Сильмариллион (перевод Lex Hellhound) - Джон Толкин

— Дело серьезное, — сказала ему она. — Намного серьезнее, чем думают сами нольдорцы; ведь Свет Амана и судьбы всей Арды заключены теперь в этих вещах, творениях Феанора, которого уже нет на свете. Я предвижу, что вернуть их не удастся, даже при всей мощи Эльдар; мир будет разрушен в грядущих войнах, прежде чем сильмарили удастся отобрать у Моргота. Взгляни! Уже убит Феанор, а с ним и многие другие, как я полагаю; но первой смертью, что они принесли и принесут еще многим, была смерть твоего друга, Финве. Его убил Моргот, который затем бежал из Амана.

Тингол, опечаленный известиями и дурными предчувствиями, долго молчал; затем произнес:

— Теперь-то я наконец понимаю, почему пришли с Запада Нольдор, раньше я немало этому удивлялся. Не на помощь нам они примчались (разве что, случайно так вышло); ибо тех, кто остался в Средиземье, Валар предоставили самим себе до случая крайней нужды. А пришли нольдорцы за мщением и компенсацией. Но тем более верными соратниками против Моргота они будут нам; уж с ним-то они никогда не заключат мира.

На это Мелиан возразила:

— Действительно, они пришли сюда за этим; однако есть и другие причины. Остерегайся сыновей Феанора! На них лежит печать гнева Валар; они свершили зло, я почти уверена в этом — и в Амане, и по отношению к их собственным сородичам. Скорбь лишь на время усыпила разногласия меж правителями Нольдор.

— Мне-то что до этого? — спросил тогда Тингол. — О Феаноре я получал лишь поверхностные доклады, и заслуги его представляются немалыми. О сыновьях его, к сожаленью, мне известно и того меньше; однако я уверен в том, что они — заклятые враги нашего врага.

— Их мечи и советы обоюдоостры, — заметила на это Мелиан; больше они на эту тему не разговаривали.

Вскоре среди Синдар поползли слухи о содеянном Нольдор до того, как те пришли в Белерианд. Не было никаких сомнений в том, откуда подул ветер — некрасивая правда была щедро приправлена и отравлена ложью. Однако Синдар были не были чрезмерно подозрительны и доверяли словам, и (как и следовало ожидать) именно их выбрал Моргот мишенью для своего первого обмана; ведь Синдар совсем его не знали. Кирдан, услышав эти темные слухи, был серьезно обеспокоен, но он был мудр и быстро осознал, что правда это или ложь, распускают такие слухи в эти мрачные времена неспроста; хотя злой умысел ему виделся со стороны нольдорских лордов, явно имевших меж собой разногласия. Поэтому-то Кирдан и отправил посланцев к Тинголу, сообщить ему об услышанном.

Так случилось, что в то время гостили у Тингола сыновья Финарфина, пришедшие повидаться со своей сестрой Галадриэль. Тингол, получив сообщение Кирдана, в крайнем раздражении бросил Финроду:

— Хорошую же ты мне службу сослужил, родич, умолчав о таких делах! Но теперь мне известно о злодеяниях, совершенных Нольдор.

— Что же плохого я сделал тебе, лорд? И что за беды принесли Нольдор в твое королевство, что так тебя опечалили? Ни против тебя, ни против твоего народа они никогда не замышляли ничего дурного, и тем более не делали.

— Поражаюсь я тебе, сын Эарвен, — фыркнул Тингол. — Ты приходишь в дом своего родственника с руками, обагренными кровью народа твоей матери, но не ищешь ни оправданий, ни прощения!

Обвинение сильно задело Финрода, но он смолчал, поскольку не мог защитить себя, не обвинив кого-то из других лордов Нольдор; а ему не хотелось делать этого перед Тинголом. Но в сердце Ангрода при воспоминании о словах Карантира поднялась горечь, и он воскликнул:

— Повелитель, я не знаю, какую ложь ты слышал, и от кого; но наши руки не обагрены кровью. Виноваты мы лишь в том, что позволили себе заблуждаться — наслушались речей Феанора и оказались околдованы ими, будто вином; но ненадолго. Мы не совершали на пути никаких злодейств, но и сами немало пострадали; однако мы простили тех, по чьей вине это произошло. И за это нас называют твоими доносчиками, изменниками Нольдор, хотя это неправда, как тебе прекрасно известно — ведь лишь из верности своему народу мы ни слова тебе не сказали, чем и заслужили твой гнев. Но мы не желаем признавать за собой чужой вины, поэтому выслушай теперь, что там произошло на самом деле.

И Ангрод с горечью поведал Тинголу о сыновьях Феанора, рассказал о резне в Альквалонде и Проклятии Мандоса, а также о сожжении кораблей в Лосгаре. А под конец вопросил:

— Так неужто после всех мучений, что мы претерпели на Дрейфующих Льдах, мы должны теперь носить еще и клеймо братоубийц и изменников?

— Проклятие Мандоса лежит и на вас, — заметила на это Мелиан. Но Тингол, прежде чем заговорить, надолго задумался.

— Ступайте же! — повелел, наконец, он. — Ибо сейчас мое сердце пылает от гнева. Позже можете возвратиться, если пожелаете; я не закрою для вас свои двери, ведь вы все же мои родственники, запутавшиеся в сетях зла, свершиться которому не помогали. С Фингольфином и его народом я также сохраню дружеские отношения, ибо они жестоко поплатились за то зло, что причинили. И та ненависть, что мы все питаем к Врагу, измыслившему все это коварство, несколько затмевает нашу скорбь. Однако попомните мои слова! Никогда впредь я не желаю слышать языка тех, кто убивал мою родню в Альквалонде! И пока это в моей власти, на нем не будут разговаривать в моем королевстве — я повелю всем Синдар отказаться от языка Нольдор и не отвечать говорящим на нем. А те, кто все же осмелятся его использовать, будут признаны нераскаявшимися братоубийцами и предателями.

Сыновья Финарфина покинули Менегрот с тяжелыми сердцами, предчувствуя, что пророчество Мандоса всегда будет стремиться к исполнению, и что никто из Нольдор, последовавших за Феанором, не сможет избежать тени, павшей на его род. Приказ Тингола был исполнен незамедлительно; при разговоре присутствовали Синдар, которые и разнесли весть за пределы дворца. Впоследствии от речи Нольдор они отреклись по всему Белерианду, и сторонились тех, кто пользовался ею. Однако и сами Изгнанники давно пользовались синдарином, а на Высшей Речи Запада говорили разве что лорды Нольдор, да и то между собой. Речь эта сохранилась лишь как язык знаний и наук, где бы не проживали говорившие на ней.

Тургон все еще обитал в Виньямаре, когда была завершена постройка Нарготронда; сыновья Финарфина прибыли туда отпраздновать сие событие, и даже Галадриэль на некоторое время переехала из Дориата в Нарготронд.

Король Финрод Фелагунд не был женат, и Галадриэль однажды полюбопытствовала о причинах этого. Фелагунд, словно озаренный предвидением, отвечал так:

— Я также давал клятву, и должен быть свободен для ее исполнения, а затем унести ее с собой во тьму. Никаких тягот и бремени моего царства не должен унаследовать мой потомок.