Необязательная страна - Вали Наср

Обама посчитал бесполезным тратить время и усилия на этот провальный проект. Не ожидалось получения никаких больше достижений – картина не собиралась становиться картиной в более розовых тонах. Сохранять в Ираке свое значительное присутствие, поощрять Малики и поддерживать его альянс с суннитами уже не обещало никаких дивидендов.

Военные США хотели остаться подольше; генералы беспокоились относительно скатывания Ирака в открытый конфликт. Но они эксплуатировали старые победы, полученные за счет роста численности войск, и пели дифирамбы новым иракским силам безопасности. К тому же Обаме еще приходилось думать о войне в Афганистане. В итоге – по образу и подобию того, что повторилось в последней стране, – он принял риторику военных о достигнутых успехах за чистую монету и объявил, что ситуация в Ираке хороша настолько, что возможен уход Америки оттуда.

Политика в отношении Ирака была передана вице-президенту – он должен был контролировать наш уход. Байден хорошо знал Ирак. Он внимательно следил за развитием событий там со своего кресла в качестве председателя сенатской комиссии по иностранным делам. Его предсказание в 2006 году (сделанное совместно с ветераном внешней политики Лесли Гелбом) о том, что Ирак не выдержит сочетания ведущего к децентрализации возрождения шиизма и курдской автономии и вынужден будет расколоться на этнорелигиозные части и что Соединенным Штатам не следует этому мешать, произвело тогда фурор148. А сейчас он был назначен следить за опрометчивым американским уходом, который мог сделать реальностью его предсказание. Он не был сторонником стратегии противодействия повстанчеству (ни в Ираке, ни в Афганистане), а в Белом доме он ратовал за то, чтобы покинуть Ирак – и чем скорее, тем лучше149.

В октябре 2008 года администрация Буша уступила иракскому давлению и пообещала вывод всех войск США к концу 2011 года. Обама использовал этот срок как ориентир и ускорял сокращение войск по мере передачи вопросов безопасности иракской армии. График зависел от сплоченности иракских политиков и иракской армии в деле поддержания мира на улицах в течение достаточно приличного срока, чтобы у администрации были веские доводы на случай ухудшения ситуации после американского ухода. Какое-то время сохранялась весьма неопределенная обстановка, особенно после того как очень долго формировалось правительство после выборов в марте 2010 года. Но, ко всеобщему облегчению, в течение этих нескольких месяцев торговли между политиками отмечалось немного межрелигиозных столкновений, и даже активность Аль-Каиды несколько ослабела.

Увы, внешняя стабильность едва ли прикрывала кипящие внутри страсти. 2010 год оказался критическим для Ирака. Политическая арена страны по-прежнему представляла собой фракционные распри, единство сохранялось только благодаря организации хрупкого разделения власти, требующего внимательного американского управления. Однако у администрации Обамы не хватало ни времени, ни сил на это. Вместо этого она усиленно искала разные выходы, будучи одержима мыслью об уходе. Она прекратила защищать политический процесс как раз тогда, когда разговор об американском уходе вновь накалил страсти долго кипевшей борьбы за власть, которая раздирала шиитов, суннитов и курдов.

После окончания затянувшейся свары по поводу формирования правительства в декабре 2010 года Малики достался пост премьера. В скором времени он приступил к выполнению амбициозного плана захвата власти. Вашингтон не обращал внимания на растущее количество случаев нарушения им конституции, на его незаконные действия с целью полного уничтожения следов пребывания партии БААС у власти и запугивание судебной власти. Все это, вместе взятое, давало основания Малики полагать, что Соединенные Штаты не станут чинить преграды на пути его плана создания авторитарного шиитского режима. Вместо того чтобы укреплять доверие друг к другу, фракции шиитов, суннитов и курды все дальше отходили друг от друга, ревниво охраняя свои политические вотчины (пост президента для курдов, пост премьера для шиитов и менее важные посты вице-президента и спикера парламента для суннитов). Малики полагал, что премьерство останется за ним навсегда – постоянное высокое место, с которого он сможет добиваться претензий на президентство и другие посты, занимаемые суннитами.

Выборы 2010 года и то, что последовало за ними, стали наглядным примером того, как там все происходило. Партия аль-Иракийя получила 24,7 % голосов и 91 место в однопалатном парламенте из 325 мест. Эти результаты помогли оставить позади партию Малики аль-Даава, завоевавшую 24,2 % и, соответственно, 89 мест в парламенте. Эти результаты должны были бы дать лидеру аль-Иракийя, бывшему премьер-министру Айяду Аллави, задел для сколачивания правительства. Но Малики быстро предпринял шаги для блокировки Аллави. Среди прочего, Малики убедил представителей США в том, что шиитское большинство отвергнет Аллави – он формально является шиитом, а ранее был членом партии БААС. Он работал временным премьер-министром в 2004 и 2005 годах, а сейчас снова возвращался в политику при поддержке Саудовской Аравии – очень и очень решительно, – поэтому любое сформированное им правительство вновь ввергло бы страну в межфракционные распри.

Малики победил и возобновил свою работу в качестве премьера в декабре 2010 года при поддержке Соединенных Штатов150. Тот факт, что находящееся у власти лицо занимает второе место, но по-прежнему сохраняет за собой свой пост, демонстрировал недостатки системы. Иракцы теперь считали, что именно Америка, а не они сами выбрали им премьер-министра. К тому же в Ираке был еще один политический игрок с такими же назревшими вопросами: Иран.

Иранские руководители вначале разделились по поводу того, кто должен стать премьер-министром (но были уверены в своем праве выбора). Генерал Касем Сулеймани, командующий силами спецназа, бригадой «эль-Кудс» («Иерусалим») Революционной гвардии (он на повседневной основе контролировал военно-политическую роль Ирана в Ираке), был расстроен из-за разногласий между иракскими лидерами-шиитами и обвинял их в неспособности быстро сформировать правительство. Сулеймани (а также и правитель Сирии Башар аль-Ассад) предпочитал на посту премьера другого шиитского политика – Аделя Абдулу-Махди. Но Малики и его союзники выступили против. Муктада аль-Садр, в частности, возражал, потому что партия Махди, Исламский высший совет Ирака (ИВСИ), была главным соперником Садра. Садр и другие сторонники Малики из числа шиитских политиков лоббировали свои интересы перед Верховным руководителем Ирана. В результате в декабре 2010 года Хаменеи написал письмо всем иракским лидерам-шиитам, убеждая их согласиться на избрание Малики в качестве премьер-министра.

Потом Иран надавил на Сирию, чтобы она прекратила поддерживать Махди. Иран и Сирия, обычно союзники, с 2003 года по-разному смотрели на ситуацию в Ираке. Иранцы поддерживали приход к власти шиитов, в то время как Сирия поддерживала повстанчество во всех его формах, начиная с Аль-Каиды и кончая «крепкими орешками» из числа баасистов. Дамаск выступил против Малики после того, как тот попросил ООН провести расследование роли Сирии в бомбардировках в Ираке. Сирия спонсировала соперника Малики Махди, Ассад обещал газопровод из Ирана. Тогда-то Иран и попросил движение «Хезболла» стать посредником между Ассадом и Малики.

В итоге Иран фактически сделал то, что совпадало с американской политикой. Парадоксальность этого факта не осталась незамеченной иракцами, и наиболее подозрительные из них посчитали, что в общих чертах здесь распознается низкий американо-иранский заговор превратить Малики в постоянного премьер-министра – своего рода диктатора.

Однако здесь не было никакого тайного сговора, и американская политика в Ираке на данном этапе не была нацелена ни на продвижение национального единства (хотя Обама действительно прилагал усилия по продвижению примирения, стараясь обеспечить пост президента для Аллави как утешительный приз)151, ни на продолжение создания государственных учреждений. Речь шла о принятии необходимых мер для создания достаточно сильного государства, чтобы можно было гарантировать уход США. Ирак легче было рассматривать в контексте выправления его дисбалансов – Байден сравнивал его с Балканами, – а не определения курса на большее политическое единство. Стремление добиться реального единства потребовало бы сохранения обязательств Америки перед Ираком и иного, чем Малики, руководителя.

В числе приоритетов Америки было не строительство Ирака, а создание безопасного государства вокруг сильного руководителя, авторитарного человека по умолчанию. (То же самое можно было бы сказать в перспективе об Афганистане и Йемене, раскрывая прагматическую или реалистическую суть подхода Обамы к Ближнему Востоку152.) Это было предназначено для того, чтобы разъединить американских и иракских политических руководителей, с которыми, по утверждениям Вашингтона, он работал. Большинство иракских лидеров были озабочены недопущением возвращения диктатора (когда ведущим кандидатом на эту роль был Малики) и с подозрением относились к растущему иранскому влиянию, которое он оказывал на Ирак.