Осторожно, треножник! - Александр Жолковский

Но вернемся к истории с испанской леди. Особо утонченный обертон темы выражен там игрой в соблюдение/несоблюдение поэтической формы лимерика. Соблюдены лишь самые элементарные условия: стандартная 5-строчная схема AABBA, где строчки с рифмой A – длинные, а с рифмой B – короткие. Нарушены же требования, обеспечивающие маломальскую нетривиальность конструкции: рифмы A и B должны были бы различаться фонетически, а рифмующие слова внутри рифменных серий – лексически, но этого нет. Так версификационными средствами прорисована целая контрастная фигура: «элементарность, фундаментальность – si, оригинальность – no».

В сочетании друг с другом и на фоне инвариантной обсценной топики жанра и клишированных любовных коннотаций образа «страстной испанки» выявленные выше формальные конструкции складываются в довольно определенное, семантически детализированное прочтение: «давайте заниматься “этим” регулярно, многократно, и заниматься исключительно им, несмотря на банальность этого фундаментального занятия».

5 Последним рассмотрю лимерик, являющий образец полнокровного совмещения формальных и содержательных компонентов. Он известен в нескольких вариантах, в частности, таких:

On the tits of a call-girl [вар.: hooker] named Gail [вар.: a harlot at Yale]

Tattooed was the price of her tail.

And on her behind,

For the sake of the blind,

Was the same information in Braille. [вар.: She had it embroidered in Braille].

Букв.: «На сиськах девицы по вызову [вар.: дешевки], которую звали Гейл [вар.: девки из Йейла] / Была вытатуирована цена совокупления с ней. / А на ее заднице, / В помощь слепым, / Содержалась та же информация, записанная азбукой Брайля [вар.: По ее заказу она была вышита азбукой Брайля]» ( Легман 1969: 219, 433–434).

Этот текст демонстрирует многообразное карнавальное совмещение противоположностей – всего «низменного, телесного, сексуального, жестокого, продажного, обезличивающего» со всем «возвышенным, абстрактным, гуманным, культурным, эстетичным». Одни из манифестаций этих тематических полюсов достаточно прямолинейны, другие более изощренны, но поражает их богатство и густота на единицу текста.

«Продажность» и «секс» представлены проституткой и прейскурантом (call-girl, price) и ее «материально-телесными», в частности, «нижними», эрогенными зонами (tits, behind) . Помимо собственно сексуальных мотивов, «телесность» – в сочетании с «жестокостью» – выражена также образами татуировки и вышивания по живому телу. Стилистически на «низменность» работает и употребление грубой лексики (tits, hooker, harlot, tail) .

«Гуманность» проявляется в заботе об инвалидах (слепых); «культурность» – в мотивах составления текстов, обработки информации и применения специальных кодов (азбуки Брайля), а также в заказной вышивке (таков смысл конструкции: She had it embroidered… ) и в приуроченности действия к кампусу знаменитого университета (Yale) ; «эстетическую» ноту вносят декоративные аспекты татуировки и вышивания, во втором случае – еще и с элементом «традиционной женственности». Некоторой рафинированностью отмечен выбор в качестве персонажа проститутки высшего разряда (call-girl) , процедура найма которой включает опять-таки информационные процессы (call) .

Особо горячими точками структуры являются, конечно, парадоксальные схождения крайностей. На самом общем уровне это, среди прочего, двоякая природа «абстракций» – то «возвышенных» (информация, коды, забота об инвалидах), то «низменных» (цены на сексуальное обслуживание). Соединительным звеном между ними служит «обезличивающая» сущность общественных учреждений, в одном случае – проституции, в другом – системы социального обеспечения инвалидов. Кстати, взаимодействие этих институтов позволяет лишний раз подчеркнуть их «массовость». Масштабы обслуживания определяются не простым сложением, а, так сказать, перемножением двух чисел – по принципу: каков же должен быть спрос на проститутку, если для одной только слепой клиентуры требуются специальные ценники и наем вышивальщиков?!

Амбивалентности «институализованных абстракций» вторит на уровне фабульной конкретики пикантная двойственность имиджа слепых. С одной стороны, слепые – это типичный пример «слабых, угнетенных, жертв», нуждающихся в благотворительной заботе. С другой, слепые выступают здесь в роли «хозяев жизни и мучителей» – заказчиков и потребителей не только сексуальных услуг, но еще и информационного сервиса, предполагающего сложную садо-мазохистскую обработку тела.

Внимание читателя искусно направлено на кульминационный (в рамках данного сюжета) жест слепых, в котором органически совмещены: интеллектуальный акт чтения по Брайлю; возбуждающее эротическое ощупывание; и проход по следам процесса татуировки/вышивания. И в каждом из этих трех аспектов единого жеста примечательна «отстраненность» от собственно полового акта – имеет место лишь предварительное чтение/ознакомление с ценой, оно же – эротическая предыгра, оно же – ретроспективное освежение в памяти. Таким образом, и на этом материале развертывается близкая сердцу А. А. центральная оппозиция «абстрактное/конкретное», представленная противопоставлением «модальное/реальное». Да и текст в целом построен как статичное descriptio общих условий пользования услугами проститутки, а не как специфическое и динамичное narratio о конкретном случае их оказания. Как и в известной поговорке о подтаскивании и оттаскивании (см. Жолковский 1995 ), непосредственно изображается не секс, а лишь отдаленные подступы к нему, его «модальные рамки».

Важнейшую роль в фокусировке внимания на подразумеваемом финальном жесте ощупывания-чтения (и, далее, на маячащем за ним совокуплении) играет выбор типа инвалидности. «Слепота» работает на подчеркивание одновременно «модальности» акта (в смысле его «неполноценности, невидимости») и его «реальности» (в смысле «физичности, осязательности»). А главное, она создает идеальное пластическое воплощение архетипической модальной ситуации – «вуайеризма».

Вуайер – это тот, кто эротически наслаждается наблюдением за сексуальной практикой других, сохраняя, однако, собственную физическую невовлеченность, а часто и невидимость. Как известно, самой структурой повествования читателю вообще всегда отводится роль вуайера по отношению к персонажам. Но здесь этот обычный читательский вуайеризм удвоен и доведен до максимума благодаря слепоте персонажей, для которых остается незримым, с одной стороны, внешний наблюдатель, а с другой – объект их собственных эротических манипуляций. В результате читательский взор дополнительно заряжается той зрительной энергией, в которой отказано персонажам. С них и через них этот читательский взор переадресуется на объект их непосредственных тактильных усилий.

Противопоставление «возвышенное, абстрактное/низменное, конкретное» эффектно спроецировано в план композиции. Большинство прямых упоминаний о «сексе, ценах, теле, татуировке и т. п.» сосредоточено в двух первых строках, тогда как три последние трактуют об интересах слепых, обработке информации и азбуке Брайля, а в щекотливых вопросах отделываются местоименными отсылками к началу (the same information…). Этому противоречит, пожалуй, лишь появление во второй половине текста «задницы», продвигающее сюжет «вниз» и «назад»; однако этот эффект отчасти приглушается стилистической нейтральностью слова behind по сравнению с tits . В целом, в той мере, в какой «телесность» сохраняется и даже нарастает к концу (например, в виде подразумеваемого ощупывания), она принимает подчеркнуто виртуальный характер – вторя выходу на первый план фабульного мотива «слепоты». Четкость границ между двумя частями композиции поддержана оркестровкой первой на – t– (tits, tattooed, tail) , а второй на – b– (behind, blind, Braille, embroidered) .

Общий композиционный ход от «откровенно физического» к «якобы чисто абстрактному» и в то же время от «верхнего переднего» к «нижнему заднему» намечен уже в пределах первого предложения. Стержнем этого предвестия является слово tail . Его исходное, физическое значение – «хвост»; среди его переносных, но все еще физических значений есть «задница»; здесь же оно употреблено в оригинальном – хотя тоже словарном – переносном абстрактном значении «женщина, ее гениталии и услуги как объект полового потребления с точки зрения мужчины». Будучи названием задней части тела, tail предвещает последующее появление behind ; как указание на род услуг оно предвещает половой акт (остающийся за пределами сюжета); а в своем качестве абстрактного существительного, обозначающего такие категории, как «услуги», «потребление» и т. п., знаменует сдвиг от конкретных tits в сторону безличных модальностей. Аккумулировав таким образом богатый набор функций, оно становится незаменимым компонентом структуры, оставляя мало шансов на переводимость.