Украсть богача - Рахул Райна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Подвинь тарелки поближе. Ох, рука, рука! Это все ты виноват, – застонал я. Ну, переигрывал, не без того. Но сработало же. Парень подошел ближе, стараясь не глядеть ни на мое лицо, ни на руку без пальца.
– Ближе, бета, ближе, – произнес я. Он явился один, без Пратапа. Вот идиот. Ну ничего, сейчас Школа насилия семейства Кумар преподаст ему урок.
За его спиной вырос Руди с битой.
– Эй, парень, – сказал я Абхи, который придвинулся настолько близко, хоть целуйся. – Не шевелись.
Он уставился на меня.
– Почему? Я могу тебе чем-то помочь? Мне очень жаль. Я…
– Нет, потому что у тебя за спиной Руди с крикетной битой.
– Значит, так, боздайк, – Руди занес биту над его головой. – На выход. И начинай орать. Да погромче. Чтобы твой папа испугался как следует.
Нам нужно было, чтобы парень поднял шум. И чтобы отец его до конца своих дней зарекся с нами связываться. Точнее, отдал нам ключи от машины. Это, в принципе, одно и то же.
Тут до Абхи дошло, что его перехитрили. Он с обидой посмотрел на меня. А потом взгляд его стал ледяным. Вот так парнишка и превратился в мужчину. Теперь он еще долго не сможет никому верить. Я сотворил себе подобного. Подумать только.
– Помогите, помогите, – закричал он.
– Громче! – Руди ткнул его битой, и мы вышли во двор, утопавший в зелени. Американцы правы: зеленый – цвет богатства.
– Помогите! Помогите! Они меня убьют! – заорал парнишка и с отвращением взглянул на нас. Руди довольно кивнул.
Абхи не столько испугался, сколько разозлился. Добрые намерения вышли ему боком. Больше он никогда не будет кормить похищенных. Представляю, что он скажет отцу: «Пап, это последний раз, клянусь». Интересно, попадет ли ему; скорее всего, нет. И это ранило меня сильнее всего.
В окнах, выходящих во внутренний двор, зажегся свет. Захлопали двери, послышалась чья-то недоуменная ругань.
Вышли наши похитители. Отец Абхи был белей погребальных пелен. И отлично. Идиот. Привез нас к себе домой. Позволил сыну ходить без присмотра. Вот что бывает, когда богач пытается играть в бедняцкие игры.
– Абхи! Отпустите его! – хрипло закричал махараджа. Одевался он явно наспех, пуговицы застегнул кое-как. В глазах его стояли слезы. Но вовсе не оттого, что он боялся за сына, догадался я, а потому, что его перехитрили, выставили дураком в собственном доме, и, что хуже всего, украли из-под носа его ценный ресурс, его будущего телецаревича, его сына.
Левой рукой я прижимал к себе Абхи, обхватив за пояс. Перевязанная правая висела вдоль тела.
За хозяином маячил Пратап в траченной молью рубахе. Они с махараджей шепотом посоветовались, и Пратап двинулся вперед. Его острые зубки блестели от слюны.
– Отпусти его, – сказал он, – или я тебе еще что-нибудь отрежу. – В руке у него был нож, тусклый, серый, – видимо, еще один из его коллекции. Теперь ему незачем было сдерживаться, незачем было убеждать начальство в необходимости суровых методов. Он мог делать что хотел. Он был на седьмом небе от счастья.
– Не подходи, – сказал Руди. – Или я ему мозги вышибу. Какой гений додумался запереть нас в комнате, где лежит бита? Мы с вашим сынком поедем покатаемся.
Вот видите? План появился сам собой.
– Нет! – крикнул отец Абхи. – Я отдам вам все, что угодно. Стойте! Мой мальчик!
– Этот придурок в одиночку понес им еду, – сказал Пратап и злобно взглянул на босса. Отец Абхи готов был, как Сита, перенестись от земных забот в теплые объятия богини земли.
А вот хрен тебе, приятель.
Я шагнул к Руди, прикрываясь Абхи как щитом, и крикнул махарадже:
– Скажи Пратапу, чтобы бросил нож, мадарчод[161], или я врежу твоей сладкой расгуллечке по яйцам. А может, по роже? Но ты не бойся. Говорят, сейчас пластическая хирургия творит чудеса.
Отец Абхи оцепенел от гнева.
Пратап ничего не сказал, но медленно двинулся вперед.
– Скажи ему, чтобы бросил нож, – повторил я.
– Брось нож, Пратап! – велел махараджа.
Пратап покачал головой.
– О’кей, Руди, – сказал я, и тот замахнулся битой, целясь в ребра Абхи.
– Аааа!
Вот только заорал не парень. А я. Руди задел мою окровавленную руку.
– Бакчод[162] ты, Руди!
– Прости, чувак, прости! – воскликнул он.
Я крепко держал Абхи левой рукой, хотя он яростно вырывался, а моя искалеченная кисть болела сильнее, чем если бы коза откусила мне лунд.
– Давай-ка еще раз, только нормально, – сказал я. – Пять, четыре…
– Пратап, брось нож, – перебил махараджа. – Сейчас же!
Пратап с ненавистью посмотрел на хозяина, положил нож на землю и отшвырнул его ногой в сторону; из разреза рубахи выглянули его четки. Наверняка потом полезет на «Амазон» и, чтобы успокоиться, закажет себе что-нибудь в разделе «Холодное оружие для низших каст».
– Ключи! Все, – заорал я, оглянувшись на ворота. На улице стояли три машины. «Марути», на которой нас привезли, джип и еще какой-то кроссовер.
Отец Абхи крикнул, чтобы принесли ключи, приковылял слуга с тремя связками, протянул их мне, не глядя в глаза, и опрометью убежал.
Пока что, несмотря на крики и похищение, никто не поднял шума. Я и сам бы сделал так же.
– Только шевельнитесь, уроды, и я ему врежу, – Руди размахивал битой, точно ветряная мельница, подражая Дхони[163]: фильмы Тарантино и эфиры крикетных матчей явно не пропали даром, он буквально упивался насилием.
Вы только посмотрите на это! Дайте парню крикетную биту с автографами всей команды, одержавшей победу в том знаменитом матче на стадионе «Иден Гарденс» в Колкате в 2001 году, и его уже не узнать. Дайте другому парню образование в школе при католическом монастыре, и посмотрите, что из него вышло.
Пратап снова двинулся к нам.
– Руди, давай меняться. Этот парень меня бесит, а если Пратап подойдет ближе, я врежу этому мальчику! – орал я. Господи Иисусе, боль была нестерпимой, я с трудом удерживал вырывающегося Абхи, кровь пульсировала в руке. Абхи потел, горячо и жарко дышал у меня над ухом и… мой палец, мой палец, мой палец. Отец Абхи побледнел еще больше и принялся бормотать себе под нос молитвы за детей.
Я передал плачущего парнишку Руди. Тот попятился с ним к машинам. Левой рукой я взмахнул битой, на этот раз выше, как раз перед лицом Абхи. Отцу его чуть не сделалось дурно. Сын был его активом, который навсегда обесценится от удара битой в лицо. Пратап походил на тигра, который таращится на мемсаиб[164] в паланкине.
– Садись в «Марути», – крикнул я. Таких развалюх в
