Теневые владыки. Кто управляет миром - Миша Гленни

На другой день малыш буквально рухнул Дауду в ноги, как того потребовал босс, и молил о прощении. Дауд неохотно даровал помилование. Враги Маленького Раджана уже давно нашептывали Дауду, что у Малыша имеются собственные планы на его организацию. Теперь же его загнали в угол, и Маленький Шакил, чтобы посыпать раны Раджана солью, приказывал убить троих его приспешников, обосновавшихся в Непале. Дауд же впоследствии сильно пожалеет о том, что так унизил Маленького Раджана, поскольку его бывший заместитель уже превращался в его злейшего врага.

На D-Company стали сказываться раздоры между бомбейскими группировками. Друзья Малыша Раджана утверждали, что тот подозревал: это Маленький Шакил, его злой рок, будучи мусульманином, разжигает эти распри, чтобы оттереть его в сторону.

Дауд был истым мусульманином, который регулярно совершал хаджи в Мекку, поэтому он заметно беспокоился из-за нападений на мусульман в Уттар-Прадеше, Гуджарате и Бомбее. Нет никаких сомнений в том, что новый расцвет индийского национализма глубоко его тревожил, как и то насилие, от которого страдало мусульманское меньшинство. Хусейн Заиди, который знал бомбейский преступный мир, как никто другой, получил от своих информаторов сведения, дававшие цельную картину того, что происходило в офисе Дауда дальше.

Зазвонил второй телефон, номер которого был известен едва ли полудюжине человек. Трубку снял Шакил, который вручил ее Дауду и тактично отошел в другой конец комнаты.

Разговор был долгим и велся вполголоса.

Когда Дауд повесил трубку, настроение у него заметно изменилось: его подавленность уступила место решимости.

Шакил по-прежнему сидел, храня молчание.

Дауд подошел к нему. «Они звонили», – сообщил Дауд. Шакил никогда не спрашивал, кто были эти «они», а Дауд никогда не пояснял. Полагали, что так они говорили о высокопоставленных пакистанских чиновниках.

«Они говорят, что хотят доставить в Бомбей по нашим транспортным каналам какой-то важный груз, через наши «точки» около Шехади и Диги. Всю операцию проведут Тигр и Тофик, – доставка груза, плата врачам и все прочее. В обмен они обеспечат нашему бизнесу полную безопасность. – Он сделал паузу и затем задумчиво добавил: – Мне думается, что в этом грузе – не обычный товар… Может, это что-то, что позволит отомстить за разрушение мечети Бабри и резню мусульман. Я сказал им: если надо только воспользоваться моей инфраструктурой, и больше ничего, то проблем нет. Я смогу утешить себя тем, что кровь моих братьев будет отомщена».

Дауд выудил из кармана сигару и зажал ее губами – знак, говоривший о том, что он испытывает облегчение. Шакил поднес ему огня. Было очевидно, что этот товар – смерть, хотя босс и был столь немногословен на эту тему.

Двадцатисемилетний Бадшах Кан изрядно нервничал, когда в феврале 1993 года его самолет «Пакистанских международных авиалиний» приземлился в Исламабаде, пакистанской столице. Во время полета из Дубая у одного из пассажиров, по всей видимости, случился сердечный приступ, поэтому пилоты вынуждены были произвести экстренную посадку в Лахоре. Это был дурной знак. Однако еще больше Бадшаха Кана беспокоило, что в его паспорте не было визы – в конце концов, паспорт был индийским, что гарантировало ему повышенное внимание пакистанских властей. А впрочем, с ним здесь было еще несколько парней, и перелет организовывал сам Тигр Мемон. Правда, он все равно очень удивился, когда его вместе с друзьями у самолета встретили сопровождающие, которые отвезли их в отведенное им место жительства, вообще не поинтересовавшись тем, кто они такие. В Пакистане их определенно ждали.

На следующий день прибывших несколько часов везли из Исламабада в пустынную лесистую местность. Там их приветствовали члены Оперативного отдела пакистанской разведки ISI. «Я видел таких персонажей в индийских фильмах, – рассказывал Бадшах. – Люди, которым велят вздуть маленьких щуплых героев, а те сами их бьют. Но эти парни казались очень опасными. Они бы в два счета расправились со всеми киногероями!» Новобранцы хорошо знали жизнь улиц – они с детства проворачивали темные дела и воровали на улицах Бомбея, однако если они чем-то и угрожали людям, то максимум ножом или просто кулаками, и особой подготовки они не получали. А вот их новые наставники были подготовлены отлично.

«Для наших целей лагерь был отлично расположен. Там всем заправляли шестеро: два человека по имени Бабаджи, двое слуг, которые готовили еду и прибирали, и двое вооруженных охранников. Еду нам привозили на джипах, каждый день в одно и то же время, – вспоминал Бадшах. – Бабаджи объявил, что с этого момента они начнут учить нас обращаться с орудиями убийства. При себе у него был китайский «калашников». Потом, когда нас выводили стрелять, нам показывали автоматические пистолеты, разное ручное оружие, легкие пулеметы и «калашниковы»… Следующие два дня мы ничего не делали, только стреляли… Я понял, зачем нас везли в этот лагерь через весь Пакистан. Это было единственное место, где мы могли получить такую подготовку: в каком-нибудь другом месте грохот стрельбы и громкие команды привлекали бы внимание».

Я смотрел на дружелюбное, симпатичное лицо своего собеседника; мы сидели в кафе на севере района Бандра, оживленного в любое время. Бандра считается модным районом, но обычно его привлекательность ощущаешь лишь тогда, когда находишься в шикарных современных зданиях. Когда я шел от станции в ресторан, чтобы встретиться с Бадшахом Каном, то видел, как на тротуаре в полубессознательном состоянии валяются двое любителей героина, по которым пробежала крыса размером с кролика. Нищета и грязь встречаются в Бомбее на каждом шагу и, словно густая тень, гасят тот яркий образ блестящего успеха новой Индии, которая наслаждается сейчас неравномерно распределившимися богатствами, дарованными глобализацией. Банды Бомбея зарождались в его трущобах и теперь кажутся органичным, хотя и страшным ответом на модные бары и беспрестанное потребление растущего и самоуверенного среднего класса. Когда Бадшаху было всего четырнадцать, мошенник, спекулировавший землей, выгнал из дома его семью, и некогда подававший надежды ученик влился в ряды криминала, обретавшегося вокруг гигантских трущоб Дхарави.

Мы сидим вдали от людских толп, в скромном семейном ресторанчике, где подают исключительные острые креветки; Бадшах Кан одет в длинную белую индийскую рубашку, мешковатые белые хлопчатобумажные брюки и маленькую белую шапочку. Он воспитан и задумчив. Когда он рассказывает о своей прежней жизни, трудно поверить, что он был одним из главных участников бомбейских взрывов 1993 года. Правда, впоследствии он добровольно выступил свидетелем обвинения, рассказав о том, как планировались и реализовывались те или иные фазы этой операции. «В тот день в лагере, после обеда, нам показали какие-то черные бруски, напоминавшие мыло, – продолжал рассказывать о своей пакистанской подготовке Бадшах. – Бабадж сказал: «Это RDX, гексоген»… Пока он готовил заряд, мы стали болтать друг с другом. И вдруг горы и джунгли содрогнулись от взрыва. Мне показалось, что от этого грохота у меня лопнули барабанные перепонки… По-моему, дымовая завеса не могла улечься больше десяти минут, и я только тогда смог нормально видеть и слышать. Мы пошли к тому месту, где была заложена бомба. Там образовалась многометровая воронка». Именно эту взрывчатку группе предстояло менее чем через месяц разместить по всему Бомбею – в одном из самых густонаселенных мест земли.

20. Кровавые взрывы в Бомбее в марте 1993 г..

Вечером 14 марта, на следующий день после взрывов, главный комиссар бомбейской полиции позвонил Ракешу Марии, своему заместителю по дорожному движению. «Вы отдохнули?» – спросил он из вежливости, хотя знал, что в ту ночь едва ли кто из офицеров полиции вообще спал – и уж точно не заместитель комиссара Мария. Комиссар продолжал: в расследовании этого теракта на карту поставлен престиж бомбейской полиции, и именно Марию он выбрал, чтобы возглавить работу по этому делу. «Я остолбенел, – сказал Мария. – Меня вынуждали взять на себя всю ответственность на случай, если будет провал. А если бы я прокололся, то что тогда?»

Глава седьмая Ксанаду, часть вторая

И тень чертогов наслажденья

Плыла по глади влажных сфер,

И стройный гул вставал от пенья,

И странно-слитен был размер

В напеве влаги и пещер.

Какое странное виденье

Дворец любви и наслажденья

Меж вечных льдов и влажных сфер.

С.-Т. Колридж. «Кубла-хан» (перевод К. Бальмонта)

«Нам сообщили об одной машине – «Марутти», которую кто-то бросил в Уорли, – Ракеш Мария, вспоминая о тех событиях, откидывается в кресле. – Я приехал туда с группой из шестнадцати сотрудников, и нам стало ясно, что машину бросили в спешке. В том районе на дорогах было выставлено множество постов, чтобы помешать преступникам действовать. Террористы, бывшие членами D-Company Дауда, знали об этом и предпочли бросить машину, а не подвергаться риску быть пойманными». Машина была зарегистрирована на имя Рабинер Мемон, невестки Тигра Мемона. Заместитель комиссара Мария вместе со своими людьми бросился к зданию Аль-Хуссейн, в котором проживала большая часть семьи Мемона. Полиция взломала дверь пустой квартиры и принялась искать вероятные улики. «На холодильнике я заметил ключи от скутера, – продолжал Мария, – и решил, что нам неплохо было бы на него взглянуть». Тут Мария получил еще одно сообщение – о брошенном где-то в городе скутере: дорожная полиция уже приступила к его изучению. «Я взял с собой ключ и попытался завести им этот скутер – есть! Ключ подошел! Я повернулся к своей группе и сказал: «Мы сорвали банк!» Тут было и еще кое-что интересное: в скутере все еще хранился гексоген».