На борту С-56 - Григорий Щедрин

Рыбаков повис на станции погружения. Он, как воздушный гимнаст, одной рукой держится, чтобы не упасть, во второй зажал воздушный ключ и открывает им нужные клапаны. С большим трудом это удается ему сделать. Упругие струи сжатого воздуха ворвались наконец в носовые цистерны, расширились, выталкивая воду. Лодка облегчилась и выровнялась. На несколько секунд наступило равновесие, а затем началось всплытие. Теперь зевать нельзя. Может выбросить.

— Снять пузырь с носовой группы!

Выпустить воздух из цистерн за борт нельзя. Выйдя с такой глубины на поверхность, он расширится настолько, что "бульба" получится величиной с дом. Лучшего ориентира для противолодочных кораблей не придумаешь: бросай бомбы — и почти наверняка попадешь. Нет, за борт нельзя…

— Давление снять в пятый отсек!

— Есть!

Вместе с воздухом в дизельный отсек попала вода. Дифферент перешел на корму и стремительно нарастает. Снова гремят ящики, совершая на этот раз обратное движение. Лодка, как воздушный шар, у которого обрубили удерживающие его у земли канаты, подпрыгнула вверх, к поверхности.

Оказаться наверху столь же опасно, как и проскочить предельную глубину погружения. И там и там — смерть. Над нами вражеские противолодочные корабли.

"Выскакивать" нельзя.

— Принимать воду! Заполнить цистерну быстрого погружения!

Дифферент отвести удалось, а с плавучестью не справились. Лодка, что норовистый конь, не слушающийся наездника, упрямо всплывает. Нас подхватывает волна и цепко, как в когтях, удерживает у поверхности. Рубка уже над водой.

— Сторожевик и миноносец идут на нас! — взволнованно докладывают из акустической рубки.

"Ну, теперь все, конец…" — думает каждый про себя. Всем кажется, что таранный удар придется именно в его отсек. Раздастся треск и скрежет рвущегося железа, кованый форштевень миноносца проломит борт.

Принимаем воду, куда только можно… Как автоматы, работают трюмные Оборин и Токарев.

— Миноносец и сторожевик быстро приближаются! Работают полным ходом!

Да, кажется, наступает последний парад.

— Как лодка, боцман?

Вопрос — для очистки совести. Сам вижу — на месте.

— Лодка не погружается, товарищ командир! Что ж, время терять не будем, через минуту будет поздно.

— Артрасчетам обеих пушек — в смежные с центральным постом отсеки! Приготовиться дуть среднюю по моей команде!

Поднимаюсь в боевую рубку. Достаю кормовой флаг. Противник ни на секунду не должен подумать, что всплываем для сдачи в плен. Мы всплываем для боя. Флаг своей Родины подыму на руках,

— Как лодка?

— Не погружаемся!

Становлюсь на ступеньки трапа, берусь за кремальеры верхнего рубочного люка.

— Артрасчет, за мной!

Слышу топот ног. На трапе Хлабыстин, Булгаков, Бочанов. Несколько выстрелов, наверное, сделать успеем…

Начинаю открывать люк. Шипит воздух…

— Продуть среднюю!

Вдруг неистовый крик из центрального поста.

— Товарищ командир, закрывайте люк! Лодка погружается!

— Артрасчету вниз! По своим отсекам! Спустившись в центральный пост, прежде всего смотрю на глубомер — уже двадцать пять метров! Лодка стремительно проваливается, но нам еще кажется, что она идет вниз страшно медленно. Особенно — после доклада Круглова.

— Миноносец у борта!

Слышим шум винтов над собой, и затем оглушающие разрывы глубинных бомб. В носу гаснет свет. Гремят падающие вещи, звенит разбитое стекло. Как позже выяснилось, сорвало два листа в надстройке. Но теперь уже не страшно, мы в своей стихии — под водой.

Переднюю крышку аппарата, из которого не полностью вышла торпеда, закрыть не удалось. Пришла или нет торпеда в боевое положение? Сдетонирует она или нет при близком разрыве бомб? По теории-нет. Вертушка с ударника свертывается при поступательном движении торпеды в воде. Но кто знает, как влияют на нее струи от винтов лодки, да и от собственных винтов, отработавших в аппарате? На теоретических занятиях мы бы единодушно доказывали, что торпеда безопасна… А сейчас далеко не все в этом убеждены. Заднюю крышку аппарата подпираем аварийными балками. Так будет надежнее. Иначе ее может вырвать силой гидравлического удара при взрыве.

Лодку удифферентовали, дали полный ход и нырнули в минное поле. По счастью, нас почти не бомбят.

Серьезная бомбежка началась через час, когда мы благополучно вышли из района.

Миноносец и сторожевик нас потеряли, ушли в сторону и только глушат бомбами рыбу. Сейчас можно не много привести себя в порядок. Кузьмича просят в шестой отсек сделать пострадавшим перевязки.

Одним из пострадавших оказался командир группы движения инженер-лейтенант Николай Ушаков. До того как Ушаков получил ушибы, он попал в довольно смешное положение, если, конечно, во время таких "мертвых петель" и других фигур "высшего пилотажа", какие мы выполняли несколько минут назад, бывают положения, которые можно назвать смешными.

Сигнал срочного погружения застал Ушакова в пятом отсеке, где и положено быть командиру группы движения по тревоге при работе дизелей. Убедившись в надежной герметизации отсека и двигателей после погружения, он направился в шестой отсек, куда автоматически перемещался его КП, поскольку лодка шла в торпедную атаку под электромоторами.

— Товарищ лейтенант, проверьте "взрывомер", — не то, шутя, не то серьезно попросил мичман Елин.

"Взрывомер" — это "патентованное" изобретение электриков, сделанное, как говорится, из подручных материалов. Одному из матросов девушки подарили детскую игрушку — маленькую обезьянку с пружинами вместо рук и ног. На спине у обезьянки — резинка. И, если подергать за эту резинку, обезьянка проделывает уморительные движения. Игрушка как игрушка для детей дошкольного возраста.

Еще в первом нашем боевом походе обезьянка случайно оказалась за ходовой станцией главных электромоторов. Тут-то и проявились ее необыкновенные свойства: когда при взрывах бомб корпус лодки испытывал толчки, обезьянка, закрепленная на резинке, начинала свой пляс. Чем ближе взрыв и сильнее толчок-тем больше "амплитуда" скачков обезьянки. Макаров и Федотов обратили на это внимание.

Дальнейшее было делом морской смекалки. Обезьянке отвели "штатное место" за левой станцией и нарисовали шкалу. Ноль стоял против положения обезьянки в спокойном состоянии. В обе стороны отмечены установленные опытным путем деления; "далеко", "близко", "очень близко" и наконец "ого-го", что соответствовало такой близости разрывов, когда обычно разлетаются плафоны и лампочки.

Электрики умудрялись без шума держать в курсе показаний "взрывомер" соседей — пятый отсек. Вот почему Ушакова не удивила просьба Елина.