Тёмные самоцветы - Челси Ярбро

— Подожди, — рыкнул Иван, когда Ракоци двинулся следом. — Я хочу говорить с тобой с глазу на глаз.

— Я весь внимание, государь, — сказал настороженно Ракоци. Молниеносное прояснение рассудка безумца сулило так же мало хорошего, как и вспышки его необузданной ярости.

— Нельзя, чтобы эти кудесники зачаровали меня, — заявил Иван, пристукнув жезлом. — Следи за тем строго. Каждый, кто лелеет зломыслие, будет забит кнутами у Спасских ворот. — Он злобно ощерился, потом глаза его потеплели. — Встретишь Годунова, вели ему не говорить Федору о лопарях. Тот может узреть в них забаву.

— Да, государь. — Ракоци поклонился. — Я все исполню.

Исполнять, собственно, было нечего. Годунов еще загодя удалил царевича из Кремля, а от лопарских шаманов не исходило злой силы. Однако Ракоци спустился во двор и встал, приготовившись к долгому бдению, невдалеке от костра, жар которого превращал окружающий его снег в грязноватую слякоть.

Костры разводились еще не раз и пылали до поздней ночи, но предрекали они мятущемуся царю лишь одно: смерть на восемнадцатый день марта.

* * *

Письмо Бориса Годунова к сэру Джерому Горсею, написанное на латыни.

«Высокочтимому исполнителю воли Елизаветы Английской шлю мой привет!

К сожалению, я вынужден согласиться, что многие ваши наблюдения справедливы. Царю Ивану уже пятьдесят три, силы его, несмотря на наши молитвы, слабеют, а на царевича Федора надежда плохая, ибо он, безусловно, не сумеет управиться с государственными делами, когда придет срок. Он, если вообще останется жив, будет нуждаться в помощи, которую я надеюсь оказать ему, как его тесть. Кроме того, батюшка объявил, что намерен поручить пригляд за царевичем Никите Романову, и таким образом тот окажется под надзором сразу двоих сведущих в дипломатии и радеющих о процветании России бояр.

Что же касается недавнего казуса с царскими стражниками, то он вполне объясним. Федор Иванович в своем развитии больше ребенок, нежели зрелый муж, и потому полон детского любопытства. Он вовсе не собирался содеять что-то дурное, когда повелел раздеть этих стражников догола, ему просто хотелось сравнить себя с ними. Умысли он нечто сходное с вашими подозрениями, путь ему был бы один: в монастырь — тут и отец не помог бы. Православная церковь к этого рода прегрешениям очень строга. Не знаю, как там заведено у вас или у католиков, но у нас за такое бывает что и казнят. Но к простодушию суд всегда снисходителен, а царевич более чем простодушен. Он снедаем одной лишь страстию: трезвонить в колокола. Федор отнюдь не тянется к любострастным утехам и не предается им ни сам, ни с Ириной, моей сестрой, даже митрополит однажды: заметил, что наш царевич не запятнан плотскими вожделениями в той же степени, что и любой осиянный нимбом святой.

Далее хочу сообщить, что развитие торговых отношений с Англией представляется мне делом для России полезным и весьма перспективным. Вы ведь сами как-то сказали, что русские меха считаются самими превосходными в мире. Так почему бы нашим странам не извлечь из этого обоюдную выгоду? Поставка нашей пушнины на английские рынки сулит как вам, так и нам огромные барыши, и заверяю вас, что с моей стороны препон здесь не будет. Дело следует двигать. А поскольку Федору Ивановичу принимать решения самому затруднительно, то было бы не худо нам с вами заранее обговаривать все спорные пункты наших будущих соглашений, чтобы не выходило разлада при официальном их утверждении. Во всяком случае, давайте встретимся через неделю еще раз и разберем, что в первую голову важно для взаимного процветания наших стран. А пока примите совет: не ищите сейчас встречи с батюшкой. Он вряд ли вас примет, ибо его полностью обескуражило предсказание колдунов-лопарей. Царь убежден, что умрет на восемнадцатый день марта, и, поскольку до срока осталось чуть менее месяца, ищет утешения то в ласках супруги, то в неустанных молитвах, то в созерцании драгоценных камней.

Да будет милостив к вам Господь. Борис Федорович Годунов».

ГЛАВА 3

Близилась полночь, когда Роджер вошел в алхимическую лабораторию, занимавшую чуть ли не половину верхнего этажа дома его господина. Там стояли два атанора; ближний к дверям тихо гудел, нагреваясь.

— Еще один камень? — осведомился Роджер, кивком головы указывая на тигль.

— Царю понадобился темный топаз. Но он не избавит его от мучений.

— Царя страшит предсказание колдунов? — спросил Роджер.

Ракоци сел к письменному столу и подтянул к себе стопку бумаги.

— Дело не в этом. Иван объят душевной агонией, отнимающей у него последние силы. — Взяв в руки угольный стерженек, он углубился в расчеты. Крупный топаз нуждался в большем количестве материалов, к тому же пропорции ингредиентов требовали корректировки.

— Он умрет? — спросил Роджер бесстрастно.

— Все умирают, — сказал Ракоци, потянувшись за новым листком. Он, как и его слуга, говорил на обиходной латыни. — Каждый — в свое время.

— В свое время, — повторил Роджер и надолго умолк. Его вполне устраивала царившая в помещении тишина, нарушаемая лишь завыванием зимнего ветра. Только когда хозяин оторвал глаза от бумаг, Роджер разрешил себе задать ему новый вопрос: — Вы провели тут весь вечер?

Ракоци усмехнулся.

— На деле, дружище, ты хочешь спросить, заглядывал ли я сегодня к супруге. Нет, не заглядывал. — Он помолчал и, не дождавшись ответа, продолжил: — После венчания я посетил ее покои лишь раз, чтобы убедиться, все ли в порядке. Но она была холодна. Признаться, я тем не огорчился, ибо решил, что смогу навещать ее по ночам, однако… — Темные глаза его помрачнели. — Когда в ней начинало разгораться желание, она почему-то пугалась и просыпалась. И пару раз чуть было меня не увидела, так что я оставил попытки. — Он удрученно махнул рукой.

— Что же она о вас думает? — пробормотал Роджер, явно обеспокоенный щекотливостью ситуации, уничижающей его господина.

— Вернее, о моей сдержанности? Я не знаю, — ответил Ракоци, помолчав.

— Прискорбно, — уронил Роджер. Ветер за окнами взвыл, что-то заскрежетало, и он невольно покосился на ставни. — Не развести ли огонь?

— Пока не стоит, — сказал Ракоци, затем спокойным тоном добавил: — Конечно, прискорбно. Как для меня, так и для нее. — Он встал с табурета и принялся расхаживать перед тиглями, тщательно оправляя фланелевый черный халат. — Я ведь как-никак дал клятву хранить этой женщине верность. — Взгляд его упал на большой высокий сундук. — Сколько у нас их осталось?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});