В глубинах пяти морей - Александр Рогов

Под нами 20 метров глубины, поэтому не сразу увидел я его раму. Но вот серебристая поверхность бокса аппарата и белый металл рефлекторов начинают просвечивать сквозь сине-зеленый сумрак. Наконец видна и вся рама. Зрелище удивительное: металлическая ажурная конструкция с обтекаемыми приборами тремя лапами оперлась на синеватую гряду. Вправо и влево от нее протянулись линии неровных замерших песчаных волн, их бесконечные ряды теряются во мраке, и от этого видимая мной площадка кажется выпуклой, с освещенным центром и размытыми краями. Так и напрашивается сравнение с пейзажем чужой планеты. Но парящий над этой поверхностью человек возвращает меня к действительности. Марк поворачивает ко мне лицо и дает сигнал — мы у цели. К нам спускается еще один аквалангист, вдвоем с Марком они будут размечать площадку перед камерой — будущее поле съемки. Сначала намечают ось съемки, проведя параллельно гребню дюны черту. В этом направлении по хорошо видной на песчаном грунте канавке они втыкают вешки-реперы — стальные прутики, контрастно окрашенные черной и белой красками. Втыкаются вешки на глубину 50 сантиметров, что вполне достаточно, на поверхности остается полтора метра.

Я фотографирую треногу. Течение лишь напоминает о себе, но удержаться на одном месте уже не так-то легко. Аквалангисты работают у самого дна, и им во много раз труднее, чем мне. Чтобы погрузить вешку в плотный, перемытый морской водой грунт, легководолазы долго крутятся, вдвоем нажимая на нее. Они помогают себе, подгребая ластами. Их действия выглядят странно. На поверхности земли, нажимая на лопату или кол, втыкая их в грунт, мы используем наш собственный вес. У легководолаза этот вес уравновешен выталкивающей силой воды. Аквалангист как бы парит в глубине, испытывая чувство, похожее на невесомость. Это приятное чувство, но при работе на дне «невесомость» — помеха. Вот и мои напарники, втыкая тонкие прутки, что на суше не вызвало бы никаких затруднений, тратят очень много времени и сил.

Но вот, наконец, продольный ряд реперов установлен, теперь дело за поперечным. Это и будет масштаб, который поможет измерять смещение дюны. В продольном ряду шесть вешек, поперек устанавливают восемь, крайние — для большей надежности.

Течение все нарастает, и едва я отплываю от рамы, за которую держусь, как поток подхватывает меня и тянет вверх. Делаю рывок, усиленно работая ластами и подгребая одной рукой. Мне удается спуститься немного вниз и продвинуться к ходовому канату. Схватываю его и, подтянувшись, обвиваю ногами.

Дело принимает серьезный оборот — ведь еще надо поставить треногу, развернув ее на ось съемки вдоль гребня песчаной гряды. Но вот ребята закончили разметку, втроем собираемся у основания рамы. Свой аппарат кладу рядом, и мы, держась за треногу, начинаем ее приподнимать. Это не так трудно: фоторегистратор здесь немного легче, чем на суше.

Наконец справляемся с этой задачей. Во время установки треноги аппарат один раз сработал — значит, прошло 30 минут. Итак, аппарат действует. Яркая вспышка осветила кусочек морского дна, тренога установлена, и хотя первый кадр не тот, что нужно, мы спокойны за остальные снимки — они будут фиксировать гребень волны, и расскажут о том, что происходит с дюной. Пробная съемка началась.

Плыву за своим боксом, оставленным на дне, и опять дивлюсь подводному пейзажу. Песчаные волны впечатляют — таких больших мне еще видеть не приходилось. Песчаные гряды на дне Каспия, например, — просто легкая рябь по сравнению с великанами, распростертыми подо мной. Песчаные поляны на дне Японского моря также разлинованы невысокими волнами, на Беринговом море песчаные участки мне не встречались вообще. Есть наносы песка и в Черном море, но и там гребни их невысоки. Наверное, дело в приливных течениях: приведенные примеры относятся к морям с малыми приливами, а здесь, в Белом море, высота прилива достигает 2 метров.

Подплываю к краю песчаной волны. В свете ламп-вспышек она мне показалась голубой. Но сейчас, в момент борьбы с течением, когда потоки воды срывали с ее макушки вихри песчаных струй, мне было не до этого. Мой красивый ярко окрашенный фотобокс выглядел унылой серой кочкой, наполовину занесенной песком. Еще полчаса, и мне бы его не отыскать, ведь вокруг поднималась настоящая песчаная буря. Мимо меня проносились обрывки водорослей и струи песка. Подхватив аппарат, я устремился вверх. Внизу остались и тренога, и окружающие ее песчаные великаны.

Появляюсь на поверхности в отдалении от катера, ложусь на спину и регулирую ритм дыхания. Сбить его, работая на глубине в закрытом гидрокостюме, дело гиблое. Акваланг неумолимо выдает только расчетное количество воздуха, потребное для хорошей вентиляции легких. Поэтому резкие движения, притом продолжительное время, аквалангисту делать нежелательно: попробуйте побегать в противогазе, и вы поймете, что это такое — сбить дыхание. Зная все это, я развернулся головой против течения, лег на спину и, подгребая ластами, старался оставаться на месте. Мне сбросили с борта конец с привязанным к нему буем. Жду, когда его подгонит течение.

Благополучно возвращаюсь на борт. На поверхности воды потоки также сильны, течение повернуло наши легкие суденышки, и команды катеров ждут разрешения запустить машины: надо начинать подрабатывать винтами, чтобы удерживать катера на месте. Существует правило: нельзя запускать двигатель, пока водолаз в воде. Наконец все собрались на палубе, и можно поднять якоря.

Подъем якоря на малом рыболовном боте — дело несложное, но боцман и два его помощника не могут справиться с этим. Якорь вдруг стал очень тяжелым. Не успев полностью раздеться, спешим на помощь. Наконец на поверхности, к общему изумлению, появляется фоторегистратор — аппарат и верхняя часть треноги. Один из якорей зацепился за кабель вспышки и, оборвав его, согнул стальной уголок стойки рамы.

Вся наша работа пошла насмарку. Стало ясно, что течение тащило катера, якоря их не держали. Мы получили урок от своенравной стихии. Утешились тем, что и отрицательный результат все же нам что-то дал: «отрепетировали» разметку поля съемки и установку треноги. И еще уяснили немаловажное: на катере надо отдавать два якоря — с кормы и носа.

Вскрыв бокс аппарата и пострадавшую лампу, убедился, что внутренних повреждений нет, вода туда не попала. Все обошлось более или менее благополучно, но на ремонт требуется время и материалы, а прилив набирает силу. Решили возвращаться на базу.

Ремонт и наладка фоторегистратора отняли еще три дня, больше, чем предполагали. Как сказал Марк, наш эксперимент вскрыл слабое звено. Как знать, не преподнесет ли морская стихия еще несколько сюрпризов?