Зверь - Иван Сербин

— А вы что, школьный психолог? — саркастически поинтересовалась девушка.

— Ничуть не бывало, — улыбнулся Трубецкой, не обращая на сарказм ни малейшего внимания. — Я — бывший спортсмен, а теперь — настройщик. У меня, кстати, абсолютный слух. Просто люблю наблюдать.

— Вы? — изумилась Лидка.

— Да. Когда люди понимают, что их собеседник — слепой, они ведут себя гораздо естественнее. Раскрепощеннее. Им и в голову не приходит, что слух вполне может заменить зрение. И потом, настройщик для многих — предмет обстановки. Нечто среднее между шкафом и пианино, которым он занимается. Через несколько минут о его присутствии забывают напрочь. Вот тогда-то и начинается самое интересное.

— И вы думаете, с отцом все будет в порядке? — спросила Лидка.

— Конечно, — кивнул Трубецкой. — ГУМ ведь — не пустырь. Магазин здоровенный, да и народу у фонтана собралось много.

В это время объявили «Павелецкую». Они вышли из вагона и направились к эскалатору.

— А кто были эти двое? — поинтересовалась девушка, пока «движущаяся лестница» поднимала их к дневному свету.

— Какие?

— Ну этот… «Лысенко» и второй, в плаще и черных очках. Лысый.

— Насчет очков ничего сказать не могу, так как не видел, а по поводу плаща… Там почти все были в плащах. Что же касается «Лысенко», так это наш приятель. Мы его просто разыгрывали.

— Неправда, — категорически сказала Лидка. Ей стало неприятно, что этот симпатичный мужчина пытается лгать. — У них в карманах было оружие. Я сама видела.

— Хм, — слепой озадаченно покачал головой. — Надо же, а я не видел. Ума не приложу, зачем это им понадобилось оружие? Наверное, муляжи для спектакля. У нас в ПТУ как раз спектакль делают. В театральном кружке.

— У вас в ПТУ? — переспросила девушка. — Вы же секунду назад говорили, что работаете настройщиком?

— Говорил, — не стал отпираться Трубецкой. — Я действительно работаю настройщиком, а по совместительству — аккомпаниатором в ПТУ.

— Только не говорите мне, что это очень опасный спектакль и поэтому отец отправляет меня в другой город.

— Но он действительно опасный, — пожал плечами слепой.

Они поднялись в здание вокзала. Здесь Трубецкой повернулся к Лидке:

— Сходи, пожалуйста, к кассе, посмотри, во сколько отходит ближайший нужный нам поезд. Я подожду тебя здесь.

— И ходить никуда не надо, — ответила девушка. — Через тридцать две минуты.

— У тебя хорошая память, — похвалил Трубецкой.

— Просто я уже ездила к бабушке этим летом, — объяснила Лидка. — Ненавижу маленькие города. Скучища смертная.

— Тебе кажется. — Слепой взял ее за руку. — Надо просто найти интересное занятие. Пошли, подождем на платформе. Там безопаснее.

— Безопаснее? — спросила девушка. — Значит, опасность все-таки есть?

Трубецкой отмолчался. Он смотрел куда-то вниз и вбок, шагал энергично и очень целеустремленно. Временами Лидке даже казалось, что не она ведет слепого, а, наоборот — он ее. Из вокзала парочка вылетела со скоростью метательного снаряда.

Дождя уже не было, но дул пронизывающе сильный, холодный ветер. Пассажиры сутулились, заворачивая озябшие тела в пальто, плащи и куртки. Мерзнущие проводницы приплясывали на месте, покачиваясь, словно матрешки, и поглядывая на отъезжающих как на личных врагов. Над крышами вагонов гудели провода и стелился клочьями седой дым. Пахло шпалами, углем и мазутом — особая, ни с чем не сравнимая вокзальная смесь. Привалившись к телегам, курили носильщики, похожие на попавших под дождь воробьев.

Трубецкой покрутил головой, втянул холодный воздух и поинтересовался:

— Ну? И где наш экипаж?

— Пойдемте, посмо… поищем, — кивнула девушка.

— Пойдемте, пойдемте, — усмехнулся слепой.

Они двинулись вдоль платформ. Лидка читала надписи на электронных указателях, а Трубецкой внимал объявлениям девушки-диспетчера, пугавшей пассажиров разными ужасами, начиная с опоздания ближайшего очень скорого поезда и заканчивая демонстрацией нового американского боевика в вокзальном видеосалоне.

Первой среагировала Лидка.

— Ага, — сказала она.

— Ага? — переспросил Трубецкой.

— Ага, — подтвердила девушка.

— Ага, — удовлетворенно кивнул слепой. — Ну, и где он?

— Вот! — Лидка мотнула головой. — На тринадцатом пути.

— Позволь тебе напомнить, что для меня понятия «вот» и «на тринадцатом пути» слишком расплывчаты. Итак, начнем сначала. Где он?

Девушка прикинула расстояние и пояснила:

— Примерно десять шагов влево и прямо.

— Отлично. Пошли. Как только увидишь симпатичную молодую проводницу, сразу дергай меня за рукав.

— Хорошо, дерну, — пообещала Лидка и тут же спросила, улыбаясь: — Вы будете ее обольщать?

— Во всяком случае, попытаюсь, — злодейски-серьезно ответил Трубецкой, зажимая трость под мышкой. — Я, конечно, не Казанова, но за неимением других вариантов… У тебя есть другие варианты?

— Нет, — честно призналась девушка. — Других вариантов у меня нет.

— Значит, за неимением других вариантов попробуем этот.

Они бодро зашагали по платформе к голове состава. Трубецкой шел с крайне независимым видом, гордо и высоко задрав подбородок. Лидка, державшая его под руку, улыбалась. На соседний путь прибыл тот самый очень «скорый», и началась толчея. Народ, словно очнувшись от спячки, отогревался, наминая друг другу бока. Над платформой висел монолитный носильщицкий крик: «Па-аберегись!» Однако даже сейчас слепой умудрялся сохранять прежний, чертовски бравый вид. Время от времени он поворачивался к девушке и недоуменно спрашивал: «Что, до сих пор ни одной симпатичной проводницы?» — и, услышав в ответ: «Нет», сокрушенно качал головой: «Что же такое случилось с МПСом, а? Ну, на ремонт путей у них денег не хватает, это еще можно как-то понять, но куда подевались симпатичные проводницы, скажите на милость? Вымерли, как доисторические рептилии? Да в жизни не поверю. Знать, что-то не так с этим министерством. Что-то очень и очень не так».

Наконец Лидка выбрала подходящую кандидатуру и дернула Трубецкого за рукав. Тот от неожиданности покачнулся и заговорщицки, разжимая только уголки губ, пробормотал:

— Я понимаю, ты предвкушаешь большое веселье, но постарайся хотя бы не выражать свою радость так открыто. Где она?

— У вось… Три шага направо и прямо.

— А номер вагона? — по-прежнему в нос прогундосил слепой.

— Восьмой.

— Брюнетка или блондинка?

— Блондинка. На вид лет двадцать пять.

— Хорошо. А то я брюнеток недолюбливаю. — Трубецкой откашлялся и пробормотал: — Ну-ка прорепетируем… — Он снова кашлянул и заблажил противным козлиным голосом: — Луды добжы, памажитэ, мы самы нэ мэсьные… — Лидка засмеялась. Слепой повернулся к ней: — Вроде бы неплохо получается, а?

— Отлично, — ответила девушка.

— Значит, стой тут, а я пошел.

Трубецкой ровным, неестественно прямым шагом направился к проводнице. Та поглядывала на приближавшегося мужчину с явным недоверием. А Лидка вдруг посерьезнела. Неожиданно она подумала о том, насколько, должно быть, тяжело этому человеку. Он оказался на вокзале, с чужим ребенком — ну уж и ребенок! — на руках. Теперь вот пытается устроить ее на поезд, всю дорогу развлекал, поднимая ей настроение, хотя у него и своей головной боли, наверное, выше крыши… Смешно, но девушке стало очень неловко за то, что она доставляет слепому столько неудобств.

Трубецкой тем временем нашептывал что-то проводнице, а та хохотала, совсем как давеча Лидка. Чего-чего, а уж обаяния слепому было не занимать. Он продолжал говорить и говорить, опутывая проводницу кружевами слов, заставляя ее размягчиться и почувствовать симпатию… Время от времени Трубецкой слегка поворачивал голову, словно пытался услышать, что делает его спутница, хотя не мог он слышать ее в таком-то гомоне.

Лидка вздохнула, обернулась и… почувствовала, как сердце проваливается в пятки, а тело наливается чугунной тяжестью.

Метрах в двадцати, у входа в подземный тоннель, стоял высокий парень в щеголеватом темно-зеленом рединготе. Тот самый, которого она видела в магазине. «Лысенко». Высокий озирался, явно выискивая кого-то в толпе. В левой руке он держал телефонную трубку, правая покоилась в кармане пальто.

Лидка торопливо отвернулась. Инстинкт жертвы — не смотреть в глаза. Глядя в глаза, привлекаешь внимание. Необъяснимо, но факт. Понимается исключительно подкоркой. Девушка посмотрела на слепого. Тот не мог видеть парня и продолжал спокойно любезничать с проводницей, щедро расточая комплименты и сияя, словно новенький двугривенный. Утешало лишь то, что между ними и высоким все еще сновали люди. И много. Но это не могло продолжаться вечно. Рано или поздно поток пассажиров спадет, и, если к этому моменту они со слепым не войдут в вагон, высокий их обнаружит. «Скорее всего, — подумала девушка, — он здесь не один, есть еще кто-то. В одиночку вокзал не обыскивают. Наверняка на соседней платформе стоит такой же парень с пистолетом в кармане. И на третьей. И на четвертой тоже. Они перетряхнут все, пройдут по составам, готовящимся к отправлению. И в результате найдут тех, кого ищут». Лидка начала проталкиваться к Трубецкому, изредка оглядываясь на высокого. Она все еще надеялась, что высокий уйдет. Но тот и не думал уходить. Стоял и смотрел в толпу, поверх голов, выискивая, высматривая, выбирая.