Глаз ведьмы - Василий Веденеев

Владимир и Татьяна не стали задерживаться надолго, деликатно отговорившись тем, что еще нужно отогнать машину хозяину. Они выпили чаю и откланялись. Тетя Клава дала им с собой пакет с пирогами: она никого из гостей не выпускала из дома без гостинцев. Сергей вышел их проводить в прихожую и, пожимая Туру на прощание руку, негромко спросил:

— Как насчет доктора?

— Всегда к твоим услугам, — сразу поняв, что речь идет о частной консультации у знакомого психиатра, ответил приятель. — Как соберешься, сразу звони.

— Спасибо.

Не успел Сергей вернуться в гостиную и занять свое место за столом, как призывно затрещал телефон, и, опередив отца, сын снял трубку.

— Слушаю, Серов.

— Привет! — на том конце провода натужно закашлялись, но, кажется, это голос Мякишева? С той поры, как он совершенно внезапно объявился в госпитале и отобрал у Сергея объяснение, Трофимыч не звонил и не появлялся. Что ему нужно на этот раз? — Привет, — прокашлявшись, повторил Александр Трофимович. Да, это был именно он. — Как ты там?

— Добрый день, — осторожно ответил Сергей и знаком показал отцу, что это со службы. — Дома всегда лучше, чем на казенных харчах.

— Это верно, — и Мякишев без лишних предисловий объявил: — Повидаться нам надо. Знаю, что у тебя открытый больничный, что тебе предлагали долечиться, но надо! Понимаешь?

— Понимаю, — без всякого энтузиазма ответил Серов и подумал: теперь с этим гребаным пистолетом с него не слезут, пока все нервы окончательно не вымотают. А что делать? Отказаться встретиться с заместителем начальника управления?

— Ну, коли понимаешь, тогда все тип-топ, — немного оживился Трофимыч. — Завтра машину подошлю. Когда лучше, в десять? Как раз сразу после пятиминутки и побалакаем.

— Хорошо, — согласился Сергей и тут же услышал гудки отбоя. Похоже, Мякишев не желал, чтобы ему вдруг задали какой-нибудь уточняющий вопрос. Но ведь завтра, лицом к лицу, он этого все равно не избежит!

Сославшись на то, что хочет отдохнуть, Сергей после чая отправился в свою комнату.

— Звонили со службы? — в спину ему бросил вопрос отец, и сразу наступила настороженная тишина.

— Да, Мякишев, — как о чем-то совершенно обыденном, сказал сын. — Утром пришлет машину, хочет повидаться.

Старики сразу расслабились, и Сергей слышал, как они потихоньку включили телевизор. Папа, наверное, сейчас раскурил трубку и поудобнее устроился в кресле — все дома, сын на ногах, и, Бог даст, жизнь наладится, — а тетя Клава начала собирать со стола посуду.

Сергей тоже закурил и подошел к столу. Около старинного резного письменного прибора лежала записка — четким почерком отца было выведено всего четыре слова: «Тебе никто не звонил». Сергей стряхнул пепел в бронзовую пепельницу, скомкал бумажку и поднес к ней огонек сигареты, глядя, как тонкий лист превращается в черные ломкие кружева пепла. Честно говоря, он надеялся, что ему позвонят Эльвира или Лариска, но ни одна из близких женщин не поинтересовалась его житьем-бытьем.

Около лампы лежал небольшой газетный сверток — тот самый платок, переданный ему лысым стариком. Да, вот телефон и имена, написанные шариковой ручкой. Еще одна, пока не разрешенная загадка? Есть ли смысл сейчас ею заниматься? На сегодняшний день куда важнее узнать, чего хочет Трофимыч — Серова заставили полностью пройти всех врачей, и он понимал: это медкомиссия, готовая в любой момент решить его дальнейшую судьбу. И их благожелательными замечаниями о его крепком здоровье обольщаться не стоило — все это шито белыми нитками в расчете на дурачков. А Серов себя к таковым не относил.

Ладно, разберемся! Ждать осталось недолго. Сергей бросил платок в ящик стола, решительно задвинул и закрыл на ключ. Сначала пусть сделает ход Мякишев.

Машина подъехала ровно в десять — солидная черная «Волга» с молчаливым водителем за рулем. Молчание было его капиталом, если он не желал пересесть с этого престижного авто на какой-нибудь «козел» в захудалом округе: начальство не любит трепачей.

До управления доехали, не проронив ни слова, если не считать того, что поздоровались, когда Сергей сел в машину. Пройдя через центральный вход, Серов привычно раскрыл перед постовым удостоверение и вошел в здание. Сколько лет он ходил сюда, в любое время года, в любое время суток, а будет ли ходить теперь?

В приемной за столом секретаря было пусто. Когда-то здесь бессменно сидела Антонина Ивановна Ермолина, которую знали и любили многие поколения сыщиков, но время неумолимо, и она давно на пенсии. Сергей приоткрыл дверь кабинета Мякишева.

— Разрешите, Александр Трофимович?

— Заходи, — Мякишев вышел из-за стола, пожал Серову руку, выглянул в приемную и запер дверь кабинета на ключ.

Жестом предложив подполковнику располагаться в кресле у стола, Трофимыч открыл большой шкаф и из-за пухлых папок с делами выудил бутылку коньяка «Белый аист» и два тонких хрустальных стакана. В ящике стола нашлись конфеты и лимон, а в тумбочке — чашки и баночка растворимого кофе «Моккона».

— Ты ведь гость у меня дорогой? — фальшиво пропел Мякишев, включая импортный электрочайник.

Дотянуть до исполнителя партии Кончака из оперы Бородина «Князь Игорь» Трофимычу явно не удалось, зато он старался быть радушным хозяином — разлил по стаканам коньяк, тонко нарезал перочинным ножом лимон, открыл коробку конфет и небрежно бросил на стол пачку «Данхилла».

Сергей насторожился: зная привычки начальства, глупо прельщаться радушным приемом и сладкими улыбками и столь же неразумно считать себя очень нужным и важным, коли за тобой пригнали служебную машину. И он решительно отодвинул в сторону свой стакан.

— Извините, Александр Трофимович, нельзя мне, доктора не рекомендуют. А вот кофейку я выпью.

— Что так? — притворно изумился Мякишев и, секунду поколебавшись, все-таки выпил из своего стакана и бросил в рот дольку лимона.

— Мозговая травма, — вздохнул Серов. — Неужели вы не в курсе, что меня соборуют? Через всех врачей прогнали, комиссию полностью прошел и теперь осталось лишь отправляться на Цент ральную военно-врачебную. А там снимут погоны, дадут инвалидность, и, как говаривали раньше, гуляй в народное хозяйство. Теперь народного ничего не осталось, придется гулять по этапу первоначального накопления капитала.

— Вот как? — Трофимыч прикинулся весьма удрученным и опечаленным. Он плеснул в свой стакан еще коньяка и вполне искренне сказал: — За твое здоровье!

Выпив, он опять закусил лимоном, не притронувшись к конфетам, а потом начал сосать сигарету, окутываясь сизым облаком дыма. И из этого облака, как пророк, вещал:

— Наплюй на них, Серега! Не дадим тебя в обиду, мы с тобой еще горы свернем…

Слушать его фальшивые заверения Серову быстро надоело, да и зря терять время не хотелось, поэтому он неожиданно для начальника заявил:

— Кончайте, Александр Трофимыч! Чего тут друг перед другом политесы разводить после стольких-то лет? Неужели вам кадровик не приносил бумаги на меня? В жизни не поверю. Ведь вы все знаете и бумаги читали!

— Читал, — нисколько не смутился Мякишев. Он выключил чайник, сам положил в чашки ложечкой растворимого кофе и залил его кипятком, словно старался выдержать паузу или выиграть время, собираясь с силами перед атакой. — Читал, — невыразительно повторил он. — И все знаю, но все равно хочу тебе помочь.

— Чем? — теперь пришла пора удивиться Сергею. Неужели Трофимыч действительно решил отстоять его перед всеми комиссиями и оставить на должности? В сущности, Мякишев мужик упрямый и настырный, но сумеет ли он сладить с оравой медиков? Тем более мозги такая штука, которую никак невозможно проверить! Что ни скажи, все может оказаться верно!

— Чем? — эхом откликнулся Трофимыч. Он наклонился над столом. — Душу облегчить тебе хочу… Сознайся, взял ведь грех на душу, а? Не простил ему?! Ты пойми, я один сейчас тебя могу прикрыть, а потом, как говорится, сочтемся угольками. Вот тебе истинный крест святой — тут никакой техники сейчас нет, беседу нашу никто не записывает, поэтому не бойся быть откровенным. Мякишев тебе — как спасательный круг, мы ведь столько лет вместе!

Серов вдруг почувствовал себя так, будто стоит на краю пропасти и сделай даже самое легкое, но неверное движение и — полетишь в бездну. И даже звук голоса поглотит жуткая глубина, как в ночных кошмарах. И со дна этой пропасти его не вытянет никто. Никогда.

Он, не отводя взгляда от лица шефа, попытался улыбнуться.

— Я не понимаю…

— Колись, — как уголовнику прошипел Трофимыч. — Пока не поздно, еще есть возможность перевести стрелки, понимаешь? Я с тобой в кошки-мышки не играю!

— Какие кошки-мышки, о чем вы?

— Упорный, — с легким смешком констатировал Мякишев и закурил новую сигарету. — Обычно наш брат быстро разваливается, а ты рожками упираешься. Да кто поверит, глядя на твои плечищи, что ты больной и тебе пришла пора получать пенсион по инвалидности? А выслуги-то у тебя, Серега, нет! Пенсию поплатят-поплатят, да и перестанут, а в органах не восстановят и жить на подачки не удастся. И денег у государства на таких, как ты, нет и не будет. Можешь не сомневаться.