Девушка с Рублевки - Наталья Баклина

– Ну, вроде того. Только я не с олигархами, я отдельно живу.

– Ну, все равно рада за вас, вы хорошо устроились. Где работаете?

– В журнале одном новом, помощником главного редактора.

– Замуж не вышли?

– Нет пока.

– А Геннадий женился. На Лене Севастьяновой. Она на шестом месяце уже.

– Рада за них, – улыбнулась я.

Надо же, Углов женился! То-то он так о Леночке хлопотал, о ребенке своем будущем заботился. Правда, за мой счет и вел себя при этом как последняя сволочь. Ну да ладно, проехали!

– А вам Москва на пользу, – сказала Евгения Павловна, всматриваясь в мое лицо. Видимо, ловила реакцию на новость. – Вы стали не то чтобы увереннее, вы всегда мне казались достаточно сильной женщиной. Нет, вы стали как-то глубже и похорошели. Правда, это не комплимент.

– Спасибо, – искренне улыбнулась я, и тут раздался звонок, сообщая, что прошло уже сорок пять минут, и школа за дверями кабинета завуча стала наполняться детским топотом и голосами.

– Рада была встрече, – закруглилась Евгения Павловна. – Я поговорю с новыми учителями о Никите, а вы его все-таки предупредите, чтобы вел себя посдержаннее, хорошо? Вы извините, Лариса Владимировна, но у меня следующий урок в седьмом «Б».

Я распрощалась с завучем и в коридоре столкнулась с Никиткой.

– Мам, ты еще здесь? – пробасил сын. – А я думал, ты уже ушла. Что тебе сказал Стасик? Будешь меня ругать?

– Не буду. Ты скоро домой?

– Уже иду. У нас англичанка заболела, урок отменили.

– Слушай, сын, может, в кино сходим? Так хочется посмотреть что-нибудь веселое! – попросила я.

Впечатления от встречи со школой хотелось вытеснить более приятными эмоциями.

– Давай! – обрадовался сын. – В «Авроре» крутят «Лесную братву», мы с Мишкой ходили на праздниках. Классный мультик, смешной, еще раз с тобой посмотрю!

И мы пошли смотреть «Лесную братву».

Глава 9

– Мама, а ты точно заберешь меня в Москву?

– Точно, если ничего не помешает.

Мои, мама с Никиткой, провожали меня на поезд. То, что я хочу забрать его в Москву, чтобы он там окончил школу, а потом поступил в вуз – за три года выберет в какой, – сын принял на ура. А мама перепугалась, решив, что если уж я оказалась столице не по зубам, то на моем сыне Москва точно отыграется. И все четыре дня, начиная со вторника, она пыталась меня отговорить. Мол, пусть ребенок тут спокойно доучится, да и я за три года в Москве получше укоренюсь...

Но мне после визита в школу и после недели жизни с моим ребенком стало ясно: сына из Челябинска нужно увозить. Он сейчас в такую пору вступает, что должен жить рядом с матерью. А по-хорошему и рядом с отцом, да только откуда его взять-то? У Никитки накопилась уйма вопросов, которые бабушке задавать было нельзя, и секретов, которыми с бабушкой нельзя было делиться. А со мной пока еще можно, и мы с ним обговорили столько всего – и про девчонок, и про несправедливость, и про взрослых, которые на каждом шагу норовят тебе напомнить, что ты ничто, пустое место. И про мир, который вдруг перестал быть простым и понятным... В общем, у сына явно назревал кризис переходного возраста, и оставлять его со всем этим смятением чувств под бабушкиным присмотром, с ее-то тревожной заботой, было бы жестоко по отношению к ним обоим.

Поезд отходил в шесть вечера, мама, как всегда перестраховавшись, заставила нас выехать загодя. На вокзал мы добрались в начале шестого и теперь стояли, наблюдая, как подают состав. Темно-зеленый тепловоз медленно тянул мимо платформы такие же темно-зеленые вагоны, а потом остановился, оставив мой одиннадцатый вагон где-то позади нас.

– Пошли, – скомандовала мама.

Она попыталась поднять сумку, в которую положила для меня всяческих домашних варений-солений. Но Никитка опередил, сам поднял довольно увесистую, килограммов на семь, поклажу и заспешил к вагону.

Наконец после посадки, проводов, окончательных разговоров на перроне («Мама, ну ты правда приедешь за мной через месяц?» – «Правда-правда, я же сказала» – «Ох, Лариса, не зарекайся, мало ли что случиться может!» – «Ну, бабушка, хватит уже!»), прощальных поцелуев и маханий в окошко я забралась на свою полку и расслабилась. Вот он, момент истины. Ты прежде всего мать. И думать тебе нужно о ребенке. А не о мужике, с которым провела пусть и восхитительную, но случайную ночь. Так что всю лирику из головы вон, надо думать, как жизнь свою распланировать, чтобы Никитка в нее удачно вписался минимум на ближайшие три года, а лучше – на восемь лет, пока институт не окончит.

Планы в моей голове складывались весьма смутные – что-то о добавке к зарплате, которую надо будет со временем выпросить у Пенкина, и о том, что сын, пока учится, сможет подрабатывать в Москве тем же промоутером. Вон бегают же другие девочки и мальчики по супермаркетам, то листовки раздают, то сосиски предлагают продегустировать. Для Никитки, с его бойким характером и уже богатырским ростом, самое подходящее занятие. Планировать что-то более конкретное я не стала: жизнь показала, что планируй, не планируй, все равно она все сделает по-своему.

Весь следующий день пути я пребывала в этой уверенности – все идет как надо и все будет хорошо. Из этого состояния меня даже не смогли вывести беспокойные соседи.

А в Ульяновске на станции мне вдруг попался наш журнал, я его купила, открыла и ахнула. Страницы с моими снимками в журнале выглядели совсем не так, как на мониторе компьютера, были более осязаемыми и оттого – более основательными. И я окончательно расслабилась и отдалась на волю судьбы. Все хорошо в моей жизни, все хорошо. Все идет как должно.

На Казанский вокзал поезд прибыл без опозданий, в начале двенадцатого. Один из мужичков-попутчиков помог донести до метро сумку с мамиными гостинцами. О том, что поддалась маме и столько всего нагрузила, я пожалела лишь однажды, когда переползала злополучную галерею через Рублевское шоссе: ну-ка, семь кило припасов да три кило барахла, итого десять кило на высоту третьего этажа вверх, потом вниз. Но зато когда стала выгружать банки с медом, малиновым вареньем, домашним лечо и маринованными огурчиками, в кухне будто потеплело и запахло домом.

Может быть, Аленку позвать почаевничать? Заодно узнаю, как там у них дела. Я взяла телефон, но не успела набрать номер, как трубка запрыгала в ладони, вибрируя и издавая трели. Номер я не узнала.

– Алло, слушаю вас, – сказала я, внутренне подбираясь.

– Лариса, я запрещаю вам подходить к моему сыну, – сказала мне Эмма Валерьевна. – После такого позора на всю страну ему стоит серьезно задуматься не то что о браке с вами, а о вашем соответствии занимаемой должности!

– Эмма Валерьевна, а в чем дело? – опешила я, перебирая в уме, что могло так разъярить маму моего бывшего жениха.

Статья в журнале ей, что ли, не понравилась? Догадалась, что это я писала, а не он?

– И вы еще спрашиваете? В вас дело! В вашем нездоровом желании обнажаться перед камерой! Это же уму непостижимо: быть невестой уважаемого, солидного человека и у всех на виду раздеваться до нижнего белья!

– Эмма Валерьевна, а что вам больше не понравилось, мое белье или моя фигура? – поинтересовалась я.

– Вы... вы... Держись подальше от моего сына, потаскуха!!! – рявкнула она и бросила трубку.

Да, с последним вопросом я погорячилась. Во-первых, не ожидала атаки, во-вторых (ладно уж, себе-то не ври), ждала, что в трубке зазвучит не женский голос склочной бабы, а заинтересованный мужской голос. И в-третьих, давненько меня не учили жить. Да, Пенкин, похоже, так и не сообщил мамочке о нашем разрыве. Интересно, а Аленке сообщил? Я набрала ее номер.

– Аленка, привет, это Лариса. Говорить можешь?

– Ну, как тебе сказать... Могу, если отвлечься от очень приятного занятия, – промурлыкала та в трубку и сказала кому-то: – Это Лариса, приехала уже.

– Ты с кем там?

– Отгадай с трех раз! Ты его знаешь.

– С Виктором? Он с тобой поговорил?

– Ага, – довольно протянула Аленка. – Слушай, давай, я тебе перезвоню чуть погодя, а то сейчас неудобно.

Перезвонила она минут через десять: чайник уже успел вскипеть, а наскоро почищенная картошка забулькала в кастрюльке.

– Лариска, это я. Как съездила?

– Нормально. Слушай, я так поняла, у вас с Виктором все сладилось?

– Ага. Этот поросенок мне только в пятницу признался, когда выписался, что вы с ним передумали жениться и что я есть женщина его мечты.

– Ну и молодец, что решился. Надо же, неделю с духом собирался, – хихикнула я.

– Зато как собрался! Слушай он – это нечто, просто самец! Машина любви! И это у него шов еще не до конца зажил, осторожничает!

– Но-но, без подробностей! – засмеялась я. – Я все-таки у твоего самца помощником работаю, зачем мне лишние интимные подробности? Ты лучше напомни ему, чтобы он маме о переменах в своей личной жизни сообщил, а то она уже успела мне позвонить и обозвать потаскухой.