Атомная подводная эпопея. Подвиги, неудачи, катастрофы - Леонид Осипенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Немалое его достоинство было и в том, что как все люди, знающие себе цену, Петелин никогда не стремился самоутвердиться. Вступив на борт лодки, он сказал мне: «Лев, не обращай на меня внимания! А когда надо, я тебе подскажу.» Убедившись, что я без него справляюсь, он возникал только в сложных ситуациях: «На твоем месте я бы сделал так-то!» Так что воспоминания о совместном плавании с адмиралом Петелиным у меня остались самые лучшие.
Летим, как на пожарКогда обе ГЭУ были выведены на полную мощность, мы уже неслись к бухте Иоканьга. И тут дала себя знать еще одна серьезная неисправность. При сдаче лодка не была принята по чрезвычайно существенному пункту: один из двух имеющихся на борту турбогенераторов искрил на коллекторе. Неисправность устранить никак не удавалось, и было решено оставить все как есть до капитального ремонта.
Отдавая приказ о срочном возвращении, командующий Северным флотом об этой сложности не знал. Но когда мы вместо 17 узлов дали 23, искры образовали на коллекторе круговой огонь.
Мы немедленно перенесли мощность на один борт. Наши специалисты отшабрили коллектор, то есть сняли шкуркой слой металла, и промыли его спиртом. После этого мы снова смогли пустить второй борт. Однако некоторое время спустя коллектор опять загорелся, и операцию пришлось повторить. Так, на полных парах мы неслись под водой двое суток — в надводном положении лодка движется значительно медленнее. На скорости более 20 узлов определить, есть ли препятствие впереди, уже довольно сложно, так что полагались мы больше на квалификацию наших штурманов, чем на акустику.
Однако на значительном отрезке пути происходит неизбежно отклонение от расчетов: невозможно без погрешностей учесть направление и силу течений, перепады в скорости движения лодки и т.п. Короче, когда мы всплыли, как мы считали, у входа в бухту Иоканьга, на самом деле до нее было еще десять миль. По штурманским нормативам, это отличный показатель: отклонение всего десять миль за двое суток полного хода под водой! Но от этого не легче, к тому же, вокруг был сплошной туман.
В Иоканьге я до сих пор не бывал, но Петелин меня успокоил: «Ты иди прямо, здесь никаких подвохов нет. А войдем в бухту я тебе подскажу.» Но тут прямо по курсу вынырнул из тумана торпедный катер, на котором находился вице-адмирал В.Н.Иванов. В свое время он был председателем правительственной комиссии по приемке нашей лодки, а сейчас служил на посту заместителя главнокомандующего ВМФ СССР. Тут-то и выяснилось, почему нам пришлось нестись, как на пожар.
— Командир, — кричит мне в мегафон Иванов, — тебя на берегу ждет Никита Сергеевич Хрущев! Прибавь обороты!
А куда больше прибавлять — мы даем все 16 узлов, хотя по инструкции в тумане нельзя превышать шести.
— Давай, давай, Лев! — не унимался Иванов. — Жми быстрее!
— Вы лучше меня пролидируйте, чтобы я попал в бухту!
Мы подстраиваемся в кильватер катеру и полным ходом идем в бухту. Волна от нас такая, что стоящие на берегу рыбацкие лодки выбрасывало на берег и било о камни. Я сказал Петелину, что уменьшу ход, зачем же людям вредить. «Сбавь пару узлов», — согласился тот.
Швартовка в любых условиях маневр достаточно сложный, но существуют и дополнительные трудности. Например, отжимное течение при отливе или отжимной, то есть встречный, ветер. В тот день, по закону подлости, отжимными были и течение, и ветер. Иду на пирс полным ходом, узлов под 15. Те, что встречали нас на пирсе, шарахнулись, думали, лодка неминуемо разнесет его в пух и прах! В последний момент даю двигателем задний ход. А дальше команды следуют каждые несколько секунд: «Полный передний! Полный задний! Полный передний внешним бортом!»
У нас заранее было связано два причальных конца, чтобы удлинить их. С ювелирной точностью бросили их с кормы и зацепились. Тут же лодку развернуло течением, но мы уже были на привязи.
Петелин, с ужасом наблюдавший за моими действиями, пришел в себя:
— Ну ты и хулиган! Никогда не видел, чтобы на полном ходу швартовались!
Но разбираться сейчас некогда. С рубки тут же подали сходню и на мостик с пирса вбегает капитан 1 ранга из Политуправления флота:
— Слушай мою команду! Приготовиться к выходу на берег...
И начинает читать фамилии, как я скоро понимаю, в алфавитном порядке. А ведь на лодке есть боевые смены, которые срабатывались месяцами и дробить их нельзя. Так что я очень скоро политработника прерываю:
— Отставить! Отданное распоряжение не исполнять! Очередной смене приготовиться на вахту!
Политработник, который к тому же на звание меня старше, побагровел от возмущения:
— Да вы понимаете, что вы делаете? Это решение Военного совета флота! — И обратился за помощью к Петелину:
— Приказано прибыть в спортзал всем членам экипажа и прикомандированным лицам от «А» до «С».
Но Петелин был моряком, а не политработником:
— Командир знает, что делает. За безопасность стоянки кто будет отвечать, вы?
На том конфликт и закончился. А на лодку уже поднимается командующий флотом, адмирал Касатонов:
— Быстрее, быстрее, командир! Вас Никита Сергеевич уже час ждет.
Нам с Петелиным приносят два чемодана, в которых припасены для нас чистые тужурки, правда, мятые. Но у меня в каюте всегда висит форма, мало ли придется в каком-нибудь иностранном порту выходить. Командир всегда должен выглядеть, как полагается. Петелин оказался настолько же предусмотрительным. Не было запасной формы лишь у нашего командира БЧ-5 Тимофеева, которому, кстати сказать, во время похода по радио было сообщено о присвоении очередного звания капитана 2 ранга.
По моей команде одна смена заступает на вахту, а две другие выстраиваются на берегу. Высокие гости ждут нас неподалеку, метрах в трехстах, в самом большом помещении базы — спортивном зале.
— Бегом — марш!
И впереди экипажа мы с Петелиным трусцой отправляемся к залу.
Торжество в спортивном залеЭтому памятному для нас дню предшествовали следующие события. В Мурманске Хрущева приняли весьма недружелюбно. Правда, виноват в этом он был сам, вернее, его чувство юмора, разделить которое могли не все.
В Мурманске, когда горожан собрали на митинг, стояла прекрасная солнечная погода. И Хрущев начал свое выступление так:
— Дорогие мои мурманчане! Я говорю «дорогие», потому что обходитесь вы стране недешево. Мы в Москве такого солнца не видим, а вам здесь за это выплачивают пятидесятипроцентную надбавку!
Народ на Севере не из пугливых, и главу государства немедленно освистали. Все впечатление от поездки было испорчено, и моряки Северного флота, как могли, пытались его спасти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});