Сокровенное таинство - Эллис Питерс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я вам все уже рассказал! Я расстался с леди по ее же приказу в миле или около того от Уэрвелля, и с тех пор больше ее не видел.
— Бесстыдный лжец! Ты убил ее, негодяй!
Хью едва удержал Николаса за руку. Молодой человек дрожал от гнева, точно гончая, готовая броситься на добычу.
— Адам, — спокойно промолвил шериф, — отрицая все, ты только напрасно тянешь время, усугубляя свое положение. Вот кольцо, которое, как ты сам признаешь, принадлежало твоей госпоже. Три года назад, в Винчестере, оно было продано ювелиру в присутствии двух очевидцев. Они описали человека, который его продал, и по всем признакам это был именно ты.
— Да по каким таким признакам? — угрюмо возразил Адам. — Чем я таким отличаюсь от других людей моего возраста? Что во мне особенного? Они что, пальцем на меня указали, ваши свидетели?
— Не указали, так укажут, Адам. Непременно укажут. Мы ведь можем вызвать сюда этих свидетелей, чтобы они уличили тебя во лжи. Теперь же, — твердо заявил Хью, — я предъявляю тебе обвинение. Все указывает на тебя, такие совпадения случаются только в детских сказках. Этой улики и двух свидетелей вполне достаточно, чтобы предъявить тебе обвинение в грабеже — если не в убийстве. Да, да, в убийстве! А как иначе могли попасть к тебе ее драгоценности? И если ты не умышлял против своей госпожи, то где же она сейчас? До Уэрвелля она так и не добралась, да там ее и не ждали. Можно было расправиться с девушкой, ничем не рискуя, — родственники считали, что она в монастыре, и не беспокоились о ней, а в обители никто и не слышал о том, что она собиралась у них поселиться. Так где же она, Адам? Сквозь землю провалилась — или, быть может, и впрямь уже лежит в земле?
— Я рассказал все, и больше ничего не знаю, — промолвил Адам, упрямо сжав губы.
— Ну-ну, а по-моему, все-таки знаешь! Уж наверняка знаешь, сколько ты получил от ювелира и сколько заплатил нанятому тобой убийце. Кто это был, Адам? — вкрадчиво спросил Хью. — Ведь эта женщина видела, что какой-то парень ждал тебя возле лавки. Ты отдал ему деньги, а как заметил, что она на вас смотрит, тут же припустил за угол. Так кто был твой сообщник?
— Знать ничего не знаю ни про какого парня. Сколько можно повторять, что не был я в этой лавке. — Голос Адама звучал по-прежнему твердо, однако в нем все же проскальзывали нотки тревоги. На лице ловчего выступил пот.
— Эта славная женщина и его описала. Молодой, стройный парень, лет двадцати. Верно, не хотел, чтобы его видели, — стоял, опустив голову и надвинув капюшон. Расскажи о нем, Адам, это пойдет тебе только на пользу. Ты ведь знаешь, как его зовут? Где ты его откопал — небось на рынке познакомились? Или ты загодя с ним сговорился?
— Да отродясь я не бывал в той лавке! Если все и было, как наплела эта баба, значит, она видела кого-то другого. Ноги моей там не было.
— Однако украшения леди Джулианы там были, были, Адам, и с этим не поспоришь. И принес их туда человек — точь-в-точь похожий на тебя. Это я сейчас говорю «похожий», а когда жена ювелира тебя опознает, я без колебаний скажу — ты. Лучше признавайся сам — избавь и себя, и нас от этой мороки, признайся — и дело с концом. Ну какой прок везти сюда эту женщину из Винчестера? Ясно ведь, что она укажет на тебя пальцем и скажет — ты и есть тот самый человек.
— Мне не в чем признаваться. Ничего плохого я не сделал.
— Почему ты пошел именно в эту лавку, Адам?
— Да не был я в этой лавке. Мне и продавать-то нечего. Не ходил я туда…
— Тебя не было, а колечко было. Как оно туда попало? Да еще вместе с браслетом и ожерельем! Случайное совпадение? Сам-то ты поверил бы в такую случайность?
— Я же сказал, что оставил госпожу в миле от Уэрвелля…
— Оставил мертвой, Адам?
— Клянусь, когда я расстался с ней, она была жива!
— А почему же тогда ты сказал ювелиру, что хозяйке эти драгоценности больше не нужны, поскольку она мертва?
— Да не я это был, не я. Я и близко не подходил к этой лавке!
— Хорошо, не ты. Кто-то другой, какой-то незнакомец. Только вот похожи вы с ним как две капли воды. И у него почему-то оказались с собой украшения леди Джулианы и он заявил, что хозяйка этих вещей мертва. Прямо чудеса, да и только. Может, ты их нам растолкуешь?
Адам упрямо замотал головой. Лицо его было угрюмо.
— Я же любил ее, как родную, ну как вы не понимаете! Разве мог бы я поднять на нее руку?
— А разве это не ее кольцо?
— Конечно, ее. Все, кто живет в Лэ, подтвердят вам это.
— Это уж точно, Адам, подтвердят — можешь не сомневаться. Когда придет время, они подтвердят это на суде. Но только ты один можешь объяснить, как оно к тебе попало, если ты, конечно, не убивал и не грабил. Так кому ты все-таки заплатил деньги?
— Никого там не было! Меня там не было! Это был не я…
Хью Берингар не давал ему передышки. Вопросы сыпались, точно безжалостно разящие стрелы. Вновь и вновь, то напрямую, то исподволь, не оставляя времени придумать подходящий ответ, шериф спрашивал об одном и том же. Адам начал уставать. Видно было, что если этот человек вообще может сломаться, то сломается скоро.
Все трое пребывали в таком напряжении, что позабыли обо всем на свете, и потому чуть не подскочили от неожиданности, когда раздался стук и в приоткрывшуюся дверь просунул голову взволнованный стражник.
— Прошу прощения, милорд, но есть новости, и мы решили, что вы должны узнать их без промедления… В городе прослышали, что сегодня во время грозы затонула лодка Мадога. В нее угодил обломок дерева, расщепленного молнией. Говорят, что двое братьев из аббатства потонули в Северне. Одного так и не нашли — до сих пор ищут вниз по течению…
Потрясенный Хью вскочил на ноги.
— Лодка Мадога! Бог ты мой, ведь это ее собирался нанять Кадфаэль, он же мне говорил… Затонула? А ты точно знаешь? До сих пор с Мадогом такого не бывало — он никогда не терял ни груза, ни пассажиров.
— Милорд, с молнией не поспоришь. Говорят, когда на них обрушилось это дерево, лодка разлетелась вдребезги. Вроде какой-то малый из Франквилля видел все с берега своими глазами. Может, лорд аббат пока об этом ничего и не знает, ну а в городе только о том и толкуют.
— Я иду! — заявил Хью и обернулся к Николасу, — Господь свидетель, мне будет очень жаль, если это окажется правдой. Брат Хумилис, ваш лорд Годфрид, очень хотел повидать Сэлтон, где он родился, и сегодня утром отправился туда, во всяком случае собирался, вместе с Фиделисом, в той самой лодке Мадога. Идем со мной! Нам лучше всего поскорее выяснить, что же случилось на самом деле. Дай Бог, чтобы все закончилось благополучно и они отделались тем, что промокли да продрогли. Может, все не так страшно — для Мадога река что дом родной, и плавает он почище иной рыбы. Пойдем и удостоверимся.
Николас медленно поднялся. Известие прозвучало столь неожиданно, что он, по-видимому, еще не уразумел его суть.
— Мой лорд? Но ведь он так слаб! Господи, по силам ли ему такое испытание? Да, да, я иду… Я должен все знать!
И они ушли, оставив своего узника одного. Дверь закрылась и звякнул засов. Об Адаме Гериете на время забыли. Измученный, опустошенный, почти напрочь лишившийся сил, он свалился на жесткий топчан и закрыл лицо руками. Плечи этого сильного человека сотрясали рыдания, слезы струились по щекам. Но этого никто не видел — и некому было удивляться или строить догадки.
Вскочив на коней, Хью и Николас пустили их быстрой рысью по городу, улицы которого поразительно быстро подсыхали после потопа. Было еще не очень поздно, вовсю светило ласковое солнышко, а земля, стены и крыши домов так пропитались влагой, что от них поднимался пар. Всадники, не задерживаясь, проехали мимо дома шерифа, так и не узнав, что Элин недавно уехала вместе с Кадфаэлем.
Повсюду, где они проезжали, на улицах толпились люди, они собирались кучками и что-то встревоженно обсуждали. Известие о происшествии на реке мигом облетело весь город. И, увы, оно оказалось не пустым слухом. Хью и Николас придержали коней, завидев, что дорогу им пересекает маленькая скорбная процессия. Четверо несли носилки, под которые наскоро приспособили дверь, снятую с петель какого-то дома во Франквилле. Для приличия носилки покрыли ковриками, и на них покоилось тело одного из погибших. Только одного — это можно было заметить издалека — уложить двоих на такие узкие носилки было бы невозможно. Четверо носильщиков ступали так, словно ноша их была очень легкой, хотя по спеленатому телу было видно, что покойный отличался высоким ростом.
Через восточные ворота процессия направилась к мосту и затем к аббатству. Хью и Николас почтительно пристроились сзади, и многие горожане последовали их примеру — так что по мере приближения к обители шествие становилось все более многолюдным. Николас приподнимался на стременах и вытягивал шею, пытаясь получше разглядеть неподвижное тело. Даже плотный саван не мог скрыть страшной худобы покойного. Конечно же, это мог быть только Годфрид Мареско, высокая и чистая душа которого наконец распростилась с искалеченным телом. На глазах Николаса невольно выступили слезы, и он торопливо утер их тыльной стороной ладони.