Расшифрованный код Ледового человека: От кого мы произошли, или Семь дочерей Евы - Брайан Сайкс

Филип пришел в неописуемое волнение. Ему казалось, что история никого не заинтересует, если не будут названы конкретные участники. Он незамедлительно по факсу переслал мне копии подписанных соглашений, которые, на мой взгляд, представляли собой стандартные бланки и ничего больше,— явно, по моему разумению, недостаточное основание, чтобы позволить средствам массовой информации вторгаться в жизнь подростка. Я сверил последовательности со списком имен и возрастом испытуемых. Совпадений было не одно, а три: в двух случаях совпадение с последовательностью Чеддерского человека было полным, третье отличалось на одну мутацию. Две совпадающие последовательности принадлежали детям, та, что совпала частично — учителю, точнее, куратору по истории, который участвовал в организации съемок в школе — Эдриану Таргетту. Я решил обнародовать имя Эдриана, но не раскрывать личности детей. Как выяснилось впоследствии, это было одним из самых мудрых моих решений в жизни. Тайком от меня Филип со своей командой по раскрутке программы устроил настоящее шоу, где Эдриана Таргетта объявили потомком Чеддерского человека перед камерами и в присутствии телевизионщиков из других программ — до них постепенно начал доходить истинный масштаб события. На другой день, когда я пошел купить газету, то не поверил глазам. История Эдриана Таргетта и чеддерского человека была во всех газетах: от лондонской «Таймс» до желтой газетенки «Дейли стар», где на первой странице обложки красовался Эдриан крупным планом на фоне своего предка. Я закупил полный набор.

За последующие дни и недели история Чеддерского человека обошла мир. Я встретился с Эдрианом на телевидении, где мы участвовали в ток-шоу. Он рассказал, как одна бульварная газета, которая славилась фотографиями женщин с обнаженной грудью, предложила ему пятизначную сумму (стало быть, не менее десяти тысяч фунтов) за то, чтобы он снялся в меховой шкуре, изображая пещерного человека. Он отказался, дорожа своей репутацией и местом учителя. А я задумался о том, что газетчики, не задумавшись ни на минуту, предложили бы и девочке-подростку позировать в таком же, а может, и еще более откровенном наряде. Даже сейчас, спустя годы, люди вспоминают историю Чеддерского человека, хотя и с искажениями. В 2000 году я выступал в Америке и говорил на совершенно другую тему, когда одна женщина задала вопрос: «Не вы ли брали ДНК у Чеддерского человека?» Неудивительно, что тогда, даже спустя недели после нашумевшей истории, мой почтовый ящик был набит битком. В большинстве писем содержались поздравления и комплименты — некоторые были написаны вполне квалифицированно и со знанием дела, например, от одного из заключенных тюрьмы Сан-Квентин в Калифорнии, который собирался обсудить эту сенсацию на ближайшем собрании тюремного кружка по изучению антропологии. Но одно письмо выпадало из общего ряда, это было письмо от лорда Бата. Так случилось, что Чеддерские пещеры располагались во владениях лорда. Он прочитал статью о нашей истории (я так и не узнал, какую именно — в «Таймс» или в «Дейли стар») и хотел знать, не приходится ли и он родственником чеддерскому человеку.

Александр Тинн, лорд Бат — владелец Лонглита, одного из самых красивых домов в Англии. Его угодья знамениты сафари-парком, где посетители могли любоваться великолепными львами и другими опасными зверями из автомобиля — не внушающего доверия с точки зрения безопасности. Сам лорд Бат, любовно называемый Львом Лонглита, был широко известен тем, как удивительно устроил свою личную жизнь. Помимо законной супруги и детей при нем состояла целая армия тех, кого он ласково называл «жёнками», причем многие из них жили прямо у него в имении. Такому человеку, безусловно, невозможно было отказать, и в следующий уик-енд я отправился к лорду. Меня провели наверх, в пентхаус, на последний этаж этого великолепного дома елизаветинской эпохи. Сам лорд Бат, шестидесятилетний господин с мальчишечьей искоркой в глазах, был одет в один из своих коллекционных разноцветных восточных халатов, которые горой лежали на совершенно необъятном деревянном столе. Он явно получал удовольствие от жизни. Пока я готовился взять генетическую пробу, он наполнил два бокала розовым вином из крана, торчавшего в стене. Позже, пропустив несколько бокалов, мы приступили к тестированию, лорд поскреб щеточкой внутреннюю сторону щеки. В течение всего утра в пентхаус заходили люди, каждому предлагалось пройти тест, на что они радостно соглашались. Лорд явно пользовался общей симпатией — к обеду набралось десяток щеточек с ДНК, а мне пора было ехать.

Вскоре мы получили результаты, которые показали (нас это не удивило), что лорд Бат и Чеддерский человек не состоят в тесном родстве. Собственно, у них не было никаких особых причин оказаться в родстве. А вот у Катберта, дворецкого, одного из тех людей, у которых я брал пробы в Лонглите, совпадение было, причем полное. Так что он мог претендовать на родословную, уходившую в прошлое на девять тысячелетий, рядом с которой пятисотлетний род Тинна выглядел жалким нуворишем. Я спросил лорда Бата, как воспринял эту новость Катберт. Не заставила ли она его задуматься о своей принадлежности к аристократии? «Что ж,— отвечал он с улыбкой,— в последнее время у него прибавилось уверенности в себе».

Теперь мы сделали все, что было в наших силах, чтобы подтвердить, что предки по материнской линии большинства современных европейцев проживали на территории Европы задолго до прихода сюда земледельцев с Ближнего Востока. Мы ничего не могли сказать о других генах, располагая только информацией о митохондриальной ДНК. На этом основании мы могли получить довольно четкую картину доисторической Европы, воссозданную на основании изучения современной и ископаемой ДНК. Это была картина не массового вытеснения охотников-собирателей ближневосточными земледельцами, а это говорило о крепкой связи современной Европы с палеолитом. Оставался только один критический довод, приведенный Кавалли-Сфорца, на который у нас не было ответа. Как бы то ни было, митохондриальная ДНК — не более, чем один-единственный ген, который может оказаться подверженным статистическим отклонениям, и это могло ставить под сомнение его представительность в качестве генетического маркера. Мне такое предположение не казалось вероятным; и все же, чтобы окончательно подтвердить нашу версию событий в доисторической Европе, необходимо было проверить наши выводы с помощью какого-нибудь совершенно другого гена.

Глава XIII

К КОМПАНИИ ПРИСОЕДИНЯЕТСЯ АДАМ

История, которую я излагаю в этой книге,— это история мира, запечатленная в гене, наиболее легко поддающемся расшифровке — митохондриальной ДНК. Можно сказать, что это весть от Евы. Изящество и простота, с которой митохондриальная ДНК позволяет прочитать запись прошлых событий, проистекают из ее уникальных генетических свойств — особенно того, что из поколения в поколение практически без перемен переходит ясно читаемое послание, в котором лишь изредка происходят изменения, по мере того, как тикают молекулярные часы и постепенно, одна задругой, накапливаются мутации.

Странно, если бы оказалось, что в других генах наших организмов запечатлена совсем другая история. Все эти другие гены сосредоточены в хромосомах клеточного ядра. По последним оценкам, их количество приближается к тридцати тысячам. Может статься, что эти тридцать тысяч разных версий человеческого прошлого ожидают расшифровки? В каком-то смысле это так, потому что все эти гены могут иметь разную историю. У каждого из них может оказаться свой, иной, чем у остальных, предок где-то на протяжении человеческой эволюции. Однако, поскольку гены ядерной ДНК медленно просачивались сквозь время, совершенно невозможно проследить их след в прошлое по известной цепочке предков таким образом, как мы делаем это с митохондриальной ДНК. Причина в том, что в отличие от митохондриальной ДНК «ядерные» гены мы наследуем в равных долях от обоих родителей. То есть митохондриальный предок последнего поколения у вас только один — это мать, при этом «ядерных» предков два — мать и отец. Это не сложно. Давайте углубимся на одно поколение. Здесь у вас уже четыре «ядерных» предка — бабушки и дедушки; а митохондриальный предок по-прежнему только один — матушка вашей матушки.

Еще одно поколение назад — в нем у вас восемь «ядерных» предков, четыре прабабушки и четверо прадедушек; а вот митохондриальный предок по-прежнему один — мама вашей бабушки по материнской линии. В каждом поколении количество «ядерных» предков удваивается. Если заглянуть в прошлое на двадцать поколений — примерно к 1500 году нашей эры — теоретически в это время у вас могло быть свыше миллиона предков, передавших вам свои «ядерные» гены. На практике число предков намного меньше, так как зачастую оказывается, что многие из этих потенциальных предков — одни и те же лица, чьи линии родства пришли к вам разными путями, непредсказуемым образом пересекаясь между мужчинами и женщинами в разных поколениях.