Кремлевское кино - Сегень Александр Юрьевич

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о праздновании 15-летия советской кинематографии и награждении работников кинематографии. 8 января 1935

Подлинник. Машинописный текст. Подписи — автографы И. В. Сталина, В. М. Молотова, Г. К. Орджоникидзе, А. И. Микояна, К. Е. Ворошилова, В. Я. Чубаря, М. И. Калинина, факсимиле Л. М. Кагановича. [РГАСПИ. Ф. 17.Оп 163. Д. 1051. Л. 44]

Приветствие ЦК ВКП(б) работникам советской кинематографии в связи с празднованием 15-летия советской кинематографии. 8 января 1935

Копия. Машинописный текст. [РГАСПИ. Ф. 17.Оп 163. Д. 1051. Л. 45]

Постановление ЦИК СССР «О награждении работников советской кинематографии». 11 января 1935

Копия. Машинописный текст. [РГАСПИ. Ф. 17.Оп 163. Д. 1051. Л. 90–94]

Глава одиннадцатая. Аделита

Ближняя дача нравилась все больше и больше. Сюда он возвращался из Кремля и в одиночестве зализывал раны.

Сначала Сергеев, потом Надежда, а теперь Киров… Судьба как нарочно то и дело отнимала у него людей, которых он любил больше всех. Никогда не увидеть ему вечно игривого выражения лица «товарища Артема», томного взгляда любимой жены, ямочек на щеках у хохочущего Мироныча. Один — в братской могиле на Красной площади, другая — на Новодевичьем, третий — в колумбарии Кремлевской стены. Какие безвозвратные слова — могила, кладбище, колумбарий! И время не лечит, нисколько не лечит, оно лишь заслоняет раны, ненадолго посыпает успокоительным порошком. Только и опора на вас — время, события, дела и люди!

Во что бы то ни стало надо, чтобы сделали лучший документальный фильм о Мироныче. И Шумяцкий вроде из кожи вон лезет, он его и так и сяк шпыняет, но надо Захарычу будет орденок к юбилею советского кино. Из-за траура по Кирову празднование перенесли на начало следующего года. И свое пятидесятипятилетие отпраздновал скромнее некуда. Но премьера «Веселых ребят» в конце года разрядила обстановку всеобщей грусти, и понеслась смешная и бесшабашная картина по всей стране, по всему миру, под разными названиями, в Америке — «Москва смеется», в Югославии — «Пастух Костя», где-то еще как-то по-иному, неважно.

Эйзенштейн-то разозлился на своего бывшего подмастерья, в «Литературке» грохнул статьей «Наконец-то!», расхвалил до небес «Чапаева» Васильевых, а про сердечного друга Гришу — ни словечка.

Париж рукоплескал фильму Посельского «Герои Арктики» о подвиге челюскинцев, но парижские газетенки писали с подковыркой: «Работа честная, скромная. Снимали только то, что казалось интересно, как документ. Фильм сильно оживляется к концу — с отлета последнего аэроплана до триумфального въезда в Москву…» Ну еще бы, такие духоподъемные кадры, вся Москва встречает героев россыпью поздравительных листовок! «Но здесь уже чувствуется искусственность… Флаги сменяются флагами, знамена знаменами, толпа все растет, крики становятся все восторженнее — пока на полотне не появляется „наш Сталин“, с высоты трибуны взирающий на парад и благосклонно беседующий с героями. Идти дальше в показе величия просто некуда, дальше нечего и показывать. Впрочем, в самую последнюю минуту на экране мелькает Максим Горький. Надо ли говорить, в какой позе, с каким выражением лица? Не ясно ли это всем заранее? Ну конечно, он смахивает слезу. Уж вы, мол, меня, старика, простите. Когда смотришь на эти сильные лица, когда следишь за этой борьбой, особенно верится, что советчина минует, а вот именно такие — сильные, бодрые духом, упорные — такая настоящая Россия и будет!»

Вот сволочи, а просто признать, что в Советской России подъем духа, конечно, нельзя. Надеетесь еще вернуться? Напрасно, оставайтесь в своих парижах! А настоящие люди к нам сюда тянутся, Ромен Роллан, Поль Робсон. И кино наше уже завоевало славу, толпы зрителей идут смотреть советское кино в европейских и американских кинотеатрах, несмотря на злобное шипение газетных писак. В «Чапаеве» только и увидели, что про своих каппелевцев: «Белые больше не представляют собой ярмарочных чучел, смешных и презренных. Они тоже герои. Их атака парадным шагом, их равнодушие к смерти — одно из наиболее потрясающих мгновений этой картины».

И Булгакова мы вам не отдадим, как бы он в ваши парижики ни намыливался. Дали работу и денег, пишет Михаил Афанасьевич сценарии по гоголевским «Ревизору» и «Мертвым душам», режиссеру Пырьеву — последний шанс после того, как он снял слабый «Партийный билет» и его уволили с «Мосфильма».

Мы всех умеем прощать. Кроме не сдающихся врагов. Зиновьева, Каменева и еще семнадцать ненавистников открыто судили в Москве, всем дали тюремные сроки. И очередной съезд Советов поддержал эти меры. Этого шпендика Николаева, посмевшего выстрелить в затылок незабвенному Миронычу, расстреляли. И жену его тоже, эту ящерицу латышку, из-за нее погиб лучший человек из ближнего круга.

Письмо И. В. Сталина начальнику Главного управления кинематографии при СНК СССР Б. З. Шумяцкому с приветствием к работникам советской кинематографии в честь ее пятнадцатилетия. 11 января 1935

Подлинник. Машинописный текст. Правка — автограф И. В. Сталина. [РГАСПИ. Ф. 558.Оп 11. Д. 1077. Л. 25]

Горького наконец полностью приручили. На памятном ленинском вечере в Большом театре вон какую речь толкнул о том, что Сталин это Ленин сегодня, в сущности, повторив фразу из свежей статьи Анри Барбюса.

Пятнадцатилетие «Совкино» прошло на славу, везде толпы народа, восторженно признают новый советский кинематограф — «Чапаева», «Веселых ребят», «Героев Арктики», «Юность Максима». В Большом театре торжественное заседание с вручением немыслимого количества правительственных наград, одних только орденов Ленина одиннадцать штук: Шумяцкому, Грузу, Тагеру, Пудовкину, Эрмлеру, обоим Васильевым, Довженко, Чиаурели, Козинцеву, Траубергу. А как там у вас, господа французы, так ли щедро сыплют на киношников Почетным легионом? Четырнадцать орденов Трудового Красного Знамени, пять Красной Звезды, включая Дзигу Вертова и Григория Александрова. Почему последнему не дали орден Ленина? Он и так чрезмерно обласкан, еще зазнается. И жена у него уж больно хороша, чем не награда? Надо еще послужить, а там видно будет. «Веселые ребята» столько денег принесут, бери лопату побольше, даже не совковую, а ту, которой снег расчищают.

Званиями народного артиста СССР удостоили Бабочкина и Гардина, заслуженными деятелями искусств СССР стали Эйзенштейн, Зархи, Тиссэ, Кулешов, Протазанов, Рошаль, Юткевич, Москвин, Посельский, Кауфман и еще шестеро, а уж заслуженных артистов республики человек двадцать стало, включая Птушко, Шуб, Чиркова, Барнета, даже Хохлову, которая Сталину так не нравилась, но и Орлову, которая ему, наоборот, нравилась очень.

Сидя на Ближней даче, он курил свою нескончаемую трубку «Данхилл», а иной раз и сигары, ароматные кубинские и крепчайшие ямайские, пытался заглушить воспоминания о друзьях и жене. Представлял себе, как возьмет да и уведет у Александрова его Любку, и кому какое дело! Ему еще только пятьдесят пять исполнилось, а он как бирюк, потерявший волчицу и вынужденный жить в одиночестве, вдалеке от стаи, ходить своими глухими тропами, лить свои бирючьи слезы.

А что? Вскружить голову этой Любаше, ограбить партийную кассу, как когда-то они грабили буржуев, и махнуть куда-нибудь… Куда там? В Мексику, что ли? Да хоть бы и в Мексику, будь она неладна, какой скандалище из-за нее пришлось лично замять.