Холодная месть - Линкольн Чайлд

Констанс не ответила, оцепеневшая от сомнений, растерянности, тревоги. Самое время оставить ее наедине с мыслями и тревогами. Пусть все взвесит сама.

Эстерхази постучал легонько в дверь:

— Доктор Остром? Доктор Фелдер? Мы уже можем идти.

Глава 49

Восемнадцатая лунка на поле для гольфа Пальметто-Спрей была одним из худших кошмаров для игроков на всем Восточном побережье. Пятьсот шестьдесят ярдов, пар-пять,[12] да еще хитро искривленного, плюс полдюжины песчаных ловушек вплотную к фейрвею.[13]

Меир Вайс подкатил на инвалидной коляске к ти,[14] снял одеяло со своих искалеченных ног, подхватил костыли, висевшие рядом с сумкой для клюшек, выпрямился и закрепил себя в стоячем положении, застопорив коленные шарниры на ножных фиксаторах.

— Вы не против, если я посоветую вам кое-что еще?

Алоизий Пендергаст опустил взятую взаймы сумку для клюшек наземь.

— Пожалуйста, я с удовольствием выслушаю.

— Лунка длинная, но ветер нам в спину. В таких случаях я обычно пробую хорошо размеренный фейд.[15] При небольшом везении мяч ляжет на середину фейрвея и даст возможность достичь грина[16] на втором ударе.

— Увы, я весьма скептично отношусь к понятию «везение».

Старик почесал загорелый лоб и рассмеялся:

— Лично я всегда предпочитаю сыграть раунд перед любым делом. Это столько говорит о возможном партнере. Кстати, на последних лунках я заметил: вы стали лучше играть. только следите за своим свингом, делайте, как я показал.

Взяв драйвер,[17] старик заковылял к ти. Опершись как следует на костыли, занес клюшку и махнул, описав идеальную дугу. Сухо щелкнув, мяч взмыл, в полете чуть уклонился вправо и скрылся за растущими у фейрвея деревьями.

Наблюдавший за полетом Пендергаст сказал Вайсу:

— В этом ударе я не заметил никакого везения.

Вайс хлопнул по костылям:

— У меня было много лет, чтобы натренироваться с этими штуками.

Пендергаст подошел к ти, прицелился и занес драйвер. Клюшка ударила по мячу слишком плоско, и задуманное как фейд вышло чем-то вроде слайса.[18]

Старик покачал головой и сочувственно зацокал языком, почти не скрывая удовольствия:

— Ох, вам придется повозиться с этим мячом.

Пендергаст задумался на секунду и спросил:

— Полагаю, вы едва ли позволите мне маллиган?[19]

Ответ он знал заранее, но любопытно было увидеть реакцию Вайса.

— Мистер Пендергаст, вы меня удивляете. Мне показалось, вы не из тех, кто довольствуется маллиганом.

Пендергаст едва заметно улыбнулся.

Старик отомкнул шарниры и взгромоздился на инвалидное кресло. Мускулистые руки взялись за колеса, и кресло стремительно покатилось по гравийной дорожке. Так характерно для Меира Вайса, сурового старого охотника за беглыми наци. Багги для гольфа — ненужная роскошь, лучше своими силами кататься по полю. Восемнадцать лунок, и не самых коротких, но старик не выказывал признаков усталости.

Они увидели мячи за поворотом фейрвея. Мяч Вайса лег идеально для удара к грину. Мяч Пендергаста оказался в песчаной ловушке.

Вайс покачал головой:

— Что ж, надо выбивать.

Пендергаст прошелся вокруг ловушки, затем опустился на колени возле мяча, прикидывая траекторию полета и ожидая рекомендации Вайса.

— На вашем месте я бы взял лоб-ведж,[20] — посоветовал тот, немного поразмыслив. — С нею проще, чем с питчинг-ведж.[21]

Агент перебрал клюшки, торчащие из сумки, выбрал лоб-ведж, осторожно прицелился, взмахнул пару раз для пробы и, вздыбив целый фонтан песка, ударил по мячу. Тот перекатился на два фута к краю ямы.

— Эх-эх, вы не волнуйтесь так. Попробуйте представить удар клюшки по мячу перед тем, как на самом деле ударите.

Пендергаст снова прицелился — и на этот раз удар получился. Мяч взлетел высоко — кажется, вот-вот улетит за фейрвей, — но из-за вращения приземлился точно у грина, почти не прокатившись.

— Мазел тов![22] — вскричал Вайс, с восхищением глядя на соперника.

— Боюсь, это чистое везение, — скромно признался агент.

— Да, но вы же сказали, что не верите ни в какое везение! Впрочем, последовали моему совету, и вот он, прекрасный результат!

Выбрав седьмой айрон,[23] Вайс ударил, и мяч лег в десяти футах от лунки. Пендергаст, чей мяч оказался в двадцати футах, первых два пата[24] промахивался, но затем закатил на богги.[25] Вайс же закатил на игл.[26]

Пендергаст отметил результат в учетной карточке и протянул ее Вайсу:

— Шестьдесят девять ударов. Мои поздравления!

— Это же мое родное поле. Уверен, если вы последуете моим советам, ваша игра быстро улучшится. У вас сложение прирожденного гольфиста. А теперь давайте побеседуем.

Завершив игровые формальности, они направились к дому Вайса, находившемуся прямо у пятнадцатой лунки. Уселись на веранде, и Хайди, жена старика, принесла кувшин мятного джулепа.

— Давайте перейдем к делу, — объявил Вайс, пришедший в замечательное настроение.

Он разлил джулеп по бокалам, поднял свой:

— Вы пришли ко мне по поводу Вольфганга Фауста.

Пендергаст кивнул.

— Мистер Пендергаст, вы пришли к самому лучшему специалисту по этому типу. Дело всей моей жизни — выследить треклятого «Доктора из Дахау». Остановило меня только это!

Он указал на укрытые одеялом ноги. Поставил бокал на стол. Потянулся к лежащей на нем толстой папке.

— Здесь результаты трудов целой жизни, мистер Пендергаст, — сказал он, похлопывая по папке. — Все тут, переплетено воедино. И я знаю все написанное там наизусть.

Он отпил из бокала.

— Итак, приступим. Вольфганг Фауст родился в Равенсбрюке, Германия, в тысяча девятьсот восьмом году. Учился в Мюнхенском университете, где повстречал Йозефа Менгеле, старше его на три года, и стал его протеже. Вольфганг Фауст работал ассистентом Менгеле в Институте наследственной биологии и расовой гигиены. В тысяча девятьсот сороковом году он защитил диссертацию, а также вступил в ряды «Ваффен-СС». Позднее по рекомендации Менгеле был устроен на работу под его началом в медицинском блоке Освенцима. Вы ведь знаете, какой именно «работой» занимался Менгеле?

— Имею представление.

— Грубейше проведенные, жестокие, бесчеловечные операции, часто совершаемые без анестезии.

Добродушие и замечательное настроение улетучились разом, лицо Вайса стало каменно-суровым.

— Ненужные ампутации. Чудовищно болезненные, уродующие медицинские «эксперименты», проводимые на маленьких детях. Шоковая терапия. Стерилизация. Операции на мозге, чтобы изменить восприятие времени. Впрыскивание ядов, заражение болезнями. Замораживание до смерти. Менгеле маниакально привлекала любая необычность, отклонение от нормы: гетерохромия, карликовость, идентичные близнецы, полидактилия. Любимая мишень — цыгане. Он заразил сотню цыган проказой в попытке создать биологическое оружие. Закончив бесчеловечный эксперимент, Менгеле убивал мучающуюся жертву — часто посредством укола хлороформа в сердце, чтобы сделать аутопсию и описать развившуюся патологию. Для него люди были лабораторными крысами.

Вайс вылил в рот полбокала джулепа.

— Фауст так проявил себя в Освенциме, что был откомандирован в Дахау, чтобы создать лабораторию для экспериментов над людьми. Об этих экспериментах известно немного. Фауст гораздо успешнее, чем Менгеле, скрывал следы своих преступлений. Он уничтожил записи, умертвил свидетелей. Но похоже, жесткостью и зверством он не уступил Менгеле. Возможно, и превзошел его. О его «работе» я говорить не буду. Если вам захочется узнать, до каких низостей может пасть человеческая душа, читайте сами. Все в этой папке. Лучше перейдем к случившемуся после войны. После сдачи Берлина и капитуляции Фауст ушел в подполье, благо желающих помочь беглому эсэсовскому врачу хватало. Он прятался на чердаке — по иронии судьбы, как несчастная Анна Франк. У этих желающих помочь оказались то ли неплохие связи, то ли большие деньги. А возможно, и то и другое.

— Почему вы так думаете?

— Они сумели изготовить либо достать фальшивые документы очень высокого качества: паспорта, свидетельства о браке и тому подобное. Вольфгангу Фаусту дали фальшивый паспорт на имя Вольфганга Лансера. Ближе к концу сороковых — в точности неизвестно, когда именно, — его вывезли из страны и переправили в Южную Америку. Сначала в Уругвай. Мне потребовалось десять лет, чтобы вызнать, куда делся Вольфганг Фауст после войны. Он селился в далеких захолустных городках, зарабатывал лечением крестьян, но долго на одном месте не засиживался. Вернее, ему не позволяли засиживаться. Цены он заламывал непомерные и временами не удерживался от искушения попробовать свои фирменные, так сказать, средства, отчего пациенты нередко умирали.