Интерферотрон Густава Эшера - Андрей Черноморченко

— Я могу чем-нибудь помочь? — тихо спросил Морис.

— А-а, так вы здесь? — резко обернулась Филомела. — Стойте смирно и не шевелитесь, если не хотите, чтобы я вас выгнала. В вашей помощи не нуждаюсь. И вообще, подслушивать нехорошо.

После этой любезной тирады Венис рявкнула на фантомов и вновь начала сыпать молниями, — Морис едва успел зажмуриться.

— Можете меня поздравить, — спустя несколько минут сказала Филомела. Вейвановский осторожно, сквозь щелочку между пальцами посмотрел на нее.

— Да не бойтесь, разрядов больше не будет. Он, наконец, запустился.

Несмотря на стоявшие в глазах пятна, Морис сумел разглядеть, что сердце, плававшее над правой рукой раненого, забилось. Табло показало повышение жизнедеятельности до десяти процентов.

— Поздравляю вас! Я, честно говоря, не верил, что вам удастся его оживить.

— Спасибо. Пока он не стабилизируется, я подержу его в разобранном виде.

— Вы будете за ним все время наблюдать?

— Зачем же. Есть фантомы. Сейчас я их, правда, обновлю, — время на исходе. Филомела сосредоточилась, и через всю постель от пола до потолка прошла тонкая полоса, изменившая цвет жидкости, в которой лежал раненый, на золотисто-желтый.

— Идемте! — сказала Филомела.

— Как? Вы так быстро все сменили?

— Конечно! — удивилась Венис. — Вы разве не заметили полоску?

— Заметил, но подумал, что сначала вы распылите все это, — Морис обвел спальню рукой, — а потом будете создавать заново.

— А в промежутке разобранный пациент будет валяться кусками на полу, так по-вашему? — съехидничала Филомела. — Неужели вы не знаете, что люпус может обновлять все впритык?

Морис молча развел руками — ему стало стыдно за свое невежество. Открыв дверь, он пропустил Филомелу, направившуюся в следующую палату, где лежал раненый с перебитыми ногами. Здесь Венис тоже мгновенно сменила все оборудование, а заодно вызвала двух медицинских фантомов, которым велела ждать ее возвращения, после чего быстрой походкой перешла в последнюю палату.

— Этот у нас — самый бодрый, — обновив обстановку, заметила Филомела. — Вернемся к нему через полчаса.

В соседней спальне лечебные манипуляции действительно не заняли много времени. Венис бодро вправила сломанный позвоночник, обложила шинами переломанные ноги и запустила автоматическую программу усиленной регенерации. По счастью, у раненого все модули были целы, и, по оценке Филомелы, он должен был через сутки вернуться в сознание. Последний пострадавший отнял десять минут.

— Кажется, все, — произнесла Венис, осмотрев лицо больного, залепленное восстанавливающим составом. — Может прийти в себя уже к вечеру. Давайте наведаемся к первому.

Разукомплектованный пациент делал успехи: его жизненный тонус повысился на один процент. Филомела тщательно осмотрела все органы, дала указания медсестрам, а затем углубилась в изучение табло. Оторвавшись от графиков, она с видимым облегчением вздохнула:

— Пока ничего, держится. До следующей смены у нас остается час с небольшим. Пойдемте, посидим в гостиной.

Оформление гостиной у Филомелы Венис также было выдержано в строгом духе: Морис для начала споткнулся о пуфик, затаившийся в кустистом, доходившем до пояса ворсе ковра, потом зачем-то поздоровался с крупногабаритным плюшевым скунсом, томно глядевшим на него с дивана.

— Надеюсь, у вас нет аллергии на зверей, живых или игрушечных, — саркастически посмотрела на него Филомела. — Я, в отличие от многих, не разделяю таких страхов.

— Нет, животных я не боюсь, — поспешил успокоить ее Вейвановский, в попытке пристроиться на диване обрушивая на пол семиэтажную конструкцию из вышитых сердечками бархатных подушек.

— Хотя с моей стороны как хозяйки было бы невежливо говорить такие вещи, но меня не покидает ощущение, что вы — как бы помягче выразиться — неиспорчены комфортом. Полагаю, вы меня простите, все-таки мне пришлось сегодня изрядно повозиться с вашими визитерами.

— Я ни в чем не могу вас упрекнуть, более того, нахожусь перед вами в долгу. А насчет моей неловкости и неосведомленности в простых вещах, то, пожалуйста, будьте снисходительны: большую часть жизни я провел на войнах.

Морис про себя отметил, что в его речь опять возвращаются куртуазные интонации. Кто его знает, может быть, именно так положено вести себя в дамском обществе, где Вейвановский последние лет пятьдесят оказывался весьма нечасто.

— Что вы будете пить? — спросила Филомела.

— Виски.

— С газировкой?

— Со льдом. «Гленштейн», если можно.

Перед Вейвановским возник крошечный подносик, на котором стояли бутылка виски, бокал, лед и соленые орешки.

— Развлекайтесь пока, а я, с вашего разрешения, ненадолго удалюсь. Мне нужно привести себя в порядок после всей этой возни. Если произойдет что-нибудь экстраординарное, сестры подадут сигнал тревоги. Я буду в ванной, — с этими словами Филомела оставила своего гостя в одиночестве.

Морис не стал заказывать себе зрелищ через холовизор, опасаясь, что не услышит зова медсестер. Он также не рискнул прогуляться по гостиной, справедливо полагая, что в дебрях ковра гнездится масса хрупких деталей интерьера, которые можно повредить неловким движением. Единственное, что он предпринял, — это воссоздание разрушенной пирамиды из подушек, однако не смог найти несколько самых мелких, утонувших в пучинах ворса. Устроившись в углу дивана и отхлебнув виски, Вейвановский принялся разглядывать обширное анимированное панно, занимавшее противоположную стену. Картина изображала, по всей видимости, склон горы, круто уходивший вверх. Справа был невысокий обрыв, а в центре — небольшая расщелина, вблизи которой возлежало непонятное козлоногое существо в пятнистом трико. Несмотря на буйство травы вдоль всего пейзажа, деревья стояли почему-то исключительно желто-коричневые, как будто данную местность поразила избирательная засуха. Существо в центре панно неожиданно встрепенулось: в углу появилась стайка девушек в полупрозрачных одеяниях, медленно, ритмическими движениями продвигавшаяся к расщелине. Расстояние в несколько ярдов девушки преодолевали исключительно долго, устраивая по дороге хороводы и пластические комбинации. Зрелище приближающейся группы особей противоположного пола воодушевило козлоногого наблюдателя: встав на цыпочки, он поводил вокруг себя руками, а затем совершил серию прыжков на месте. Когда девушки поравнялись с существом, оно принялось гоняться за ними, но несколько странно, то обхватывая их по одной и отжимая, как штангу, вверх, то отпуская. Хотя хищные намерения козлиного мутанта были очевидны, девушки не стремились убегать от него: в то время как тот занимался с одной из них силовыми упражнениями, остальные подруги на небольшом отдалении старательно продолжали формировать геометрические комбинации, очевидно, дожидаясь своей очереди. Поотжимав всех девиц, существо, обессиленное тяжкими трудами, рухнуло возле расщелины, а стайка, покружив немного возле безжизненного тела, разочарованно удалилась.

После плодотворного просмотра картины, в ходе которого содержимое бутылки существенно сократилось, Вейвановский взялся изучать видимые ему с дивана элементы интерьера. Слева в углу было устроено нечто вроде домашнего алтаря: высоко под потолком висела икона богородицы с котенком, окованная мощной металлической рамкой с фальшивыми драгоценными камнями. Под рамой на тонких цепочках болталась пепельница, откуда струился дымок, а ниже иконы была оборудована полка, на которой стояли восьмирогий канделябр, крупная статуэтка Будды с щенком на коленях и изваяние Шивы, танцующего, судя по характерному положению, рок-н-ролл. Рядом с полкой стоял небольшой книжный шкаф. Наклонив голову, Морис прочитал по корешкам: «Кратчайший путь ко вселенской усладе: Великие Откровения Вонючего Старца», «Житие и мученическая погибель двадцати шести закавказских праведников», «Египетская, румынская и канадская книги мертвых. С иллюстрациями и практическими указаниями». Похоже, Филомела серьезно относится к духовной жизни, подумал Морис. Однако на этом религиозные наименования исчерпывались; остальная часть шкафа была заполнена детективами и сентиментальными романами.

— Как вы находите мой дом? — Венис прошуршала по ковру и уселась в кресло напротив Вейвановского.

— Честно говоря, мне очень стыдно за те разрушения, которые по моей вине пришлось произвести в ваших уютных спальнях, — начал было Морис, однако Филомела его прервала:

— Какие разрушения?

— Ну эти, — смутился Вейвановский в предчувствии очередной светской оплошности. — Я имел в виду гибель вашей мебели.

— Никакой гибели. Зачем же? Я аккуратно все сжала. Вы, наверное, не заметили небольших коробочек по углам спален. Как только домашний госпиталь закроется, я опять все верну в исходное состояние. Итак, я жду вашего мнения по поводу моего дома.