Последняя шутка Наполеона - Григорий Александрович Шепелев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, хорошо. А при чём здесь я?
– Я так понимаю, твой Дмитрий Бликов тебе уже это объяснил. Наверное, он рассказывал про Цветаеву, но ведь вы с ней – одного поля ягоды.
– Это да, – задумчиво проронила Рита и поднялась, чтобы закурить, – кладбищенской земляники крупнее и слаще нет!
Включив электрический самовар, Наташка опять насыпала в кружку кофе и положила три ложки сахара. На её лице сияло довольное выражение. Чиркая зажигалкой, Рита спросила:
– Что означала надпись?
– Этого я пока тебе не скажу, – внезапно завредничала Наташка.
– А почему?
– Потому, что мне тебя жалко. Ты говоришь – забрезжило счастье! Бери его, ни о чём не думая. А когда оно тебе надоест, мы, может быть, встретимся, и тогда…
– Послушай, Наташа, – решительно перебила Рита, – этого я понять не могу. Я не сомневаюсь, что на надгробии был указан год моей смерти. Ты говоришь, что это не так. Больше ты ничего говорить не хочешь, чтоб не испортить мне настроение. Но что может меня расстроить больше, чем смерть?
– Не надо меня пытать, – упёрлась Наташка, – если бы ты смогла применить болевой приём, как американка почти двадцать лет назад, я точно бы раскололась! Но ты не сможешь. Вдобавок, я могу ошибаться. Это – всего лишь версия. Кстати, есть ещё одна, очень интересная мысль…
Глава пятнадцатая
– Какая? – поторопила Рита, садясь за стол. Налив в кружку воду и бросив взгляд за окно, в воющую ночь, Наташка продолжила:
– Я привыкла внимательно читать книги, бросающие мне вызов. При этом читаю быстро. Между Ветхим Заветом и Новым есть параллели. Их много, но приведу лишь один пример. Авраам соглашается принести сына в жертву. Этим он подтверждает свою великую любовь к Богу, который жертву не принимает. В Новом Завете Бог соглашается отдать в жертву своего сына. Этим он подтверждает свою любовь к человеку…
– Который с радостью принимает жертву, – вставила Рита.
– Ты ошибаешься. Принять жертву не означает тупо напиться кровью. Жертву приносят ради того, чтобы примирится с тем, кому её предлагают. И принимающий жертву фактом её принятия выражает своё согласие примириться. А примирилось ли человечество с Богом, как ты считаешь?
– Это вопрос риторический, – улыбнулась Рита, – а почему Бог жертву Авраама не принял? Не захотел примириться?
– Нет, по другой причине. По милости. Милость Бога – выше законов и, уж тем более, подзаконных актов. Но я продолжу. Кладбищенской земляники крупнее и слаще нет! И райской малины, само собой разумеется. Очутившись в некоем подобии сада посреди страшного леса, ты раскрываешь источник некоей информации, да притом космического масштаба. Мало того – втягиваешь в это мужчину, хотя могла бы не втягивать. Ничего не напоминает? Всё это происходит не без посредства некоего животного, которое зовут Сфинкс. По-моему, налицо параллель Ветхого Завета уже с Новейшим, который ты написала вместе с Цветаевой. В Библии ведь не сказано, какой именно плод Ева сорвала в Эдемском саду с дерева познания.
– Так я – Бог или Ева? – уже вконец растерялась Рита.
– То, что не Ева – точно. Ведь параллельными могут быть две прямые, как минимум, но никак не одна.
– А при чём здесь Сфинкс?
– Да при том, что Еву на первородный грех толкнул Сатана, имевший вид змея. Сфинкс – это сторож смерти с женским лицом, телом льва и крыльями. Сатана, по Библии – это и рыкающий лев, и крылатый дракон, а женщина – основное его орудие.
– Остроумно, – пробормотала Рита, – но ведь он за ёлочками стоял! Как Сфинкс мог быть им?
– Никак не мог быть. Ведь мы уже пришли к выводу, что и ты никак не могла быть Евой.
– Ну, хорошо. А вот ты говоришь, Новейший Завет. Это что такое? Где ты про него слышала?
– Риточка, есть планеты, которые астрономы не видят, но точно знают об их наличии во Вселенной. Эти планеты математически вычислены. Новейший Завет обязан существовать, так как в первых двух сказано не всё. Акунин заметил, что в них, к примеру, нет практически ничего о правах животных.
После упоминания об Акунине никаких вопросов у Риты более не было. Допив кофе, Наташка ей предложила спуститься в сад. Надев телогрейки, висевшие на гвоздях, за печью, спустились. Прежде чем выйти, Рита щёлкнула выключателем в нижней комнате, чтобы свет из окна чуть-чуть разбавлял наружную мглу.
По саду кружились жёлтые листья. Стволы деревьев скрипели. Чёрное небо казалось низким и угрожающе приближающимся к Земле. Сфинкс сидел под яблоней. Ему нравились леденящие струи воздуха. Прогулявшись в кусты, две дамы пинками загнали его в пристройку и пошли спать. Не успела Рита, накрывшись толстым стёганым одеялом, закрыть глаза, как Наташка вдруг позвала с печи:
– Ритка!
– Чего тебе?
– Ты не спишь?
– Почти уже сплю.
– Тогда извини. Я просто хотела тебе сказать – всё нормально.
– Я поняла.
– Нет, правда, не думай, что у меня осталась какая-нибудь досада! Я завтра тебе скажу про твоё надгробие. Подождёшь?
– Конечно. Спокойной ночи.
В печной трубе неистово ныл и грохотал ветер. Казалось – сверху, от кладбища, приближается грузовик. Тихо стало только перед рассветом.
Спала Рита до полудня. Сон с неё спрыгнул, как ласковый и смешной котёнок. Открыв глаза, она потянулась, перевернулась набок и очень долго глядела на доски пола, между которыми были щели. Ходики тикали в тишине. В низкое окно, поверх занавесок, глядело бледное и усталое после жаркого лета солнце. С раннего детства больше всего на свете любила Рита, проснувшись, смотреть на солнечные лучи, разбрызганные по доскам этого пола сквозь кружева этих занавесок. Именно так, как сейчас. Солнышко, спасибо!
На уголке дивана лежал мобильник. Между тем, Рита помнила точно, что перед тем, как лечь, она подключила его к зарядке и положила на стол. Совершенно точно! Она проверила эсэмэски. Последняя в семь утра пришла от Наташки. Текст был таков: "Риточка, прости! Ботинки нужнее мне, чем тебе. У тебя – машина. Всё остальное можешь не проверять, ведь я – аферистка, а не воровка."
Рита заплакала. Было очень жаль дорогих ботинок и жаль Наташки. Как теперь быть без неё, без такой смешной и отчаянной? Одеваясь, она заметила, что пропали также носки. Пришлось босиком идти до забора, чтоб говорить с тётей Машей.
В саду чирикали птицы. Небо синело с неуловимой осенней грустью, но всё-таки ослепительно. Тётя Маша кормила кур во дворе.
– Здравствуйте, соседка, – сказала Рита, стараясь прятать ноги в траве, – мне опять нужна ваша помощь. Моя подруга уехала. Не покормите Сфинкса пару неделек?
Старушка глянула исподлобья.
– Ну, покормлю. Мне не тяжело. И, вообще, жаловаться не на что, разве только с деньгами туго. Пенсия-то такая, что даже стыдно сказать! Полвека
