Предназначение - Дэйв Дункан

Солнце село. Небо потемнело; Тана принесла ужин. Экипаж «Грифона» собрался на корме.

— Пора вставать на якорь, Кэп? — поинтересовался Уолли через плечо.

— Зачем? — удивленно спросил Томияно, передавая руль Холийи. — Небо чистое, ветер хорош.

— Прекрасно!

У Уолли не было опыта ночного плавания, разве что их уход со Святого Острова. Но, очевидно, «Грифоном» можно было и рискнуть, чего нельзя было делать с «Сапфиром». Героям пристало быть удачливыми. Правда, не во всем, принимая во внимание Доа.

Члены экипажа по-разному относились к ней. Она же была надменной и высокомерной, хотя очень изысканно отвечала на вопросы и реплики и, по-видимому, была настроена почти доброжелательно и даже дружески. Относительно Уолли она вела себя определенно двусмысленно — томные взгляды из-под опущенных ресниц, глубокие вздохи, но те немногие слова, что он от нее услышал, были резкими и враждебными. Это вызывало неопределенные чувства — как приглашение в дом с запертой дверью, и он не мог понять, какой реакции от него ожидают.

Теперь она разговаривала с Катанджи — беспрецедентное снисхождение Седьмого до беседы с Первым, хотя бы и с Первым, обладающим огромным общественным признанием. Конечно же, это Катанджи предоставил ей факты для сатирической баллады, но, как выяснилось, сам он ее еще не слышал. Она настроила свою лютню, взяла аккорд и запела «Катанджи Приходит в Темную Башню». Тана и два моряка заходились смехом по мере того, как разворачивалась история. Катанджи был почти в шоке. Появившаяся было улыбка Ннанджи очень быстро переросла в гримасу. Уолли старался перевести свое раздражение этой песенкой в восхищение перед ее трубадурским мастерством, но сатира била, как плеть: Шонсу отсиживался на корабле, послав армию из одного мальчишки, переодетого рабом. Колдунам тоже доставалось, но меньше, чем воинам.

Когда она кончила, Ннанджи холодно сказал:

— А теперь для меня, миледи. Может, «Прощай»?

Кивнув, она стала перестраивать лютню в минорный ключ. Разговор Ннанджи с умирающим Арганари долетел к Уолли через темную палубу. В глазах у него защипало, воспоминание стиснуло сердце.

Внезапно Доа остановилась.

— Дерьмо! — сказала она. — Подождите минуту.

Она прошлась по струнам, и Уолли услышал мелодию, разносившуюся среди голых стен трапезной. Через несколько минут она была готова петь дальше:

— Ннанджи… Ннанджи…

Первая песня вовсе не была дерьмом, но она заставила посчитать ее таковой по сравнению со второй — гениальным, совершенным вариантом. Ее лирика здесь чувствовалась гораздо сильнее, а новая мелодия так же хватала за душу, как «Шенандо» или «Воздух Лондондерри». Вскоре Уолли обнаружил, что его щеки мокры. В полной тишине плакал он о несчастных, обреченных на смерть рукою провидения. Наконец песня стихла, и он увидел, что остальные тронуты не меньше.

Он был потрясен. Ему показалось, что он присутствовал при рождении чего-то бессмертного и в то же время удивительно простого. Она была Моцартом и Шекспиром в одном лице. Он нашел своего Гомера. Если она согласится помогать ему.

Этой ночью «Грифон» плясал с Богом ветров на эбонитовой воде, отливающей платиной. Красная полоса появилась над пиками РегиВула, и Томияно с Холийи встали на вахту, тогда как остальные легли, чтобы поспать, сберегая силы.

Уолли предложил Доа каюту на одного человека. Она поинтересовалась, запирается ли дверь. Дверь запиралась, но с другой стороны — так Холийи поставил задвижку. Решив, что так каюта превращается в тюрьму, Доа отказалась.

Тогда Уолли сам лег там, все еще надеясь, что под покровом ночи кто-нибудь разделит с ним компанию. Но никто не пришел. Он плохо спал, ему мешали качка, поскрипывание корабля, шум воды. Да еще мысли беспокоили его.

Она была любовницей Шонсу. Экспедиция Шонсу провалилась. На чьей стороне была Доа?

Около заката следующего дня они подошли к Сену и стали на якорь в миле от берега. Бог ветров помогал им с энтузиазмом, и они блестяще прошли весь путь. Теперь Уолли нужно было только одно — короткий период затишья, чтобы можно было проверить свои колдовские способности. То, что он подготовил, не могло работать на сильном ветру, но, может, боги не оставят его без помощи. Как только он начал приготовления, ветер стих. Собственно, Уолли Смит не слишком этому радовался, так как штиль превращал их самих в добычу колдунов — они стояли в пределах их досягаемости. Теперь оставалось только надеяться — и доверять богам.

Героям пристало быть удачливыми. Или, если посмотреть с другой стороны, — без удачи человек не выживет, тогда некого будет называть героем.

Все-таки первая половина пути действительно пройдена отлично.

И он продолжал заниматься своими приготовлениями. Можно было предположить, что колдуны просматривают Реку непрерывно, возможно — с помощью телескопа. Не больше чем десятикратного, подумал он, здесь должен быть уже их предел. В основном ему приходится заниматься восстановлением репутации воинов; что ж, теперь колдуны получат парочку фокусов от воина.

Впрочем, он мог и недооценивать противника. Воины, как он убедился, не учатся на своих ошибках, тогда как колдуны всегда к этому готовы. И они еще не забыли Ов. О прибытии Шонсу в Каср уже наверняка известно. Они должны быть особенно внимательны к рослым Седьмым и рыжеволосым Четвертым, а может быть, им уже донесли, что Четвертый стал теперь Пятым.

Ннанджи спустился под палубу, как только они встали в виду Сена, — рыжеволосые редки в Мире. Катанджи тоже спрятался — его легко было узнать по гипсовой повязке. Присутствие Доа, так отличающейся от остальных, давало понять кому нужно, что Шонсу — здесь. Но она могла и просто оказаться агентом колдунов.

Уолли облачился в голубые одежды, которые ему сшила Лаэ, Томияно нарисовал на них коричневой краской колдовской знак. Теперь только метки на лбу Таны могли что-нибудь выдать наблюдателям. Но если наблюдатели — мужчины, им найдется, на что посмотреть у Таны, кроме меток на лбу.

Якорь и паруса были спущены. Он разложил все, что подготовил, на палубе в тени фальшборта. Рядом не было других кораблей. Ветер превратился в ласковый бриз. В последние два дня Уолли тысячи раз прошелся по своему плану с помощниками. С пересохшим горлом и колотящимся сердцем он снова перебирал в уме все детали — что он мог просмотреть и беспокоился о миллионах возможностей, которые не учел.

Достаточно ли далеко он встал? Вдруг колдуны добились более чем десятикратного увеличения? Ему нельзя было смотреть собственно на город, но был виден берег ниже по течению с домишками, казавшимися отсюда крохотными. Что, если его приманку даже не заметят? Что, если она не сработает? Что…