Осторожно, треножник! - Александр Жолковский

Достойной парой к слову tail , не только рифменной, но и семантической, является азбука Брайля вообще и особенно в данном своем применении. Если в tail непосредственный телесный смысл взогнан до абстракции – понятия «половых услуг», то Braille, наоборот, наделяет абстрактный и безличный языковой код осязаемой материальностью, а также персональной конкретностью, замыкая текст лимерика, жанрово вообще ориентированного на ономастические игры, еще одним именем собственным – фамилией слепого создателя азбуки для слепых Луи Брайля (1809–1852).

Счастливой встречей платонизированной плоти с овеществленной знаковостью, Александр Александрович, я позволю себе закончить эту демонстрацию взаимопроникновений абстрактного и конкретного, мужского и женского, слова и дела, стиля и материала, искусства и похабщины, духа и тела. До новых встреч в эфире! Пароль: langue , отзыв: parole .

Литература

Даглас 1967 – Some Limericks. Collected for the use of Students, & ensplendour’d with Introduction, Geographical Index, and with Notes Explanatory and Critical by Norman Douglas. New York: Grove Press, Inc.

Жолковский А. К. 1977. Разбор стихотворения Пушкина «Я вас любил…» // Известия АН СССР, СЛЯ, 36, 3: 252–263.

Жолковский А. К. 1995 [1994]. Секс в рамках («Нам, татарам, все равно…») // Он же. Инвенции. М.: Гендальф. С. 143–153.

Жолковский А. К. 1996 [1978]. How to Show Things with Words (Об иконической реализации тем средствами плана выражения) // А. К. Жолковский, Ю. К. Щеглов. Работы по поэтике выразительности. Инварианты – Тема – Приемы – Текст. Сборник статей. М.: Прогресс-Универс. С. 77–92.

Легман 1969 [1964] – The Limerick. 1700 Examples, with Notes, Variants and Index, ed. by G. Legman. New York: Bell Publishing Company.

Легман 1972 – G. Legman. Rationale of the Dirty Joke: an analysis of sexual humor. 2 vols. London: Panther.

Мельчук И. А. 1995 [1980]. Памяти Алнександра Александровича Реформатского (16. X. 1900 – 3. V. 1978) // Он же. Русский язык в модели «Смысл <==> Текст». Москва – Вена: Школа «Языки Русской Культуры» – Wiener Slawistischer Almanach, Sonderband 39. С. 583–593.

Пастернак Борис 1990. Стихотворения и поэмы в 2 т. / Сост. В. С. Баевский, Е. Б. Пастернак. Л.: Советский писатель. Т. 2.

По 1965 [1846] – The Philosophy of Composition / Literary Criticism of Edgar Allan Poe / Ed. Robert L. Hough. Lincoln, Nebraska: University of Nebraska Press. P. 20–32.

Реформатский А. А. 1922 . Опыт анализа новеллистической композиции (О новелле Мопассана «Un coq chanta»). М.: Московский кружок ОПОЯЗ.

Фет А. А. 1979. Вечерние огни / Сост. Д. Д. Благой, М. А. Соколова. М.: Наука.

Эйхенбаум Б. М. 1969 [1919]. Как сделана «Шинель» Гоголя // Он же. О прозе: Сборник статей. С. 306–326.

Якобсон Р. 1983 [1961]. Поэзия грамматики и грамматика поэзии // Семиотика. М.: Радуга. С. 462–482.

Разборки

О редакторах

…а то выходит, что я не столько писатель, сколько редактор – то есть окололитературный человек.

К. Чуковский

[173]

Мои отношения с редакторами, в общем, всегда оставляли желать лучшего. Как шестидесятник я был склонен винить Систему и тех, кто ей слишком соответствовал или недостаточно противостоял. Но как честный офицер я самокритично старался обуздывать свое авторское и гражданское самолюбие и идти на конструктивные компромиссы. Неловко признаваться в затянувшейся наивности, но лишь в достаточно зрелом возрасте, напечатав около десятка тысяч страниц, я начал догадываться, что дело тут не столько в Системе и человеческих недостатках – редакторов и моих собственных, сколько в природе самих этих двух институтов, в дальнейшем именуемых Автор и Редактор. Ролевая структура последнего представляет собой нечто вроде трехглавой гидры из Младшего, Ответственного и Главного, соотносительные функции которых станут вскоре очевидны.

Хотя предполагается, что Автор и Редактор совместно делают общее дело, интересы их в общем случае различны, а часто противоположны. Это наглядно выявилось в моем зарубежном, а затем и российском постсоветском опыте, когда мне, по известной пророческой формуле, благодаря отсутствию советской власти, стало как-то легче, но проблема Редактора тем не менее не исчезла. Ибо при всех цивилизующих поправках суть дела не меняется – речь идет о власти. Правда, о власти всего лишь над текстом, но, во-первых, текст – это вовсе не хухры-мухры, а как-никак Логос (особенно в России), и, во-вторых, власть, даже самая мелкая, по замечанию Рассела, «сладостна» («Power is sweet»).

Суть не меняется, но суть – это еще не все, а может быть, и не главное. Бог (и дьявол) – в деталях. Поскольку какая-то власть неизбежна, постольку особенно дороги «мелкие», «формальные», различия между способами ее реализации. Советская власть, в частности власть советского Редактора, поучительна тем, что являет саму идею Власти в заостренном до наглядности виде. Более цивилизованные формы власти, в частности редакторской и издательской, ценны своей процедурностью, узаконивающей и тем самым сглаживающей многие властные проблемы. Особенно же интересны постсоветские феномены, в которых родимые пятна социализма наскоро прикрыты новыми овечьими шкурами.

В одном фельетоне Ильфа и Петрова сказано, что некая статья начиналась, как водится, с академических нападок на царский режим. Я тоже начну со сценок из проклятого прошлого, но ими не ограничусь, а главное, постараюсь показать, что интерес их, увы, не академический. Писать буду без имен, ибо дело не в лицах (иногда, в целях конспирации, я даже меняю пол моих героев), но с датами (историческая привязка важна) и, как говорится, только правду. Все взято «с источника жизни».

…Год 1970-й, кто еще помнит, юбилейный. Готовится выйти книжкой моя диссертация – «Синтаксис сомали». В одном из разделов расcматривается предложное управление, в этом языке очень оригинальное. Примеры взяты из передач сомалийского отдела Московского Радио, где ради сбора языкового материала я работаю на полставки. Одну из конструкций иллюстрирует оборот «памятник Мао Цзедуну» – явление, в то время в Китае и соответственно в мировой прессе актуальное, но в нашей печати неупоминабельное. Звонит издательский Младший – еврей-фронтовик, член партии, человек скорее симпатичный (а ныне покойный). Обращается ко мне по-начальственному на ты.

– Ну что ты там пишешь?..

– Что я пишу?

– Ну что это у тебя там за памятник?

– А-а…

– Ну замени ты его.

– У меня записи подлинные, с радио.

– Ну что ты, ей-богу?..

– Кого же вы хотите?

– Ай, ей-богу…

– Ну хорошо, пусть будет памятник Сталину.

– Ай…

– Тогда Гитлеру?

– Ну перестань…

– Кого же вам надо – Ким Ир Сена? Иди Амина?

– Ай, ей-богу…

– Ну ладно, пишите кого хотели.

– Кого я хотел?

– Вы знаете и я знаю…

– Ну ладно…

Книга вышла, [174] и на стр. 251 можно видеть разные сомалийские обороты на тему о памятнике – кому же еще? – Ленину. Но это, выражаясь по-современному, всего лишь мягкое порно. Да и Мао Цзедуна не особенно жаль. А вот история пообиднее.

…Вторая половина 60-х годов, уже после Синявского и Даниэля, но до Чехословакии. Печатается наша с соавтором статья, реабилитирующая русский формализм. На решающей стадии верстки доброжелательный Младший (отсидевший в свое время в ГУЛаге) приглашает нас к себе и показывает места, которые «не пойдут». Мы будем их исправлять, а он носить к Главному на утверждение. Самого же Главного (чуть ли не члена ЦК), подобно кантовской вещи в себе, нам видеть не дано.

Начинается челночный процесс доводки, этакий раунд эзоповско-киссинджеровской дипломатии.

– Вот вы тут пишете: «…посмотрим, что было сделано в этом направлении русскими формалистами». Этого Он не пропустит.

– Но ведь в этом весь смысл статьи?! Почему вы нам раньше не сказали? Если этого нельзя, мы забираем статью.

– Забирать не надо, но писать об этом на первой странице тоже нельзя. Вы придете к этому где-нибудь в середине или в конце. Он читает в основном начало, а остальное так, пробегает.

– Ну хорошо, тогда напишем: «…учеными ОПОЯЗа». Младший уходит к Главному и вскоре возвращается с известием, что ОПОЯЗ, увы, не годится. Этот эвфемизм давно раскрыт, к тому же заглавные буквы так и лезут в глаза. Тогда мы предлагаем «науку 20-х годов». Но Главного не устраивает и это, ибо получается нежелательное выпячивание 20-х годов как некой идеальной эпохи в укор современности; да и цифры торчат. Мы готовы дать числительное «двадцатых» прописью, но этого мало.

Тут кому-то из нас приходит в голову спасительная мысль – написать что-нибудь совсем неопределенное, например, «…в науке недавнего прошлого». Младший удаляется и – ура! – Главный дает «добро». Дальнейшее перефразирование продолжается уже без челночных операций и сосредотачивается на обеспечении эквивалентности числа печатных знаков в исходном и отредактированном тексте. Каким-то образом – каким, не помню – на этом этапе «наука» заменяется синонимичными ей «учеными». Мы подписываем верстку, где-то там, в мире ноуменов, ее подписывает Главный… Номер идет в печать.