Междукняжеские отношения на Руси. Х – первая четверть XII в. - Дмитрий Александрович Боровков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таким образом, помещенный в статье 6610 г. вслед за сообщением о пленении Ярослава Ярополчича Ярославом Святополчичем рассказ о «ряде» Святополка Изяславича с Владимиром Мономахом, согласно которому Мстислав Владимирович должен был перейти на княжение во Владимир-Волынский, а Ярослав Святополчич сесть в Новгороде, следует также датировать 1101 г. По всей видимости, это соглашение состоялось летом 1101 г., но 20 октября (по Ипат.) или 20 декабря (по Лавр.) в Киеве появилась новгородская делегация вместе с Мстиславом и довела до сведения киевского князя волю жителей города («.И реша новгородци Святополку: „се мы княже прислани к тобе“ и ркли ны тако: „не хочем Святополка, ни сына его; аще ли 2 главе имееть сынъ твои, то пошли и, [а] сего ны далъ Всеволодъ, авъскормили есмы собе князь, а ты еси шелъ от насъ“. И Святополкъ же многу прю имевъ с ними онем же не хотевшим, поимше Мстислава придоша Новугороду»)[605].
Со времени С.М. Соловьева сложилось представление о том, что планировавшийся обмен волостями был выгоден Святополку Изяславичу, а не Владимиру Мономаху, интересам которого, напротив, отвечала строптивость новгородцев[606]. Это предположение дает одностороннюю оценку сложившейся ситуации, никак не объясняя того обстоятельства, что еще в 1099 г. Святополк стремился овладеть территорией всей Волынской земли, а уже в 1101 г. готов был перевести своего сына Ярослава из Владимира в Новгород, который он сам оставил в 1088 г. ради княжения в Турове. На наш взгляд, изменение стратегических интересов Святополка связано с двумя обстоятельствами: во-первых, необходимостью мириться соседством с Ростиславичами, владения которых урезать не удалось, вследствие чего поставленная Святополком цель (объединение всей «волости отца и брата») достигнута не была; во-вторых, необходимостью бороться с претензиями на «отчину» Ярослава Ярополчича, на что указывает реконструируемая последовательность событий: так как договор о «рокировке» заключен вскоре после мятежа Ярослава, он может рассматриваться в качестве одного из его следствий. Обмен волынского стола на новгородский мог, с одной стороны, частично разрешить эту проблему, а с другой, способствовать ослаблению позиций Мономаха на севере, так как Мстислав служил интересам отца в Новгороде, а младшие сыновья – в Ростово-Суздальской земле[607].
Тот факт, что политическая роль Мономаха среди русских князей возросла еще при жизни Святополка Изяславича, нашел отражение не только в ПВЛ, но и в перечне русских князей из «Хождения» игумена Даниила, где Василий-Владимир упомянут сразу после Михаила-Святополка, тогда как Давид Святославич назван только в 1-й полной редакции списков «Хождения» и в сокращенной редакции[608]. Такой порядок перечисления князей не соответствует их генеалогическому положению среди потомков Ярослава Мудрого, но позволяет подразумевать политический приоритет Мономаха перед Давидом Святославичем. По всей видимости, раздел «наследства» Святослава Ярославича, осуществленный в 1097 г., негативно отразился на значении Чернигова и правившего в нем князя. Напротив, Мономах, заинтересованный в обороне южных границ Переяславской волости, упрочил не только политическое положение, но и моральный авторитет, выступив организатором борьбы с половцами, в которой помимо правителей Киева и Чернигова приняли участие многие другие князья[609].
Стремление Мономаха к лидерству среди «Ярославовых внуков» подчеркивает и «Сказание чудес», повествующее о междукняжеском соперничестве вокруг Борисоглебского культа в начале XII в. Находившиеся в Вышегороде останки князей, по всей видимости, состояли под покровительством Святополка Изяславича, которому подчинялся город, однако в 6610 (1101/02) г. Мономах тайно приказал обложить гробницы Бориса и Глеба позолоченным серебром и, по сути дела, оспорил попечительство киевского князя. Несколько позже в число попечителей культа захотел попасть и Олег Святославич, который между 1102 и 1111 гг. восстановил церковь, заложенную в Вышегороде Свято – славом Ярославичем, но разрушившуюся при Всеволоде Ярославиче, однако он так и не смог добиться от Святополка разрешения перенести гробницы князей-страстотерпцев в новую (каменную) церковь, так как тот, по словам одного из составителей «Сказания», препятствовал этому, ибо не являлся ее строителем и завидовал сделанному труду[610].
Вероятно, для киевского князя это был не только вопрос престижа, но и политического лидерства. Строителем деревянной церкви, освященной в 1072 г., согласно «Чтению» Нестора, был Изяслав Ярославич. Святополк, судя по информации «Сказания», так и не сумел построить новую церковь – вместо него это сделал Олег, и, если бы Святополк уступил ему инициативу в организации нового перезахоронения, этот акт мог нанести сильный удар по его авторитету, который, как кажется, и без того стеснял Владимир Мономах. Положение осложнялось тем, что, по свидетельству «Печерского патерика», Святополк «много насилиа людемъ створи» и «домы бо силных до основаниа без вины искоренивъ и имениа многымъ отьемъ»[611], что, естественно, не прибавляло ему популярности.
Недовольство в полной мере проявилось после смерти Святополка в апреле 1113 г.[612], когда в Киеве вспыхнуло восстание, которое М.С. Грушевский и М.Н. Покровский назвали «революцией» по аналогии с событиями 1068 г.[613]В рамках этой тенденции народное движение в Киеве характеризовалось как проявление классового антагонизма между горожанами и господствующими верхами[614]. Согласно альтернативному представлению, социальная борьба 1113 г., продемонстрировавшая политическую значимость городской общины в целом, не имела классового содержания[615].
В источниках события 1113 г. представлены следующим образом. Согласно Ипатьевскому списку ПВЛ, «…Преставися благоверный князь Михаилъ, зовемый Святополкъ, месяца априля въ 16 день за Вышегородомъ. И привезоша и в лодьи Киеву, и спрятавше тело его, и възложиша на сане. И плакашеся по немь бояре и дружина его вся,
