользовались этим сходством, понимая, что на расстоянии их трудно различить. Белый Орел, не зная, кто из них виноват, обычно наказывал одновременно обоих.

Ник погрустнел, вспомнив про эпидемию гриппа шесть лет назад, который унес мать Маленького Лиса; убитый горем Два Пера остался с младенцем-сыном, которого нужно было растить и воспитывать. Он дал клятву, что не допустит новой потери любимого человека из-за незнания медицины белых людей. Раздосадованный тем, что индейские средства не помогли его жене, Два Пера вознамерился сделаться доктором.

Друг Джейка доктор Генри Джонсон предложил свою помощь. Ник помнил, сколько долгих часов доктор и индеец провели за кухонным столом на ранчо. Убеленный сединами и умудренный годами Джонсон и умный черноволосый молодой человек — один учитель, второй ученик — засиживались порой до утра. Когда доктор передал ему все свои знания, он похлопотал о том, чтобы Два Пера мог продолжить обучение в колледже в Филадельфии. Спустя четыре года Джон Игл — именно под таким именем Два Пера был известен среди белых — успешно окончил колледж и вернулся домой, чтобы быть полезным своему народу.

Ник нахмурился и подумал, что было бы хорошо, если бы Два Пера был с ними рядом, когда болела Саманта. Но в то время тот уезжал в деревню на севере. Ник доверял доктору Джонсону, однако он хотел знать также мнение своего дяди относительно потери Самантой памяти.

Шайеннский лагерь располагался в укромной долине к востоку от ранчо «Горная долина». Защищенные иззубренными неприступными скалами, люди чувствовали себя там в безопасности, тем более что две тропки — вход в долину и выход из нее — надежно охранялись. Ник помахал рукой часовому и дождался, пока ему был дан сигнал — можно проходить. После этого он направил Скаута по скользкой от льда тропинке к деревне.

Вигвамы, общим числом не менее пятидесяти, располагались в виде большого круга. Над ними поднимались сизые струйки дыма. В лагере ключом била жизнь.

Снегопад не остановил мужчин и мальчишек, и они устроили купание в ручье, свято веря в то, что холодная вода сделает их здоровыми, крепкими и смоет все болезни. Хотя женщины в купании не участвовали, они тоже сновали к реке и обратно, чтобы набрать и принести свежей воды. Шайенны не пьют воду, которая простояла в вигваме всю ночь, они называют ее мертвой. Другие женщины готовили на кострах, а дети и разномастные собаки носились по лагерю.

Ник уловил в воздухе запах жареного мяса, и его желудок тотчас же отреагировал на это голодным урчанием. Приветствуя взмахом руки друзей и родственников, он сумел увернуться от снежка, посланного в него каким-то мальчишкой. Ник улыбнулся, разглядев под шапкой длинных черных волос лукавую мордочку своего юного кузена. Целую неделю Ник провел среди полной тишины, и сейчас был рад услышать звуки ребячьих голосов и резвящихся рядом собак.

Остановив Скаута, Ник спешился перед самым большим вигвамом, принадлежащим его деду — Белому Орлу. Он подал голос у двери, не входя до тех пор, пока ему не позволили. Когда вождь пригласил его внутрь, Ник отвернул клапан и вошел в это просторное сооружение.

Старик поднялся на ноги и положил ладони на приветственно протянутые Ником руки.

— Хаахе, Огненная Стрела, — приветствовал Ника вождь, называя его индейским именем. — Как дела? Входи, погрейся у моего костра и поешь. Прошло много лун с того времени, как мы сидели с тобой вместе. — Широкая улыбка засияла на обветренном лице деда.

Ник прошел к яме очага в центре вигвама. Она была глубиной примерно в фут. Над ней на треножнике висела кастрюля, в которой тушилась оленина. В вигваме настолько аппетитно пахло, что у Ника потекли слюнки.

Чуть поодаль, поверх шерстяных, набитых травой матрацев, лежали толстые покрывала из бизоньих шкур. Кроме того, такие же покрывала были сложены рядом с подставками для опоры спины. С приходом зимы шкуры, украшавшие вигвам снаружи, плотно прибивались колышками к земле по всему его периметру, изнутри укладывались по земле дополнительные шкуры, чтобы холод не проникал в вигвам. Их края использовались как узкие полки, на которых располагались утварь, оружие, одежда и прочее.

Дед Ника сел, опираясь спиной о подставку, и жестом пригласил садиться.

Ник опустился рядом с дедом. Клапан двери вновь открылся, вошла полная крепкая индейская женщина и устремила карие, словно два ореха, глаза на Ника.

— Привет, племянник, — сказала она.

— Хаахе, Ташина, — поприветствовал Ник свою двоюродную бабушку, сестру вождя.