Богдан Хмельницкий. Искушение - Сергей Богачев

Пуля, выпущенная из пистоля умелой рукой, настигла Сергеева, когда спасительный огонек был уже рядом. Что-то твердое ударило под левую лопатку. Ударило так, что сначала его тело развернуло вправо, а затем и вовсе выбило из седла. Удивительно, но Владимир, даже ударившись о землю, не потерял сознания.

Как бы со стороны он увидел себя, лежащего у ног верного Орлика, четырех преследователей, не спеша приближающихся к нему. И вдруг на фоне ночного неба мелькнули две тени. Алабаи, как всегда, напали без единого звука. Казаки, не ожидавшие нападения из ночной тьмы, тем не менее быстро поняли, с кем имеют дело. Разделившись на пары, они выхватили боевые ножи и, став спиной к спине, принялись отражать атаки бешеных псов. В схватке сошлись профессионалы. В разные стороны полетели куски человеческой плоти и клочья собачьей шерсти. В воздухе раздавалось только рычание. Причем рычали и собаки, и люди. Поддавшись звериным инстинктам, алабаи вцепились в горло своим противникам. Этого было достаточно, чтобы два других казака, отступив на пару шагов, хладнокровно прицелились псам в голову и выстрелили. Так и не разомкнув челюсти, собаки замерли рядом с телами своих жертв.

Сильными толчками кровь выходила из тела Сергеева. Приятное тепло согревало его левый бок, постепенно разливаясь по рукам, ногам и голове. Владимиру настолько захотелось спать, что он перестал наблюдать за оставшимися в живых казаками. Дыхание его стало слабым, веки сомкнулись… Он не слышал звука выстрелов, прозвучавших откуда-то из темноты. Он не видел своих преследователей, упавших замертво.

Последнее, что осталось в его памяти, – до боли знакомый голос, прозвучавший совсем рядом:

– Ну здравствуй, коллега. Где же тебя так долго носило?

Очнулся Сергеев от боли. Нижнюю часть тела он не чувствовал, а верхняя пекла огнем до последней клеточки. Очень хотелось пить… Открыв глаза, он увидел, что лежит у небольшого костерка, с другой стороны которого расположились его «спасители» – чигиринский подстароста и Мисловский. «Как они здесь оказались? – подумал Владимир. – А впрочем, какая разница. Живой – и слава богу, а что будет дальше, мы еще поглядим».

Чаплинский, не стесняясь, рылся в переметных сумках Сергеева, а «часовщик» пристально глядел на Владимира.

– Очухался, коллега? Смотри не помри раньше времени. Забыл разве условия перехода? Посчитай, сколько нас, видишь? Правильно – трое. А уйдет только один. Так что, москалику, ты мне пока живой нужен, – с нескрываемым чувством превосходства сказал Мисловский и достал из внутреннего кармана свиток бумаги, в котором Владимир узнал свое послание в будущее для Черепанова. – Что нахмурился, Вольдемар? Так, кажется, тебя зовут друзья там, откуда мы сюда прибыли? Я все это время следил за тобой, коллега. Ну а этим письмом ты развеял все мои сомнения и подписал себе смертный приговор. И никто, слышишь, никто не узнает о твоей судьбе. Черепанов, наверное, расстроится – не оправдал ты, Вольдемар, его надежды. А хочешь, дня через три я передам ему от тебя привет?

«Часовщик» откровенно издевался над раненым Владимиром, и было видно, что это доставляло ему огромное удовольствие.

Красные круги поплыли у Сергеева перед глазами, и, вновь теряя сознание, он простонал:

– Пить…

Мисловский окликнул Чаплинского, который продолжал осматривать содержимое переметных сумок пленного, особо не прислушиваясь к беседе у костра:

– Пан подстароста, бросьте вы заниматься мародерством. Дайте лучше этому неудачнику воды, а то помрет раньше времени.

В последнее время «часовщик» не церемонился со своим хозяином. Как-то незаметно их роли в этой жизни поменялись. Вот и сейчас Чаплинский безропотно поднес баклагу с водой к потрескавшимся губам Владимира. Сергеев жадно прильнул к горлышку. Струйки воды потекли по подбородку под сорочку. Подстароста, проследив взглядом за водой, заметил на груди раненого нательный крестик необычной формы.

– А вот это тебе, дружок, больше не понадобится, – с этими словами Чаплинский снял с груди Владимира крест, которым его снабдили перед отправкой.

Сергеев даже вспомнил, как его инструктировали при этом: «На самый крайний случай». Кажется, этот крайний случай настал, только вот воспользоваться крестом как гранатой ему уже не удастся.

Чаплинский уселся по другую сторону от костра и с интересом вертел в руках свой трофей. Рядом Мисловский собирал в небольшую кожаную сумку свои вещи. Перед ним лежал бочонок с порохом. Было ясно, что последние минуты своего пребывания в XVII веке «часовщик» продумал до мельчайших деталей.

Что произошло потом, Сергеев помнил смутно. Пан Чаплинский попытался снять грязный, потертый шнурок с его крестика. И тут огненный шар скрыл из вида и подстаросту, и «часовщика». Звука взрыва Владимир уже не услышал. Синие струи пробежали вдоль его тела, и оно растворилось в пространстве.

– Иван Сергеевич! Иван Сергеевич! – голос секретарши Анечки догнал Черепанова уже на выходе из офиса.

– Ну что еще, Аня? – Иван едва сдерживал себя.

В конце концов, секретарь выполняла свою работу, откуда ей знать, что мыслями ее начальник был уже далеко. Сегодня ведь день рождения Ольги, и они договорились после работы отметить это событие в ресторане.

– Иван Сергеевич! Звонок по городскому. Кажется, междугородка, слышимость нулевая. Я точно не поняла, но какая-то медсестра, то ли из Минеральных, то ли из Желтых Вод, спрашивает вас, – отрапортовала Анечка, вопросительно глядя на шефа: свою миссию она выполнила – решение принимать начальству.

– Медсестра, Анечка, это заманчиво. А если она еще и из Минеральных Вод – так это просто замечательно, – Иван и так не намеревался возвращаться к делам, а услышав о какой-то «водяной» медсестре, окончательно убедился, что не испытывает ни малейшего желания даже думать о работе. – Пусть эта фея водных стихий позвонит завтра, а еще лучше, чтобы такая необходимость у нее и вовсе пропала. Все, пока, а то не сдержусь и закиплю.

Ресторан, как всегда, выбирал Черепанов. Ольга не любила шумных компаний, предпочитая ярким банкетным залам мягкий свет торшера на их уютной кухне. Зная это, Иван заказал столик в небольшом загородном ресторанчике с совковым названием «Волна». Владелец ресторана встретил гостей у входа.

– Здравствуй, Мераб, – по-приятельски обратился Черепанов к давнему знакомому. – Давно хотел спросить у тебя, дружище, откуда происходит столь оригинальное название твоего заведения? Почему именно «Волна»?

– Ты заметил, Вано? Один ты заметил, какой молодец! Это, дорогой, в честь Грузии, моей любимой и такой далекой Родины.

– Ну, я приблизительно так и думал, – озадаченно произнес Черепанов, глядя на смеющуюся Ольгу.

Но невысокого роста пожилой грузин, то ли не заметив иронии, то ли мастерски подыгрывав Черепанову, с нескрываемым удовольствием ударился в объяснение лингвистических тонкостей гениального названия своего ресторана.

– Ты был в Грузии, Вано? Помнишь виноградники в бескрайних долинах? Они переходят в холмы, укрытые садами. А холмы переходят в высокие горы. Как волны на море, – объяснил Мераб и, на секунду задумавшись, поправил себя: – Нет, зачем – на море? Как в океане!

– Да ты поэт, дружище. Вот уж не думал, – улыбнулся Иван и обнял Мераба за плечи. – Давай лучше проверим, какой у тебя повар.

Черепанову нравилось такое начало вечера. А уж если быть совсем точным, он был доволен хорошим настроением Ольги. Выбросив из головы все рабочие проблемы, он решил посвятить этот вечер только ей.

На следующий день Иван подъехал к зданию телерадиокомпании ближе к полудню.

Поздоровавшись с Аней и, как всегда, получив в ответ приветливую улыбку, Черепанов прошел в свой кабинет и погрузился в изучение материалов, которые попросил подготовить несколько дней назад. Уже в который раз он пытался вплотную заняться темой рекультивации шахтных отвалов, точнее проблемой экологической безопасности их региона. Чего-чего, а слегка дымящихся, живущих некой своей жизнью шахтных терриконов в окрестностях Лугани было предостаточно. При этом их количество и занимаемая ими площадь не то что не уменьшались, а, наоборот, росли. Даже из окна его кабинета были видны макушки этих красноватых холмов, за которые изредка цеплялись одинокие тощие деревца.

После промелькнувшего в прессе интервью со столичным специалистом, который ради красного словца назвал местные терриконы маленьким Чернобылем, продвинутые граждане обзавелись дозиметрами и стали бегать с ними по городу, повсюду замеряя уровень радиации. А самые активные из них, «те, кому за тридцать», как называл их Черепанов, атаковали местный телеканал с требованиями прояснить ситуацию.

Даже бегло изучив материалы, Черепанов понял, что эта тема относится к категории безнадежных. На языке журналистов это означало, что за нее лучше и не браться. Иван сразу же очертил круг лиц, которых неизбежно коснется журналистское расследование. Прежде всего это руководители шахтных объединений и холдингов. А учитывая, что шахты чаще всего являются градообразующими предприятиями, значит, и мэры городов попадут под раздачу. А там и прокурорская братия выплывет, как же без этих «санитаров леса»? На «угольных» деньгах завязаны бюджеты, зарплаты, откаты, карьеры, жизнь и успех очень многих и разных людей. И они будут всячески оберегать систему, которая их кормит.