Дневник, 2006 год - Сергей Есин

Пропускаю Ваши очень интересные соображения в письме ко мне — это особый разговор, чуть позже.

Теперь по делам. Пожалуй, с грантом я лично уже определился. Довольно случайно ко мне попала работа, я ее представлял нашей Государственной аттестационной комиссии, ее написала наша студентка Лена Георгиевская, полоумная и плохо себя ведущая девочка, уже давно учившаяся в институте. Это совершенно цельное и ясное произведение, кстати, на еврейскую тему. Но абсолютно не это, дорогой Марк, подвигнуло меня остановиться на ней. В какой-то мере эта работа — некая мистификация, и мне показалось даже, что, может быть, мне подсунули какого-нибудь старого писателя из русскоговорящих еврейских классиков — типа Шолом-Алейхема или Переца. Я много размышлял по этому поводу. К этому произведению приложены еще две довольно просторных статьи — о жизни и о времени. Но все это предварительные наметки. Самое же главное — есть, кого премировать, если Вы по-прежнему готовы тянуть на себе бремя своей неуёмной щедрости.

«Дневники» — за мной, а также вышедшая книжка «Ах, заграница, заграница…», в которой два моих романа — «Марбург» и «Хургада».

Очень расстроился за Соню — желаю ей прежней бодрости и прежнего невероятного её обаяния. Крепко жму руку.

Всегда Ваш — Сергей ЕСИН.

Вечером был на банкете, где раздавали ордена «Возрождения России». Почти сплошь это были банки и строительные компании. Должна была приехать Т.В. Доронина, но прислала со мной благодарственное письмо, и слава Богу, что не была, это не совсем ее общество, хотя банкир для театра, конечно, может быть очень полезен. Орден получил О.П. Табаков, который сказал при этом замечательную фразу «Если дети тебя не ругают, значит, жизнь ты прожил не совсем плохо».

Витя рассказал, что Владимир Ефимович сказал шоферам, чтобы помогали мне с машиной только с его разрешения. Так и вижу его, потирающего руки: ты, дескать, когда ходил в начальниках, корил меня за то, что я слаб как инженер, за неумение работать с людьми и за кое-что другое, а я умею, и ты это восчувствуешь на себе. Ну, чисто зощенковский электромонтер: ежели, мол, ты настоящий тенор, так попробуй попеть, когда я рубильник отключу. Я-то спою!..

Милошевича похоронили на родине, гроб с его телом встречали толпы народа. Наша Дума даже не встала в память об этом человеке и общественном деятеле.

16 марта, четверг. Утром ел гречневую кашу с жареным луком. Я вообще-то не знаю — пощусь я или не пощусь. Полагаю, что дело не в диете — что есть и чего не есть, — а чтобы каждый раз думать о том, что произошло 2000 лет тому назад, и каждый раз стараться сопоставить свою судьбу с той судьбой великой. Может быть, это небольшое ограничение в еде и сделано для того, чтобы мы вспоминали о тех событиях и еще раз заглядывали в себя. Стараюсь все это делать без какой-либо аффектации. Вечером, на московском приеме, ел какую-то рыбу, но от мяса, если есть возможность, отказываюсь. Хорошо помню, как единожды, в Кремлевском соборе, когда я причащался у Патриарха, меня спросили: а мяса с утра не ел?

Вместе с гречневой кашей поглощал большую телепередачу — видимо, повтор — о Якове Свердлове. Я стараюсь не очень впускать в себя тенденциозные рассуждения о кровожадности советских вождей. Но боюсь, эта передача достаточно основательно свидетельствовала, что, кроме жажды власти, было еще и явное стремление определенной национальной группы получить Россию в употребление. Всегда с брезгливостью относился к таким мыслям, когда они у меня появлялись. Но вот что оказалось: у председателя ВЦИКа оказался сейф, в котором, кроме чистых бланков паспортов, драгоценностей, было еще почти 100 килограммов золота. Передача утверждала, что именно Свердлов начал мясорубку террора в России. Во имя объективности готов поспорить — не думаю, чтобы он это придумал сам, полагаю, что весь рисунок списан с Французской революции и не последнюю роль здесь сыграла книжка Карлейля. Попутно рассказали о брате Свердлова, Зиновии, который был усыновлен Горьким и стал его секретарем, потом — французским легионером, а затем иностранным советником при адмирале Колчаке в Сибири, и о сыне Свердлова, которым стал непримиримым советским следователем в «кремлевских» делах. Немного занимался романом, во вторую главу которого включил два эпизода: один, связанный с Андреем Платоновым, а второй — с головой Гоголя. Эти места долго не шли, но вдруг в гоголевском эпизоде был найден счастливый ход — это диалог бывшего ректора В.Ф.Пименова и бывшего профессора Литинститута В.Г.Лидина. Одна сторона материала есть, есть даже кое-какие воспоминания, связанные с закрытием Камерного театра. А вот сейчас приходят новые соображения — Камерный театр нам не только сосед, но у нас общий подвал: не перестукиваются ли персонажи через стену? Но о «гоголевском» эпизоде у Лидина есть только неофициальные рассказы. Сами воспоминания, приглаженного и реабилитирующего характера, находятся в 3–4 номерах «Российского архива» за 1991 год. Я уже много писал о том, что всё у меня идет «в руку». Теперь расскажу, как иногда выстраиваются так называемые «случайности».

У Надежды Васильевны Барановой, замечательной женщины — которой все мы многим обязаны, в первую очередь за ее добросовестную работу и знание дела — умер муж, когда-то работавший в институте шофером. Естественно, ей оказали материальную помощь, но и я сам, после очень небольших колебаний, дал от себя некую сумму. Говорю об этом не для того, чтобы выставить себя благотворителем, а чтобы еще раз показать, как кто-то всё время как бы наблюдает за мной и, аккомпанируя, помогает в делах. Не успел я отдать эти деньги, через Светлану Михайловну, Н.В. Барановой, как раздался телефонный звонок: вместе с Шолоховской медалью Литфонд России предлагает мне еще денежное вознаграждение в размере, вдвое большем, чем то, что я вручил вдове. Но и на этом цепь совпадений не заканчивается. Днем поехал в фонд на Гоголевский бульвар, рядом с ним находится Фонд культуры, и вот своей, какой-то не очень формализованной, знающей, что хранить, а что выбрасывать, памятью вспоминаю об Алексее Налепине, который работает там и собирает, том за томом, «Российский архив». И опять счастливое обстоятельство: встречаю возле стойки с охраной знакомого поэта-песенника Леонидова, и он мне сообщает, что необходимый том можно тут же получить. Что бы всё это означало, только ли случайность или некое общее руководство? В Белграде толпа народа собирается на похороны Милошевича. Дума не посылает своей официальной делегации, едут представители от отдельных партий. Вот эта двойственность, «никакая» позиция Думы вызывает у меня нехорошее чувство.