Что движет солнце и светила - Николай Семченко

Люба, застонав, хотела наброситься на них, закричать, вытолкать обоих взашей на мороз, но что-то её остановило. Навряд ли между Валечкой и Володей что-то было. Ну, выпили. Ну, задремали. Дочка даже тёплую кофту не сняла, так и уснула. А она бедную Валечку чуть не приревновала, совсем голову потеряла!

9.

Александр вернулся домой радостный и с порога выпалил:

- А меня пообещали взять сторожем в ларёк на дороге! В тот, что у заправки, где поворот на Хабаровск.

- Но, говорят, на такие ларьки постоянно рэкетиры наезжают: требуют плату, сторожей бьют, - сказала Лариса. - Приятного мало!

- Зато хоть что-то заработаю...

- И мы с тобой наконец-то поженимся?

- Пока нет денег на развод, сама знаешь.

- И только-то?

- Конечно.

Он солгал. Даже если бы ему выдали свидетельство о разводе, а в паспорт тиснули соответствующий штамп, он всё равно не перестал бы думать о Любе. Александр привык к ней, вся она была какая-то своя, родная, такая уютная, домашняя, бесхитростная, терпеливо сносившая все его загулы, пьянки и враньё. Но она не умела делать в постели то, что делала Лариса, и об умном не говорила, и никаких стихов наизусть не читала, и на гитаре не играла, да и вообще терпеть не могла громкую музыку, веселые компании и рюмочку-другую - просто так, для настроения; она с трудом переносила даже сам запах спиртного. Его тело стремилось к Ларисе, а душа - к Любе, и он, чувствуя это раздвоение, порой не находил себе места. И чтобы хоть как-то унять свою боль, принимался ходить по комнате: от окна - к двери, от двери к окну. Как маятник часов. И бездумное, отрешённое это хождение мало-помалу вытесняло из груди тоскливый комок непонятной грусти.

Лариса догадывалась о его душевной смуте, но у неё хватало ума не требовать от него постоянных доказательств любви, а также отчетов о том, где был, куда ходил и не заглядывал ли к Любе. Сама она, может быть, впервые за много-много лет почувствовала: хватит с неё всяких приключений, похождений, страстей-мордастей, всех мужиков не перепробуешь - пора прибиться к одному.

Она всегда думала, что ищет удовольствия от секса, острых ощущений, новых мужчин, а в действительности искала тепла, трогательности, заботы и много чего другого, что, оказывается, вовсе не было сексуальным.

В мечтах ей всегда рисовался один и тот же образ: высокий, длинноногий, красивый, богатый. Физиономия этого образа могла меняться, принимать прямо противоположные формы, но одно оставалось неизменным: богатый! И когда ей встретился Александр, она поначалу отнеслась к нему снисходительно: ладно, пусть будет ещё и этот. Но вскоре Лариса поняла, что Александр ей не просто нравится - жить без него и скучно, и неинтересно, и ничего не хочется делать, и всё валится из рук. Влюбилась!

Ещё больше их сблизила общая тайна. В посёлке по-прежнему шушукались, что это именно они безжалостно прикончили Виктора, чтобы не мешал им предаваться блуду. Он познакомил Александра с Ларисой - своей пассией, и не думал - не гадал, что сам вскоре окажется третьим лишним. А когда попробовал выяснить отношения, то они, сговорившись, избавились от него навсегда, да ещё как жестоко: расчленили труп и разбросали его части в разных местах.

На самом деле всё было по-другому. Виктор пришёл, конечно, не пустой с двумя бутылками "Посольской", которую считал лучшей водкой. Он уже был в изрядном подпитии, жаловался на каких-то городских "братков", которые начали его "доставать", костерил на чём свет стоит нынешнюю власть: президент немощный, его окружение - стая волков, терзающая Россию, а с волками жить по-волчьи выть, но ему этого делать не хочется, однако - вынуждают... Хоть Виктор и крепко "принял на грудь", но себя контролировал: никаких конкретных имён не называл, всё - вокруг да около, одними намёками. Александру, как давнему своему приятелю, он, видимо, по-прежнему доверял, потому что неожиданно попросил его об услуге: взять на сохранение кое-какие бумаги.

Лариса, изгнанная на время этого разговора на кухню, всё, однако, слышала. Вернувшись в комнату со сковородкой, на которой ещё шипела яичница, она поставила её на стол:

- Горяченькое, мальчики!

Один из "мальчиков" - Александр, - однако, уже "отрубился". У него была такая особенность: пропустит несколько рюмашек - и, осоловев, на несколько минут заснёт, после чего, взбодрённый передышкой, как ни в чём не бывало откроет глаза и спросит: " А почему по-новой не наливаете?"

- А я хочу другого горяченького, - сладко улыбнулся Виктор. - Дашь?

- Ты что? - Лариса покрутила пальцем у виска. - На глазах у Сани? Совсем чокнулся!

Чтобы не продолжать этот разговор, она собрала со стола пустые тарелки и понесла их на кухню. Виктор понял это по-своему и, покачиваясь, пошёл за ней.

- То, что было, сплыло, - Лариса шлёпнула его по рукам. - Отойди, пожалуйста!

- Ну, последний разочек, - он настойчиво пытался дотронуться до её талии. - Что тебе стоит?

Как она ни увёртывалась, а Виктор всё-таки схватил её и попытался завалить, но она не сдавалась. Раззадорившись, он притиснул её к столу, жадными и жаркими губами впился в шею, а Лариса, отталкивая его, одной рукой ухватилась за стол и наткнулась на нож.

Виктор не хотел понять, что она с ним не играла. Ей и в самом деле было противно его тело, эти сухие губы, запах пота, сигарет и водки. Он был ей уже чужой. Но Виктора это не интересовало. Он бормотал какие-то нежности, перемежая их скабрёзностями, одна его рука настырно задирала её халат, а другая копошилась, расстегивая "молнию" на брюках, и когда он попытался своим коленом раздвинуть её ноги, Лариса от бессилия и ненависти ударила его ножом в спину.

- Ты что, сука? - удивлённо охнул Виктор и разжал руки.

Лариса, загребая на груди разорванный халат, метнулась в комнату. Александр, очухавшись, взглянул на неё и, ни слова не говоря, кинулся на кухню. Она слышала их возню, вскрики, маты. Вскоре всё стихло. И она боязливо заглянула в дверь.

- Давай вытащим эту падаль на улицу, - сказал ей Александр. - Пусть оклемается на свежем воздухе...

Виктор лежал на животе и чуть слышно постанывал. Его свитер был в крови. Нож валялся рядом на полу.

- Не бойся, - совершенно трезвым голосом сказал Александр. - Ты его не зарезала. Так, лишь царапнула...

- Он живой?

- Оклемается, сучара, - сквозь зубы процедил Александр. - Он тебе ничего не сделал?

- Нет, не успел...

- Надевай на него куртку, - распорядился Александр. - И шапка, где шапка? Не забудь её.

Навряд ли кто-то из соседей видел, как они вынесли Виктора на улицу и, будто заранее предчувствуя недоброе, бросили не возле своего дома, а дотащили до перекрёстка и уложили на чью-то лавочку.

Чуть позже, успокоившись, Александр сказал:

- Пойду-ка, проверю, как он там. Всё-таки я его капитально отделал, да и ты тоже постаралась. Как бы не замёрз, сука позорная. Если что, помогу ему до дома дойти...

- Может, не надо, а? Не ходи никуда.

- Ладно, я быстро, - сказал Александр.

Он и вправду вернулся быстро - бледный, испуганный, руки трясутся. Ничего не говоря, быстро схватил тряпку и, как был в куртке и шапке, принялся вытирать на полу пятна крови.

- Что случилось? - спросила Лариса.

- Его забрали, - ответил Александр. - Не знаю, кто. Подъехала машина, вышли два мужика, погрузили в машину и уехали...

- А ты-то где был?

- Они меня не видели. Я за Иснючкиным забором притаился.

- Кто ж это такие?

- Наверно, это те, которые на Витька наезжали. Давай, милая, всё прибирай... Этот нож проклятый вообще надо куда-то выкинуть, и посуду всю перемой. Чтобы, если что, никаких следов!

Как в плохом детективе, они всё тщательно убрали, даже зачем-то сунули в печку разорванный Ларисин халат. Но ни в эту ночь, ни на следующий день их никто не беспокоил, а в милицию их вызвали, скорее, как свидетелей.

Следователь продержал их на допросе довольно долго. Его особенно интересовало, не оставлял ли Виктор какие-нибудь документы, деловые бумаги, и если они не у них, то у кого могли бы быть.

10.

Валечка зевнула и равнодушно сказала:

- Ну, подумаешь: выпили и заснули, что тут особенного?

- Дрянь, какая дрянь! - Люба от возмущения даже покраснела. - У пьяного мужика знаешь, что на уме?

- Ой, ты об этом? - Валечка перестала красить ресницы и через плечо посмотрела на мать. - Да на фиг он мне сдался, старик! Это для тебя он молодой...

- Ты как с матерью разговариваешь? Последний стыд растеряла! И в городе, наверное, те ещё кренделя выделывала, бездельница! Юра правильно сделал, что тебя выгнал.

- Да кому он нужен, этот зассанец? Блин! Мне матрацы сушить надоело. Весь балкон провоняло! Юра, чтоб ты знала, как упьётся, так и дорогу в туалет забывает: под себя прудит. Как бы это тебе понравилось, а?

- К врачу надо сходить, - ответила Люба. - Это у него болезнь такая, от нервов. А ты чуть что - сразу в сторону! Да ещё позоришь меня на весь посёлок...

- Ты сама позоришься, - Валечка, наморщив гладкий лобик, убрала с века лишнюю тушь. - Цыган недаром тебя "мамочкой" зовёт. Ему нужна женщина, которая его бы кормила- обстирывала, ухаживала как за маленьким...