Антология советского детектива-46. Компиляция. Книги 1-14 (СИ) - Адамов Аркадий Григорьевич

– А эту?

– Ого! Какая коллекция! Ну, и эту писал.

– Такое признание делает вам честь, Глинский, – усмехнулся Виталий. – Выходит, сообразили, что отпираться бесполезно?

– Что я сообразил, вас не касается.

– Ладно. Так кто же вам платил за эту работу?

– Никто. Так, знаете, баловался, – насмешливо ответил Глинский.

– Ну, побаловались и кому отдали?

– Выбросил. И кто-то, видимо, подобрал.

– Так. Значит, на вопросы отвечать не желаете?

– А вы это только что сообразили?

– А вы сообразили, почему прокурор дал санкцию на ваш арест?

Это был для Лосева тот редчайший случай, когда человек оказался до такой степени враждебен и ненавистен ему, даже как-то внутренне неприемлем что ли, что контакт с ним никак не возникал, просто не мог возникнуть.

И Виталий сам начинал нервничать. Между тем, задача допроса была очень сложной. Чтобы дело двинулось дальше, требовалось не только изобличить Глинского и заставить признаться во всем, но добиться от него новых сведений, самых опасных для Глинского и поэтому тщательно им оберегаемых. А для таких признаний следовало заставить его прежде всего задуматься и еще – разбудить страх за собственную шкуру. И Виталий попытался взять себя в руки.

– Я почему-то надеялся, Глинский, что вы поведете себя умнее. Неужели не поняли, что я не случайно очертил два круга ваших знакомств?

– А вот не понял, представьте себе

– Ну, что ж делать. Тогда на время отложим эту тему. Скажите, Глинский, почему вы работаете вахтером?

– К вашему сведению, у нас любой труд почетен.

– А какое у вас образование?

– Вас не касается. Впрочем… ну, кончил педагогический. Так сказать, учитель.

– Почему же стали вахтером, интересно?

– Вам в самом деле интересно? – насмешливо полюбопытствовал Глинский.

– В самом деле, – вполне искренне ответил Виталий.

Глинский, видимо, его искренность уловил, и это ему польстило. Ведь в данном случае интерес проявлялся к нему самому, а не к его поступкам, как до сих пор. А собой Глинский всегда необычайно, высокомерно гордился и ставил себя куда выше остальных людей.

– Почему вахтером? – снисходительно переспросил он. – Пожелал. Больше, знаете, свободного времени… для самообразования. И вообще, – он пожал плечами, – карьеру делать не хочу, строить там что-то – тоже не хочу. Не по мне это, товарищ…

– Гражданин.

– Да. Кстати, не знаю вашей фамилии. Какое-то у нас с вами одностороннее знакомство, я бы сказал. Это стесняет.

– Вот это верно, – согласился Виталий. – Извините, – и представился. – Инспектор уголовного розыска, старший лейтенант Лосев.

– Очень рад, – иронически поклонился Глинский. – Так вот, старший лейтенант, каждый живет, как умеет, как устроен. У меня другие радости в жизни. Вот, например, женщины. Это прекрасно!

– И деньги?

– И деньги, – охотно согласился Глинский, ехидно блестя глазами. – Вам это, конечно, чуждо, я понимаю.

– Почему же? Но вахтер получает мало.

– Зато остается время для приработков. Надо спешить пользоваться жизнью. Она коротка, к сожалению, и радости ее тоже.

– И вы своей жизнью довольны?

– Вполне. Только оставьте меня в покое.

– Исключается. Самой вашей жизнью. Входит, так сказать, в условие. И при таких условиях жизнь ваша не так уж привлекательна, мне кажется. Скажите, у вас еще не было судимости? Мы не успели проверить.

– Можете не проверять. Не было.

– Тогда понятно. Ваша жизнь этой стороной к вам просто еще не повернулась. Но учитывать это вы должны были как умный человек. Порок-то, ведь, всегда наказывается. Это еще, кажется, в библии сказано. Ну, допустим, получили вы от Льва Константиновича какую-нибудь жалкую тысячу рублей.

– Ну, знаете! Вы меня…

– Пожалуйста, – прервал его Виталий, словно его интересовали не факты, а сам спор о жизни. – Допустим, вы получили даже пять процентов от…

– Десять! – в свою очередь запальчиво оборвал его Глинский. – Десять, не меньше!

– Пусть даже десять. Но сегодня он их вам вручил, а завтра…

– И не завтра! А сегодня же я на них куплю что хотите, любую машину, пол-«Березки», любую женщину, наконец! Согласитесь, здесь стоит рискнуть, черт возьми! – Глинский, блестя глазами, зло стукнул кулаком по колену.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Это не риск, – возразил Лосев. – Это всегда в конечном счете проигрыш. Катастрофа. Об этом Лев Константинович вас, конечно, не предупредил, когда пригласил, а точнее, заманил…

– Никто еще меня обмануть не пытался, имейте в виду, – гордо заявил Глинский. – И ни у кого это еще не получалось. Если хотите, я пришел сам.

– Э, бросьте. Куда это вы сами пришли? Куда вы можете прийти сами? – пренебрежительно махнул рукой Лосев.

– Не в том дело. Конечно, он не давал объявление в «Вечерке», мол, «требуется», – с тем же напором продолжал Глинский. – Конечно, меня к нему привели. Та же Нинка, которую вы назвали. Но условия ставил я! Можете у него самого спросить.

– И спросим.

– Вот, вот. И спросите. И у Нинки можете спросить.

– И у нее спросим. Только вряд ли они оба захотят об этом говорить.

– Да им это ничем не грозит, будьте спокойны.

– А не скажут они, что организатор всего этого вы? А, допустим, тот же Лев Константинович вообще в этом не замешан? В самом деле, вы смотрите, что получается. Вы изготовили фальшивые доверенности, вы через ту же Маргариту Евсеевну нашли подходящего фондодержателя и через Веру тоже. Затем вручили эту доверенность, скажем, Шанину, и тот, со Смоляковым, это шофер…

– Да знаю я его, – отмахнулся неожиданно встревожившийся Глинский.

– …Так вот, Шанин со Смоляковым получили после этого товар и отвезли, допустим, в цех к Свиридову, в Лялюшки, есть, знаете, такая…

– Знаю, – вновь напряженно оборвал его Глинский.

– …Вот они и отвезли. И все. Причем здесь Лев Константинович, спрашивается?

– Причем? – слегка обескураженно переспросил Глинский. – А идея чья? А кто, извините, всех собрал, дал задания?

– А он разве письменные указания какие-нибудь давал вам? Или свидетели тут были? Да вы просто хотите утопить невинного человека, вы и тот же Шанин, если он такие же показания даст. Хотите снять с себя дополнительную ответственность, как главарь. Тяжкую, надо сказать, ответственность. Это все любой адвокат докажет. Вот вам и ваша распрекрасная жизнь. Ведь хищения-то колоссальные, Глинский. И соответствующая статья по такому случаю…

– Стойте, стойте! – нервно прервал его Глинский. – Вы куда это поворачиваете? Тоже в адвокаты записались?

– Да нет. Сама ситуация так поворачивается, не заметили разве?

– Бросьте! Шантажируете, да? Запугиваете? – дрожа от волнения и ярости прошипел Глинский: – Не пройдет!

– А зачем мне вас шантажировать и запугивать? – недобро усмехнулся Лосев. – Мне от вас ничего не требуется. Вина ваша доказана. А вот вы подумайте и над вашей распрекрасной жизнью, и над ситуацией, которую я вам обрисовал. Защищаться Лев Константинович будет отчаянно, сами понимаете. И тут лучшей версии он не придумает.

– Ладно, ладно, – нервно ответил Глинский. – Я тоже, знаете, не христосик, чтобы чужие грехи на себя брать.

– Да уж, до христосика вам далеко, – согласился Виталий. – Большой вы подлец, Глинский. Большой, – не сдержавшись, добавил он. – Это я так, неофициально вам говорю.

– А я в вашей аттестации не нуждаюсь, – огрызнулся Глинский. – И кое-что придумаю еще, – будьте уверены.

– Что ж, сообщите тогда следователю. Завтра он вас официально допросит.

В тот же день Лена позвонила Липе.

– Леночка, миленькая, родненькая, как хорошо, что вы позвонили! – обрадованно заверещала Липа. – Я так волновалась, так переживала, кошмар просто! Мне Ниночка утром звонила сама не своя. Этот Сева! Он такой невоздержанный, такой страстный! А он вас запер? Это же надо! Ласточка, бедненькая моя…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Липа говорила не останавливаясь, искренне взволнованная и расстроенная всем происшедшим.