32.01. Безумие хаоса - Владимир Брайт

Аккуратный шов, соединяющий левое ухо и голову медвежонка, которого я сейчас сжимал в по-детски хрупкой руке, подтвердил подозрения.

— Милая... Какая же ты все-таки сука, — устало и безнадежно процедил я, почти не открывая рта... — Бессовестно копаешься в моем сознании, словно вор в чужом платяном шкафу, и после этого еще смеешь говорить о каком-то доверии между партнерами...

— Быть может, когда-нибудь ты мне скажешь «спасибо» и за этого медвежонка, и за то, что я провела поверхностное зондирование твоей памяти, а сейчас у меня нет ни времени, ни желания оправдываться, потому что нас ждут более важные дела.

Плечи худого мальчика страдальчески сгорбились, а голова горестно понурилась; казалось, еще немного, и ребенок во весь голос разрыдается — пьяными бессмысленными слезами взрослого усталого человека, на мгновение прикоснувшегося к забытым детским воспоминаниям, которые при ближайшем рассмотрении оказались не волшебной удивительной сказкой, а бездушным фантомом.

Но минута слабости миновала, и, распрямившись, я безжалостно и зло отшвырнул в сторону механического монстра, нацепившего на себя личину милой детской игрушки, после чего, не оглядываясь более, зашагал вперед — туда, где находился бастион еще одного монстровидного разума, который предстояло взломать или преодолеть, чтобы докопаться до очередной глупой и по большому счету никому не интересной тайны.

Долго идти не пришлось, что, впрочем, было и неудивительно — насколько я понял, лимит времени, которым мы располагали, был жестко ограничен. Менее чем через минуту неожиданно, буквально из ниоткуда, перед моим взором выросла жалкая пародия на любительское театрализованное представление. Тоннель перегораживало картонное заграждение в виде замка. Причем я мог поклясться, что всего лишь несколько секунд назад видел холодную гладкую пустоту огромной металлической трубы, протянувшейся насколько хватало глаз, и вдруг — раз! — откуда ни возьмись появилась преграда.

Рядом с декорацией валялась груда исковерканных манекенов, и, только присмотревшись повнимательнее, я заметил, что это расщепленные останки деревянных солдатиков в человеческий рост.

— Первое Ватерлоо несчастного, в чьих мозгах мы пытаемся основательно покопаться?

Вопрос не требовал ответа, но Милая решила дать необходимые пояснения:

— Первая из двух защит, которые не выдержали моего напора.

Плюшевый медвежонок, ловко подтянувшись, пролез во внушительных размеров дыру, пробитую сбоку от крепостных ворот.

Я все еще не понимал, какая, собственно, роль отводится мне во всем этом нелепом фарсе, поэтому, последовав за своим игрушечным провожатым, спросил:

— Если ты так прекрасно справляешься со всеми этими преградами, то какого черта нужно было тащить сюда еще и меня?

Проникнув через сквозное отверстие внутрь, я увидел внутренний двор замка. Как и крепостные стены, он был сделан из наскоро размалеванных кривых картонных щитов и усеян все теми же разбитыми деревянными солдатиками.

— Терпение, мой друг. Еще немного — и ты все узнаешь.

Мне показалось, что плюшевый медвежонок натужно пыхтит, поднимаясь по кривой лестнице, ведущей к внутренним покоям замка, но, немного подумав, я пришел к выводу, что Милая не может пыхтеть в принципе, потому что это было бы еще большим абсурдом, чем весь фальшивый замок.

Проникнувшись ролью нетерпеливого ребенка, я хотел было спросить, сколько еще можно морочить мне голову всякими дешевыми фокусами, но в этот момент мы наконец достигли цели своего путешествия, упершись в совершенно обычную деревянную дверь с вставкой из непрозрачного матового стекла. Было видно, что в помещении, куда мы пытаемся проникнуть, находится источник яркого света, но определить, что это за сияние, не было возможности.

— И? — удивленно вскинул вверх брови маленький мальчик, обращаясь к своей игрушке. — В чем, собственно говоря, заключается изюминка этой не по-детски вычурной сказки?

Медвежонок совершенно натурально обиженно засопел, после чего показал маленькой лапкой на дверь:

— Попробуй открыть...

— Милая, ты что, с некоторых пор начала принимать себя за гениальную актрису? — пораженно спросил я. — Или настолько плотно вжилась в сценический образ, что даже сопеть начала — прямо как настоящий игрушечный медвежонок?..

— В этом месте, — стеклянные глаза-пуговки излучали какую-то неведомую, но мощную силу, — мы можем быть кем угодно, начиная от плюшевых игрушек и заканчивая вымершими миллионы лет назад динозаврами, потому что это не играет особой роли. А вот что по-настоящему важно, так это полностью соответствовать однажды принятому образу. Слишком долго объяснять, но в данной псевдореальности все слишком зыбко и призрачно, чтобы позволить себе какие-либо отклонения от заранее выбранного образа.

Откровенно говоря, ее объяснение не слишком меня удовлетворило. Точнее, я практически ничего не понял, но, по крайней мере, мне стало немного спокойнее от осознания того факта, что холодно-бесчувственный самообучающийся интеллект еще не сошел с ума.

— Так значит, если бы ты была не игрушкой, а каким-нибудь динозавром-хищником, то вокруг валялись бы не исковерканные деревянные солдатики, а окровавленные ошметки огромных животных?

— Ну, что-то в этом роде, — легко согласилась Милая.

— Забавно, — задумчиво протянул я и без всякого перехода продолжил: — Итак, все, что от меня требуется, — войти в эту дверь, чтобы потом...

— Потом мы посмотрим, что можно будет сделать. А сейчас нам нужно просто открыть дверь.

— Именно для этого ты и взяла меня сюда?

— Да, — совершенно серьезно кивнул плюшевый медвежонок.

— Думаешь, раз это существо так самоотверженно защищало меня, то у него есть определенные установки насчет моей личности?

— Да. Да. Да. И еще раз — да. — Плюшевая игрушка нетерпеливо взмахнула короткой мохнатой лапкой. — Я прекрасно понимаю: тебе не очень-то интересно, что скрывается за этой дверью, и даже более того — подсознательно ты боишься ее открыть, так как можешь увидеть там что-то не слишком приятное, но...

Мне действительно не хотелось знать, что за источник света находится внутри помещения, но вся эта дерьмовая ситуация выглядела настолько гротескно и глупо, что, отбросив в сторону все свои дурные предчувствия и даже не дослушав до конца фразу своей железной напарницы, напялившей на себя личину мягкой игрушки, я решительно взялся за ручку двери и потянул ее на себя. Дверь подалась неожиданно легко, почти без всяких усилий с моей стороны, и где-то в глубине сознания мелькнуло облегчение: «Напрасно и боялся, ведь все так просто и...»

Тело маленького мальчика пробило насквозь тонкими острыми иглами сразу во множестве мест. Он дико закричал и отчаянно дернулся, пытаясь сделать шаг назад и соскользнуть с наконечников безжалостно-равнодушного металла, но это не удалось — иглы были с зазубринами, наподобие крючков для рыбной ловли, поэтому вырваться было невозможно.

Он все продолжал безостановочно кричать, распятый на полураскрытой двери, напоминая ощетинившегося иголками ежа, а дверь, словно под действием легкого сквозняка, очень медленно и плавно начала приоткрываться...

Маленький плюшевый медвежонок неподвижно стоял неподалеку, зачарованно наблюдая, как открывается вход в таинственную сокровищницу, хранящую в своем загадочном чреве миллионы неразгаданных тайн. В его пластмассовых глазах-пуговках играли отблески света, шедшего из комнаты, но источник был слишком яркий и резкий, чтобы рассмотреть и понять, что же скрывается внутри.

Мальчик все кричал и кричал, а коварная игрушка, заманившая его в преддверие ада, казалось, ничего не слышала и ни на что не реагировала. Создавалось такое впечатление, что медвежонок чего-то ждал, и спустя мгновение эта догадка подтвердилась.

— Зайдешь внутрь — и я отпущу мальчишку. — Голос выговаривал слова безупречно правильно, но был слишком безжизненным, чтобы принадлежать человеку из плоти и крови. — Заходи.

Дверь предупредительно открылась, и сияние стало невыносимо ослепительным.

Не было никакой гарантии, что таинственный незнакомец исполнит свое обещание, получив желаемое, но, казалось, плюшевая игрушка не сомневалась в том, что все будет честно: каждая из сторон исполнит взятое на себя обязательство...

Какой-то неуловимо короткий промежуток времени маленький медвежонок колебался, как будто пытаясь угадать, что ожидает его внутри, а затем, отбросив ненужные сомнения, сделал решительный шаг вперед...

Но как только забавно посапывающая игрушка, неуклюже перебирая короткими толстыми лапками, пересекла порог ощетинившейся иголками двери, и без того ослепительно яркий свет взорвался вспышкой сверхновой звезды — и маленькое мохнатое тельце разорвало на тысячу мелких кусочков, расщепив до молекулярного уровня.