Грустное кино - Терри Сазерн

– Да, – хрипло отозвался Никки, – да, действительно получаю.

– А с копией мы такого проделать не сможем – ее языку здесь просто некуда залезть. – Борис разочарованно вздохнул. – Какого черта она не может минуту-другую просто пососать ему член? Что в этом такого страшного?

– Представить себе не могу, – сказал Никки, с чудовищной надменностью изгибая брови. – Вот козочка неумная!

Тем временем язык Фераля был далек от лености. И Борис, и Никки могли видеть, как он пробил периферию «оснастки целомудрия» и теперь змеей пробирался вдоль половых губ, направляясь к клитору, точно ракета с тепловым наведением. На данный момент Энджи, похоже, ничего не замечала.

– Попробуй снять с нее эту штуковину, – прошептал Борис Никки, имея в виду полоску ткани. – Если это сработает, тогда мы снимем и у него… а дальше посмотрим, что получится.

Воплощение этой уловки в жизнь, однако, было приостановлено прибытием Сида и Морти с новостями о побеге Леса Харрисона из дурдома.

– Хорошо, просто держите его подальше отсюда, – проворчал Борис, в высшей степени раздосадованный вмешательством. – Послушай, – спросил он затем у Сида, – ты что, ради этого меня со съемочной площадки увел?

– Нет, Б., – торжественно произнес Сид, – есть кое-что еще… это насчет С. Д.

– Ну так что это, черт побери? Я тут пытаюсь сцену снимать! – Борис то и дело бросал взгляды на площадку, желая увидеть, что там происходит.

– Скажи ему, Морт.

Морт помотал головой.

– Нет, Сид, лучше ты скажи.

Сид откашлялся.

– Б., – самым серьезным тоном начал он, – он был… он имел… сексуальную связь… с трупом… половое сношение… с мертвым телом.

– Что за дьявольщина? О чем ты толкуешь?

– Морти его видел. Верно, Морт?

– Верно, Сид.

– Послушайте, ребята, – нетерпеливо сказал Борис, – вы не свалите отсюда по-быстрому?

– Но он его видел, Б.! Говорю тебе, блин, Морт видел, как С. Д. Харрисон злоебучему трупу вдувает!

– А я тебе говорю, – заорал Борис, – что мне на это насрать! Пошли вон отсюда!

Затем он, так сказать, развернулся на каблуках и зашагал назад к съемочной площадке, а Сид и Морти тупо глазели ему вслед. Сид покачал головой и грустно хмыкнул.

– Проклятье, – пробормотал он, – похоже, всем уже абсолютно на все насрать.

20

Прибытие Дэйва и Дебби Робертс прошло не без фанфар – главным образом благодаря их агенту, все тому же самому Эйбу Лису Леттерману. Лис заблаговременно дал довольно обильную утечку во все СМИ, а потому, когда они приземлились, под рукой оказалась чертовски представительная компания молодых и в высшей степени преданных поклонников звездной парочки. Большинство из них составляли французские студенты (или бывшие студенты), прибывшие автостопом из Парижа, а также из окрестных коммун хиппи. Разнообразие типов было весьма солидное: некоторые мужчины, часть из них бородатые, носили джинсы «Левис» и темные очки; остальные, с волосами до плеч и ниже, щеголяли экстравагантно-пижонской внешностью в стиле «детей цветов» или новых эдвардианцев [35]; тем временем прелестные девушки проделывали свои номера в духе Карнаби-стрит или Кингс-роуд [36] – босые, без лифчиков, в просвечивающих блузках, расклешенных джинсах, коротеньких шортиках, макси-юбках до пят, в больших круглых очках в металлической оправе, а также с гирляндами маргариток в волосах. Над ними летал громадный флаг Вьетконга, звездный и трехцветный, и множество плакатов, намалеванных как по-английски, так и по-французски, гласили: «НЕМЕДЛЕННО ЛЕГАЛИЗОВАТЬ КИСЛОТУ!», «ВОЙНЕ ОТСОС!», «ЗАВЕДИ СЕГОДНЯ ДРУГА!», «СВОБОДУ КИМ АГНЬЮ!» и т. д. и т. п. В общем, это был совсем не тот чистенький, подстриженный выводок, на который рассчитывал Лис Леттерман. Агент все еще себе воображал, что молодые киноманы по всему миру по-прежнему такие же, как и во времена Энди Харди [37].

Дебби, привольно расположившись на одном сиденье, спала со специальной лиловой маской на глазах, а Дэйв и Лис сидели напротив нее, глазея из окна на толпу, пока самолет подруливал к «мерсу».

– Боже милостивый, Дэйв, – пробормотал Лис, – можешь ты им сказать, чтобы они убрали этот вьетконговский флаг? Пресса нас за это просто измордует!

Молодой человек сонно покачал головой.

– Ничего я им не могу сказать, папик, – пробормотал он. – Я их парень. А потом, я, типа, врубаюсь в этих вьетконговских чуваков – они крепко там держатся, разве нет?

Лис с тревогой оглядел салон, убеждаясь, что никто не подслушивает.

– Пожалуйста, Дэйв, бога ради, больше такого не говори. Разве что в шутку.

Молодой человек устало улыбнулся.

– То же самое ты мне и про траву говорил, – напомнил он агенту, – вспоминаешь?

Лис скорчил кислую рожу.

– Хорошо-хорошо, насчет травы я ошибался. На траве мы сделали колоссальную рекламу, признаю. Но ведь у них там злоебучий флаг Вьетконга, черт побери! Проклятье, мы же с этими пиздоглазыми воюем!

Дэйв пожал плечами.

– Я всегда за обездоленных – знаешь, типа Давида в «Давиде и Голиафе»? То есть я врубаюсь в обездоленных… раньше я и сам таким был – вспоминаешь?

Самолет выполнил резкий левый поворот и остановился.

– Шутишь?! – сказал Лис и потянулся через проход разбудить Дебби – с излишней нежностью, одновременно умудряясь задеть прикрытую кашемиром грудь без лифчика и сонный сосок – при этом без всякой паузы продолжая высказывать Дэйву свою укоризну: – Год назад я не мог заплатить киностудии, чтобы она тебя сняла! А теперь ты на вершине, и именно там я хочу тебя поддерживать!

Они начали вставать, и молодой человек негромко рассмеялся, качая головой.

– Не ты, папик… – Большим пальцем он указал в сторону толпы. – Вот они будут поддерживать меня на вершине.

Лис пожал плечами и кивнул.

– Ладно, задира, это твой красный велосипед.

– Лады, – отозвался молодой человек, улыбаясь и кивая в знак согласия.

Когда они вышли из самолета, он немного постоял, подняв одну руку со «знаком мира» из указательного и среднего пальцев в форме римской пятерки, а затем стал медленно поворачиваться, точно папским благословением, осеняя этим знаком всю толпу.

В стороне от главной группы находилась другая, более эксцентричная – человек двадцать так называемых «крейзи». Они размахивали черным анархистским флагом и двумя плакатами: «ДОЛОЙ ТРУСЫ!» и «ЭДИПУ ОТСОС!». «Крейзи» также были красочно разодеты, а некоторые к тому же носили защитные шлемы, словно готовясь к бунту; девушки там были по пояс голыми. Каждые несколько минут вся группа выкрикивала пару-другую боевых кличей на индейский манер – совсем как женщины в «Битве за Алжир» [38]. Затем они начинали в диком неистовстве подпрыгивать, точно на пружинах, выбрасывая вверх сжатые кулаки в салюте «Черных пантер» [39], после чего неподвижно замирали до очередного выплеска.

– Что с ними такое? – кривя физиономию в мучительном испуге, спросил Лис.

– Занимаются своим делом, приятель, – мягко объяснил Дэйв и кивнул, подчеркивая идеальное понимание.

Лис тоже кивнул, но несколько иначе, и, бросив взгляд на молодого человека, отвернулся. Лицо его выражало усталое презрение. В действительности его подлинную и искреннюю заботу в данный момент (а также во все остальные моменты) составляли вовсе не юные Дэйв и Дебби, а его главная, приоритетная клиентка Анджела Стерлинг, стоимостью миллион с лишним за картину. Энджи «безоговорочно» запретила Лису приезжать в Лихтенштейн, вынуждая его таким образом прибегнуть к этой жалкой, почти недостойной уловке и притвориться, что он здесь затем, чтобы представлять интересы Дэйва и Дебби Робертс – «пары недоношенных сопляков», как он любил говаривать у них за спиной. Не считая случайных попыток время от времени забраться Дебби в трусики, Лис вообще редко когда о них думал, ибо не сомневался в том, что «все это молодое говно» – просто мимолетная прихоть и всего лишь способ по-быстрому зашибить монету, что молодежная мода целиком и полностью сфабрикована Мэдисон-авеню [40].

С Энджи дело обстояло совершенно иначе – и постоянным кошмаром Лиса, разумеется, было опасение, что она в любую минуту улизнет к другому агенту. В этом случае он бы пострадай самым печальным образом – как в плане престижа, так и от утраты чудесной лафы в виде четырехсот тысяч комиссионных в год. Энджи и раньше отвергала его советы, но никогда так откровенно – и никогда она не начинала работать без контракта. А что было еще хуже, так это их нынешнее положение по отношению к киностудии – из-за пренебрежения к контракту, а также из-за несомненной уязвимости перед чудовищным судебным искам, если С. Д. и компания все-таки решат его предъявить. Лис вдруг понял, что с тоской задумывается о том, как бы укрепилось их положение (его и Энджи), если бы она уже со всей этой компанией переспала.