Необязательная страна - Вали Наср

В числе приоритетов Америки было не строительство Ирака, а создание безопасного государства вокруг сильного руководителя, авторитарного человека по умолчанию. (То же самое можно было бы сказать в перспективе об Афганистане и Йемене, раскрывая прагматическую или реалистическую суть подхода Обамы к Ближнему Востоку152.) Это было предназначено для того, чтобы разъединить американских и иракских политических руководителей, с которыми, по утверждениям Вашингтона, он работал. Большинство иракских лидеров были озабочены недопущением возвращения диктатора (когда ведущим кандидатом на эту роль был Малики) и с подозрением относились к растущему иранскому влиянию, которое он оказывал на Ирак.

Обама поставил иракскую политику Буша с ног на голову. Америка вошла в Ирак строить демократию, а закончила строительством авторитарного государства в качестве стратегии выхода. Сейчас совершенно очевидно, что – вопреки своим заявлениям о демократии в каирской речи – Обама не относился серьезно к вопросу о демократии на Ближнем Востоке. Мы тогда этого не знали, но Ирак в 2009 и 2010 годах был прелюдией реакции администрации Обамы на «арабскую весну» в 2011 году и витриной его мышления о Ближнем Востоке.

Белый дом не понял обязательств Малики перед Ираном и неправильно истолковал его намерения, полагая, что, победив на выборах с американской помощью, он отныне будет работать как сильный правитель, выполняющий заказы Вашингтона. Речь, в частности, шла о том, чтобы обеспечить прикрытие безопасного ухода Соединенных Штатов и подписать новое Соглашение о статусе вооруженных сил (ССВС) взамен того, по которому вел переговоры Буш и срок действия которого истекал в 2011 году. Но назначение его премьер-министром не заставило Малики полюбить Америку. Он по-прежнему считал, что власти США сговорились с Аллави и Иракийя и сфабриковали результаты голосования (Хамид Карзай высказывал аналогичные опасения в отношении притеснений со стороны США после выборов 2009 года в Афганистане). Малики стал более упрямым и отказывался идти на компромисс. Он отвергал предположение о том, что Америка выбрала его, и видел в Соединенных Штатах препятствие на пути к дальнейшему укреплению своей власти.

Тем временем Пентагон продолжал беспокоиться о последствиях поспешного ухода. В Пентагоне считали, что опасность по-прежнему угрожает Ираку и что страна нуждается в американском присутствии для поддержания стабильности и поступательного движения. Беспокойство вызывало иранское влияние, а зона влияния американских военных в самом сердце Месопотамии являлась бы стратегическим преимуществом, дающим Америке возможность оказывать свое воздействие в рамках широкой дуги от Леванта[17] до Персидского залива.

Вопрос заключался в том, сколько боевых частей и подразделений США понадобится для этого и на каких условиях они смогут оставаться в Ираке. В списке требований Белого дома на верхних позициях было требование об иммунитете американских солдат от местного уголовного преследования – с чем-то похожим на это должно было бы согласиться иракское правительство в новом ССВС.

В Вашингтоне думали, что Малики выполнит обязательства по ССВС. Но он этого не сделал, и не сделал этого никто другой. Почему так получилось? Малики устал от американского присутствия, а его противники рассматривали это присутствие как нечто, служащее лично ему и его амбициям, а не демократии в Ираке. Зачем укреплять Малики, сохраняя присутствие Америки в Ираке? С уходом Америки Малики, возможно, стал бы слабее и скорее созрел бы для собственного ухода. Позже, когда жребий был брошен, сунниты открыто выражали сожаление по поводу того, что не поддержали ССВС; к тому времени стало ясно, что уход США будет означать узурпацию власти Малики.

Расчет Белого дома, который опирался на ССВС, а не на усиление демократии, оказался ошибочным – проигранным предприятием. Америка не получила нового соглашения, а Ирак остался во главе с авторитарным правителем, который толкал страну на край обрыва.

Переговоры о новом соглашении фактически начались только в июне 2011 года. Вашингтон предложил сохранить после ухода 10 тысяч солдат боевых частей и подразделений. Иракцы разных политических взглядов посчитали, что цифра свидетельствует об отсутствии серьезности в подходе и в обязательствах, и даже в Вашингтоне председатель Объединенного комитета начальников штабов адмирал Маллен сказал президенту, что это будет «крайне рискованное дело»153. Подтвердилось то, что иракский министр обороны услышал от администрации в Вашингтоне весной 2009 года: а именно, что Соединенные Штаты очень хотели бы полностью покинуть Ирак к декабрю 2011 года. Если бы Вашингтон относился к делу серьезно, он обязался бы оставить 25 тысяч или больше своих солдат. Даже если бы иракцев воодушевило предложение в 10 тысяч войск, это означало бы, что Соединенные Штаты предполагают играть самую минимальную роль в обеспечении безопасности Ирака и практически не оказывать никакого влияния на иракскую политику. Такое низкое число означало, что американские войска не собираются ничего делать, а только защищать самих себя. Если вас где-то нет, вы ничего там не значите.

Предоставление иммунитета военнослужащим США от местной юрисдикции также не получило поддержки. Многие иракцы считали, что американские военнослужащие и частные службы безопасности, которых местные ассоциировали с присутствием США, безнаказанно совершали насилие над населением, и они больше этого не хотели. Кроме того, предоставление американским войскам иммунитета противоречило национальным чувствам иракцев; это было нарушением суверенности. Влиятельные политики, связанные с Ираном, также выступали против присутствия американских войск в Ираке – Тегеран выступал против первоначального ССВС 2008 года и не хотел его возобновления.

Политическая цена предоставления Вашингтону того, что он хотел, была слишком велика для Малики и его союзников, и они были рады уже одному тому, что Соединенные Штаты уходят. Таким образом, небольшое число оставляемых администрацией войск было отличным прикрытием: переговоры прервались в октябре 2011 года, и администрация объявила, что все войска США покинут Ирак до конца года. По сути, Вашингтон подтвердил то, что иракцы и так подозревали: Америка не относится к Ираку серьезно, не хочет связывать себя обязательствами в отношении его безопасности и, в частном порядке, очень рада, что не надо оставлять после ухода даже 10 тысяч солдат, как она предлагала сделать ранее.

Администрация отреагировала на провал вялотекущих переговоров объявлением о победе. Она выводила Соединенные Штаты из Ирака, выполнив предвыборное обещание президента Обамы и высвободив ресурсы для дел в Афганистане. Но это была пиррова победа, подтверждение американского непостоянства – наследие курса «сломал – беги», от которого трудно будет потом отрешиться. Регион получил сигнал – громкий и четкий – о том, что Америка выходит из игры. Утверждение Хасана Нассраллы, лидера Хезболлы, о том, что Америка потерпела поражение в Ираке, получило распространение во всем арабском мире, а не только в антиамериканских уголках Дамаска и Южного Бейрута. После того как мы собрали свои вещи и убрались, наше влияние ослабло, но нам это безразлично154.

Наращивание войск едва ли способствовало сохранению Ирака в целости, но наш поспешный уход грозил развалить его снова на части. Далекий от «великого достижения», как его охарактеризовал Байден, Ирак мог бы оказаться более значительной ошибкой администрации Обамы.

Едва успели уйти американские войска, в иракской политической жизни произошел взрыв. Через два дня после ухода последней американской колонны в Кувейт четыре ключевые суннитские провинции – Анбар, Дияла, Мосул и Салахаддин, самое сердце суннитов и бастион иракского национализма, – потребовали федерализации и региональной автономии155. За этим последовал серьезный кризис, назревавший с тех пор, как Малики покинул Вашингтон, считая, что он получил благословение Обамы на травлю Иракийя по обвинениям в терроризме. Иракийя пригрозила выйти из правительства, а затем обратилась к курдским лидерам за поддержкой в противодействии растущим «диктаторским замашкам» Малики156.

Отношения между Малики и курдским руководителем Масудом Барзани уже были напряженными. Багдад очень твердо заявил – и весьма безуспешно, – что курдский регион не может самостоятельно заключать сделки по нефти с иностранными компаниями. Курды поверили в концепцию единого Ирака при условии демократического правления. Но из-за ухода американцев и неприятия Малики демократии курды чувствовали свою уязвимость – навязывание Малики жесткого контроля над ними было вопросом времени. Отсюда неудивительно, что сбежавшему вице-президенту Хашеми была расстелена красная ковровая дорожка в иракском Курдистане и что курды пришли ему на помощь, демонстрируя свою симпатию и выступая против растущих диктаторских проявлений со стороны Багдада. Барзани с того времени привечал также и шиитских критиков Малики. Он высказал мысль о возможном проведении референдума, в котором прозвучал бы вопрос к участникам голосования в курдском регионе об их отношении к отделению от Ирака – неофициальный референдум по этому же вопросу выявил 90 % сторонников отделения.