Ловец человеков - Надежда Попова

— Господи, — покраснел святой отец, замерев, потом побледнел, вероятно, внутренне не решив еще, оскорбиться ли ему или же смутиться, — да вы что…

— Эта часть не обсуждается, — отрезал он, хотя мысленно стонал над каждой монеткой, которую отсчитал; вопреки сложившемуся в народе суждению, представители Конгрегации в золоте не купались, а уж жалованье начинающего следователя, которое полагалось выпускнику номер тысяча двадцать один, и вовсе было смехотворным. Однако же отправить несчастного священника в дорогу ни с чем не позволяли ни совесть, ни, по правде говоря, предписания на подобный случай.

Священник потупился, принимая деньги, снова порозовел и невнятно пробубнил:

— Спасибо.

— Бросьте, то, что я прошу вас сделать, нужно мне, а стало быть, и благодарить меня не за что.

— Знаете, — еще тише пробормотал тот, — наверное, я вам должен кое в чем… вроде как исповедаться.

— Простите? — оборонил Курт растерянно.

— Когда я по настоянию своих прихожан записывал их… рассказы, — снова начав запинаться, пояснил отец Андреас, не поднимая глаз, — многие из них оставляли мне некоторые… средства… причем так, что не было возможности отказаться; иногда они их действительно оставляли… Вероятно, по их мнению, я должен был вручить их вам… Полагаю, вы не будете обвинять меня в том, что мне в голову не пришло этого сделать?.. Эти деньги я потратил на некоторые нужды моей церквушки; не знаю, насколько это вяжется с достоинством моего сана… Так что выходит, я на вас уже заработал…

Курт не ответил: он сидел недвижимо, все еще машинально потирая костяшками лоб, и ощущая, как головная боль медленно уходит.

Вот в чем дело, осознал он внезапно так явственно, что удивился и разгневался сам на себя за свою глупость; как можно было не понять сразу… Вот что привлекло его внимание в одном из тех двух доносов, по причине коих он оказался здесь: отсутствие ошибок во втором письме. Он столь привык к нормальности, обыденности верного владения речью — и устной, и письменной — что собственно неверности, неточности стали восприниматься как нечто неправильное; однако же здесь-то, сейчас, все должно быть наоборот! Это — крестьяне; они умеют писать и читать ровно в такой степени, дабы в случае нужды суметь составить расписку о долге или хоть прочесть ее, да и того не всегда бывает — как только что снова упомянул отец Андреас, ведь являлись же к нему с просьбой записать их бредни те, кто и этого не может! А те несколько строчек были составлены слегка просторечно, но грамотно, без единой ошибки…

— О, Господи… — простонал Курт, ударив себя кулаком по лбу, — болван… бездарщина…

— Что? — испуганно переспросил отец Андреас, отступив назад; он встряхнул головой, рывком поднявшись, и шагнул к священнику.

— Я сказал, что скорость — не главное, — произнес он, оставив возглас святого отца без ответа, — но теперь хочу просить, чтобы вы торопились. И когда прибудете на место, передайте кое-что на словах. Скажите, что я прошу не мешкать. Ситуация… острая.

— Боитесь — будет самосуд? — неуверенно уточнил тот; Курт взглянул на собеседника пристально, помедлил и, наконец, кивнул:

— Если и вы это поняли, то… Да, мне не нравится, как внезапно и быстро появилось то, что вы назвали просто сплетней. Мне еще кое-что не нравится, это разговор долгий и не имеющий сейчас смысла… Напоследок — вопрос, — перебил он сам себя. — Скажите, где обучались грамоте те из жителей Таннендорфа, что умеют писать?

— Здесь, — несколько растерянно ответил отец Андреас. — Прежний священник давал занятия, и любой желающий мог… Я ведь тоже не против, только никому это сейчас не нужно.

— Все? Каждый?

— Да, все; ну, исключая тех, кто был обучен родственниками и родителями.

— По именам вы их знаете?

В лице святого отца на миг промелькнула снова та неприязнь, что отобразилась на нем в недавнем разговоре в саду; сделав над собою заметное усилие, тот ответил спокойно, покачав головой.

— Нет, не знаю. Поверьте, это правда.

— Вижу, — коротко отозвался Курт; сейчас не было никакого желания и времени снова заводить со святым отцом воспитательную беседу. — Припомните, прошу вас: никто не уходил из Таннендорфа? Учиться? Работать? Жить к родичам? Хоть куда-нибудь?

— Нет, никто. Кому тут это нужно — учиться? А работать — им и здесь неплохо.

— А родственников ни у кого за пределами деревни нет?

— Все родственники, у кого есть — здесь; кроме Карла, но это вам уж известно. А в чем дело?

— Не буду вас задерживать, — снова не ответив, вздохнул Курт и зашагал к двери. — Вы поняли меня, отец Андреас? Пусть поторопятся.

Не слушая уже ответа священника (хоть, быть может, его и не прозвучало), он вышел и решительным шагом устремился в юго-западную оконечность Таннендорфа, продолжая рассуждать на ходу; рассуждения были не слишком приятные и отдавали авантюрой.

Если принять за основание (на время, как гипотезу), что сосед желает заполучить земли фон Курценхальма, и что это его… наименуем его агент… баламутит крестьян, дабы совратить их на бунт, то не следует ли допустить и то, что смутившее господина следователя письмо было написано им же? может статься, продиктовано соседским бароном? Оттого и столь непростецкий слог?..

Или — это сочинение единственного, кроме священника, более-менее образованного человека в этой глуши, подумал он хмуро, подходя к халупе, занимаемой теперь Бруно Хоффмайером. Еще один дурацкий поступок, быть может. Или же он и есть рука соседского барона во владениях барона местного…

Бывшего студента дома не было; недавно сколоченная дверь была незаперта, да и замка как такового в ней не существовало, хотя имелся внутренний засов. Воспользовавшись случаем, Курт прошелся по домику, и впрямь имевшему величины весьма скромные, рассматривая обиталище беглеца. Учитывая, насколько недавно им был обретен во владение этот домик и сколько ему доставалось трудиться на других, можно было сказать, что руки у него в самом деле росли откуда положено, и присловье о топоре[32] он воплотил в деле: по свежим, сияющим желтизной, деревянным деталям — рамам, двери, мебели, пусть и малочисленной — было видно, что Бруно переделал здесь многое. И наверняка, с вновь пробудившимся сочувствием подумал он, намеревался основаться здесь надолго…

Очаг был тоже выложен заново — довольно умело; прежним остался лишь земляной пол, однако при этом способе отопления деревянный настил был бы опасным излишеством. Бруно ограничился тем, что уложил ряд досок под столом и у постели. Ergo, подвел итог Курт, характер у него въедливый, и когда он не валяет дурака, то — вполне серьезный; не авантюрист. Это не слишком хорошо. Но без предубеждений; это неплохо.