Кровь среди лета - Оса Ларссон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У двери он еще раз оглянулся на Магнуса.
— Можешь заявить на меня в полицию, — сказал он. — Я не боюсь. Именно этого я и жду сейчас от тебя.
— Однако этого ты не сделаешь, не так ли? — спросил его Торнбьёрн Илитало, когда Ларс-Гуннар вышел за дверь. — Ведь ты будешь держать язык за зубами, правда?
Магнус кивнул.
— И если я опять услышу, что ты болтаешь лишнее обо мне или о нашем клубе, я лично прослежу, чтобы ты об этом пожалел. Ты меня понимаешь?
Магнус еще раз кивнул. Он поднял лицо, чтобы остановить поток крови из носа. Однако теперь она устремилась в горло. Линдмарк почувствовал привкус железа во рту.
— Срок договора аренды истекает в конце года, — продолжал Торнбьёрн, — неизвестно, как повернется дело, если будет много болтовни. Ни в чем нельзя быть уверенным в этой жизни. Ты член Общества охотников и должен помогать нам.
Они замолчали.
— Приложи лед, — посоветовал Торнбьёрн, указывая на раны, и вышел за дверь.
Ларс-Гуннар сидел на пороге, обхватив руками голову.
— Пошли, — сказал ему Илитало.
— Черт! — выругался Винса. — Но мой отец бил мать, ты это знаешь. И я стал таким же сумасшедшим… Я должен был убить его, отца…. Ведь, вернувшись сюда из полицейской школы, я хотел развести их с матерью. Но тогда, в шестидесятые годы, сначала полагалось побеседовать со священником. И этот черт уговорил ее остаться с мужем.
Торнбьёрн Илитало посмотрел на заросший луг за забором Магнуса Линдмарка.
— Пойдем, — повторил он.
Ларс-Гуннар тяжело поднялся.
Он помнил того священника. Его блестящую лысину, шею, напоминающую кусок свиной колбасы. Черт! Мать сидела перед ним в своем модном пальто, положив сумочку на колени. Ларс-Гуннар стоял рядом с ней. Священник улыбался, словно все это было шуткой. «Вы пожилая женщина…» — начал он. Матери тогда было всего лишь пятьдесят, потом она прожила еще тридцать. «Не хотели бы вы помириться со своим мужем?» — спросил ее священник. Она не ответила. «Ну, дело сделано, — сказал ей Ларс-Гуннар, когда они вышли за дверь. — Ты поговорила со священником, теперь можешь разводиться». Мать покачала головой. «С тех пор как вы, дети, живете отдельно, стало легче, — ответила она. — Как он будет без меня?»
Магнус Линдмарк смотрел из окна на удаляющиеся фигуры Винсы и Илитало. Потом он открыл морозильник и достал оттуда пакет с замороженным мясным фаршем. Откупорил новую бутылку пива, включил телевизор и лег на диван, приложив фарш к разбитому носу. Шел документальный фильм о карликах, несчастных калеках.
~~~
Ребекка Мартинссон решила запастись едой у Мимми и отправиться в Курраваара. Она не исключала, что останется там ночевать, с Винни она ничего не боялась. Ребекка представляла себе, как затопит баню, как войдет в реку и, задержав дыхание, окунется в холодную воду, в которой купалась, будучи шести-, десяти- и тринадцатилетней, вплоть до своего отъезда в город. Она помнила ее каменистое дно. Сейчас там ничего не изменилось: тот же берег, те же скалы и тот же прохладный ветерок дует вечерами, словно еще одно, воздушное, течение поверх потока воды. Эта река делает Ребекку похожей на русскую куклу-матрешку, год за годом извлекая из памяти ее прошлое, так что внутри взрослой женщины обнаруживается маленькая девочка, в ней — еще меньшая.
А потом Ребекка пообедает в одиночестве перед телевизором. Она включит радио и будет убирать со стола посуду. Вероятно, завидев в окне свет, в дом заглянет Сиввинг.
— Ездила с Винни на поиски приключений?
Это был Мике, хозяин кафе. Его добрые глаза плохо сочетались с мускулистыми руками, покрытыми татуировками, бородой и кольцом в ухе.
— Да, — ответила Ребекка.
— Молодец! — похвалил Мике. — Мильдред тоже любила с ним гулять.
— Я знаю.
«И вот я уже кое-что для нее сделала», — подумала Ребекка.
Тут появилась Мимми с упаковками готовых блюд.
— Не хочешь ли помочь нам завтра вечером? — продолжал Мике. — Будет суббота. Отпуска у всех закончились, началась школа, ожидается много народу. С восьми вечера, пятьдесят крон в час плюс чаевые.
Ребекка посмотрела на него удивленно.
— Конечно, — кивнула она, встретив его веселый взгляд. — Почему бы и нет?
Она вышла из кафе в озорном настроении и села в машину.
~~~
Золотая ЛапаНочью шел снег, и в сером воздухе утренних ноябрьских сумерек до сих пор летали белые хлопья. Где-то вдалеке каркала ворона.
Стая спала, сбившись в кучу в неглубоком овражке. Теперь их было одиннадцать. Только один волчонок не дожил до осени.
Золотая Лапа встала, отряхнулась и понюхала воздух. Снег запорошил все вокруг, накрыл следы и запахи своим одеялом, словно вычистил землю. Волчица тщательно ловила звуки, всматриваясь в просвет между деревьями. Она услышала, как где-то в километре от них лось поднялся со своего лежбища, и ощутила приступ голода. Золотая Лапа принялась будить остальных, давая знать о возможной добыче. Их много, и можно рассчитывать на удачу.
Лось опасен. У него сильные ноги и острые копыта, которые могут переломить волчью челюсть, словно сухую ветку. Но Золотая Лапа — опытная и смелая охотница.
Волки быстро учуяли запах и двинулись в направлении добычи. Семимесячные волчата восторженно тявкали и клацали зубами. Они уже ловили разную мелкую дичь, но в предстоящем деле им была уготована всего лишь роль наблюдателей. Щенки дрожали, сдерживая волнение; взрослые берегли силы. Время от времени волки поднимали носы и нюхали воздух, и уже одно это означало, что стае предстоит серьезное испытание. Шансов было мало, однако решительность Золотой Лапы возрастала с каждым шагом, приближающим ее к добыче. Голод усиливался.
Последнее время она охотилась с остальными, не позволяя себе самостоятельных рейдов, как раньше. Тем не менее чувствовала, что между нею и стаей будто пролегла трещина и ее уход лишь вопрос времени. Ее сводная сестра, старшая самка, держала ее на коротком поводке. К семейству вожака Золотая Лапа приближалась не иначе, как сжавшись в комок и всячески демонстрируя свою лояльность. Она поджимала хвост и лизала им морды. Золотая Лапа славилась как лучшая охотница в стае, но даже это больше не помогало. Теперь они справились бы и без нее, поэтому дни пребывания ее в стае были сочтены.
Она превосходила всех волчиц физической силой и размерами, однако не была лидером по натуре: любила охотиться в одиночку, избегала ссор и драк, предпочитая игры. В этом она являла полную противоположность своей сестре, которая каждое утро, потягиваясь со сна, с вызовом оглядывала стаю, как бы спрашивая: «Ну что, есть ли сегодня кто-нибудь, готовый сразиться со мной?» Старшая самка не знала ни страха, ни компромиссов. Остальные либо приспосабливались, либо уходили. Она не сомневалась, если ситуация требовала уничтожения противника, и учила этому своих волчат. Пока она возглавляла стаю, нечего опасаться вторжения чужаков на их территорию. Это она заставляла волков рыскать по лесу в поисках добычи или незанятых земель.
Вот и лось почуял хищников и услышал треск ветвей. Теперь Золотая Лапа бежала галопом. Снег был еще не очень глубоким, и добыча могла легко ускользнуть. Золотая Лапа оторвалась от остальных и пошла на перехват.
Волки нагнали лося через два километра. Это был еще молодой зверь. Золотая Лапа заставила его остановиться и принялась облаивать, однако не набрасывалась, опасаясь копыт и рогов. Остальные волки группировались вокруг крупной добычи. Лось топтался на месте, готовый дать отпор каждому, кто попытается на него напасть. Наконец один из смельчаков прыгнул ему на спину. Лось сбросил хищника, однако тот успел серьезно его поранить, обнажились мускулы и сухожилия. Волк не сумел вовремя отскочить в сторону, и лось лягнул его так, что тот кубарем покатился по снегу. Он поднялся на лапы и заковылял, прихрамывая. Два ребра были сломаны. Хищники попятились, а лось исчез в кустах.
Он был еще достаточно силен, и волки решили, что разумнее всего будет дать ему истечь кровью. Они возобновили преследование, однако перешли на рысь. Торопиться было некуда, скоро они настигнут его снова. Раненый волк ковылял за стаей. В ближайшее время его жизнь будет целиком зависеть от остальных. Если добычи окажется недостаточно, ему придется довольствоваться костями. А может случиться, что его сородичи уйдут слишком далеко и у него не хватит сил следовать за ними. В любом случае, когда снег станет глубже, передвижение будет причинять ему боль.
Через пять километров волки перешли в новую атаку, которую на этот раз возглавила Золотая Лапа. Она бежала впереди стаи. Но и прочие не отставали, время от времени чувствуя на своих мордах прикосновение ее задних лап. Расстояние между волками и лосем стремительно сокращалось. Запах крови ударил Золотой Лапе в ноздри, она сделала рывок и повисла на правом боку зверя. Это был опасный момент, волчица изо всех сил сомкнула челюсти и увидела, как один из ее сородичей прыгает на другой бок. Не выдержав, Золотая Лапа разжала зубы и отскочила. Вмиг ее место занял другой волк, она же, пробежав вперед несколько метров, вцепилась лосю в горло.