Тростниковые волки - Дмитрий Савочкин

Дом номер сорок шесть по улице Русской не имел вывески, говорящей о том, на какой улице он находится и какой у него номер, и никто из находящихся на улице людей не смог нам подсказать. Я ещё раз проверил описание Хаима по карте, которая у него была – да, это тот дом, сомнений быть не могло.

Это была старая – девятнадцатого или даже восемнадцатого века – двухэтажная постройка в стиле позднего барокко. Она была изрядно обветшалой, и в осыпавшейся местами фасадной штукатурке с трудом угадывался салатовый цвет – дом красили последний раз не меньше двадцати лет назад. Здание стояло не на улице, а чуть-чуть в глубине, за линией неплохо сохранившихся и отреставрированных домов, небольшим палисадником и огромной мусорной свалкой. По центру дома был подъезд – большая двустворчатая дверь, заколоченная деревянными досками. Я прошёлся вдоль фасада. Здание не было сильно обжитым, но и брошенным тоже не выглядело. Я пару раз подпрыгнул, чтобы заглянуть в окна. Нет, в доме точно кто-то жил.

– Давай обойдём дом по периметру. Я справа, ты слева, встретимся с обратной стороны.

Верба кивнула, и мы разошлись. Я успел обогнуть угол, как услышал её голос:

– Клёст!

Крик был громким, но не звучал испуганным, поэтому я спокойно вернулся и зашёл с другой стороны, вслед за Вербой. Она стояла перед незаметной со стороны лестничкой вниз, упиравшейся в прочную дубовую дверь какого-то полуподвального помещения. На двери большими буквами было написано:

«КОРЕКЦІЯ КАРМИ» и ниже – «Відкрито завжди».

– Это то, что мы искали? – спросила Верба и посмотрела на меня.

– Уверен, – сказал я, спустился по лесенке и постучал в дверь.

Никто не ответил.

Тогда я взялся за дверную ручку и потянул дверь на себя. Та нехотя открылась.

Мы попали в небольшую прихожую, из которой, кроме двери с улицы, было ещё два выхода: тяжёлая дверь с кованой решёткой справа вела, вероятно, куда-то в подвал, и прямо перед нами находились деревянные, крашенные отвратительной белой краской двери со стёклами, закрытыми тканевыми занавесками. Я толкнул двери и прошёл вперёд, в комнату. Одна из дверей зацепила висящий под потолком колокольчик, сообщивший хозяину о нашем присутствии.

Комната, в которую мы вошли, была погружена в полумрак – в ней не было окон, и единственным источником света была лампа с тяжёлым тканевым абажуром с рюшечками. Это была небольшая комната, набитая всякой всячиной: на полу лежал потёртый ковёр, справа стояла большая плетёная корзина с копьями, а за ней – сервант с посудой, янтарными стопками, чёрными африканскими статуэтками и тайскими жабами с палочками во рту, огромными ракушками и деревянными шкатулками. Слева на полу стояла кадка с фикусом, торшер невразумительного цвета, а в углу – здоровенное потёртое кресло с отделкой из вельвета. На стенах висели букеты сухих цветов, карта звёздного неба, небольшая янтарная икона и репродукция «Юдифи» Джорджоне. В комнате никого не было.

Двери за нами плавно закрылись, хотя я и не заметил доводчиков. Обернувшись, чтобы посмотреть на Вербу, я увидел над входной дверью оберег. В стене впереди перед нами был ещё один дверной проём, только он был завешен стеклярусными занавесками, за которыми ничего не было видно.

– Добрый день, – сказал я громко, – кто-нибудь тут есть?

В глубине второй комнаты раздалось какое-то шуршание, затем чьи-то руки резким движением раздвинули занавески. В комнату к нам вышла женщина в огромном мешковатом платье, подпоясанном каким-то мужским кушаком. Голову ее покрывал чудно€ завязанный большой платок. Женщине было на вид от сорока до пятидесяти, точнее в полумраке не определишь. Я разглядел острое злое лицо с тонкими чертами, большие уродливые складки на шее, прикрытые рядами янтарных бус, тонкие запястья в янтарных браслетах и красивые не во возрасту кисти рук, пальцы украшены кольцами.

– Добрый день, – спокойно сказала она и замолчала.

– Мы… мы увидели вывеску, – сказал я.

Она молчала, ожидая, когда я продолжу.

– Вы… можете нам помочь? Нам кое-что нужно.

– Я всегда готова помочь, – сказала женщина и посмотрела на меня долгим вызывающим взглядом.

– Мы заплатим, – сказал я, и она резко повернулась, пригласив нас жестом следовать за ней, словно ждала именно этих слов.

Мы зашли во вторую комнату. Она оказалась чуть больше первой, но и вещей здесь было больше. В центре комнаты, под тяжёлым низким абажуром, стоял круглый стол, на тёмной грязной скатерти стоял стеклянный шар. Вокруг стола были расставлены четыре деревянных стула. Слева громоздился большой буфет со стеклянными дверцами, справа – огромный книжный шкаф. Все вокруг было заставлено разнообразными мелочами, причём количество янтарных изделий здесь поражало воображение: тут были янтарные тарелки, янтарные чашки, янтарные ложки и вилки, янтарные статуэтки, изображавшие скорпионов, рыбок, медведей и зайцев, и маленькие янтарные подсвечники. На стене в светлой деревянной раме висело изображение тигра из янтарной крошки, а на трюмо сбоку от стола стояла копия Тадж-Махала из янтаря сантиметров в пятнадцать высотой.

Книжный шкаф был набит книгами, и я, пройдясь взглядом по корешкам, не сразу сообразил, что здесь хранилось множество экземпляров одной и той же книги: «Назову себя Гантенбайном» Макса Фриша. Здесь были собраны экземпляры, наверное, всех существовавших изданий этого романа: на немецком, английском, французском, испанском, русском языках, на языках, которые я не мог опознать; корешки были заполнены буквами латиницы, кириллицы, китайскими иероглифами, хангылем, катаханой и хироганой, арабскими, армянскими, грузинскими, греческими буквами, буквами каких-то восточных алфавитов, которых я не знал.

Кроме книг и янтарных мелочей в шкафу стояли разноцветные керамические фигурки, маленькая ваза с сухими цветами, часы, свечи в подсвечниках и без, на углу висела гроздь пластикового винограда. Противоположную от входа стену почти целиком занимал большой гобелен с картиной «Неизвестная» Крамского. В углу, между стеной и шкафом, от пола до потолка боковая стена была завешана ковром – было похоже, что за ним находится ещё одна дверь, но проверить эту гипотезу мне не удалось. В другом углу стоял маленький круглый деревянный столик с облупленным лаком и на нем – здоровенный доисторический дисковый телефон. Все свободные поверхности в комнате были завалены какими-то бумажками, гадальными картами, раскрытыми книгами и молитвословами, обрывками тетрадных листов с текстом и без. Окон в этой комнате также не было.

– Садитесь, – показала рукой женщина и сама села за стол лицом ко входу, схватив в руки янтарные чётки.