Когда любовь соперница у смерти - Владимир Колычев

Все-таки влетела палка в мое колесо. Все-таки сорвался план моего побега. Гарик смог переиграть меня, обезоружить и на пару с Темой избить до полусмерти. Я помнил, как меня едва живого везли обратно, как бросили в подвал в знакомую камеру. А ведь Гарик действительно мог меня убить. Но, к счастью, он явился ко мне лишь в кошмарном сне. И я, кстати, смог одолеть его. Может, сон в руку? Может, он предвещает мое спасение? Что вряд ли… А может, Гарик снова собирается в дальний поход? Найдет в Черногайске Арину, зарубит ее, а потом вернется за мной. Или с меня и начнет…

– Я выполнил свое обещание, – свысока и недобро глядя на меня, сказал Давид Юльевич. – Гарик больше не опасен для общества.

– Неужели?

– Он был опасен прежде всего для меня, – не обращая внимания на мою колкую реплику, продолжал Прилепов. – Поэтому он больше никому не причинит зла. Даже если очень-очень этого захочет… Поверь, мне было очень больно принять это решение. Но это свершилось… – Давид Юльевич плотно сжал губы, чтобы не заплакать, но слезы все равно выступили на его глазах. – Считай, что ты выполнил свою миссию, капитан.

– И что дальше?

– Ничего. Абсолютно ничего… Хотя кто его знает, может, что-то и будет. Я не верю в загробную жизнь… Ну а вдруг?

– Значит, меня ждет загробная жизнь, – сделал я неутешительный для себя вывод.

– Да, – спокойно подтвердил Прилепов. – И сейчас ты находишься у загробных ворот. Отсюда и начнется твое путешествие в вечность. У тебя есть два варианта на выбор: или тебя застрелят прямо здесь, или ты умрешь от жажды и голода.

– От жажды. Быстрей умирают от жажды, – уныло вздохнул я.

– Да, пожалуй. Смерть от жажды – очень страшная смерть…

– Да, однажды я умирал от жажды. Но вы меня спасли… Может, продолжите традицию, Давид Юльевич?

– Исключено. Мне очень жаль… Я распоряжусь, чтобы тебя застрелили. Тебе так будет легче.

– Спасибо, конечно, за заботу. Но лучше я немного помучаюсь. Хоть какая-то, но жизнь.

– На что-то надеешься? Что ж, я тебя понимаю, – печально усмехнулся Прилепов. – Но поверь, шансов у тебя нет никаких. Никто не придет тебе на помощь. Никто не знает, что ты здесь… Могу предложить ампулу с синильной кислотой.

– Ну, нет, самоубийство меня не устраивает. Лучше уж Гарик с топором.

– Мне кажется, юмор в твоем случае неуместен! – резко одернул меня Давид Юльевич. – И не смей трогать Гарика. Каким бы он ни был, но он – мой сын!..

– Чего уж непонятного, – пробурчал я.

Жуть, как не хотелось умирать. Но, похоже, выхода у меня не было… Может, пусть все случится быстро? Раз-два, и никаких мучений.

– Гарика не надо, – покачал я головой. – Пусть лучше застрелят.

– Что ж, твое желание будет учтено, – сухо заверил меня Прилепов.

– Э-э, это не желание! Это выбор!.. А как приговоренный к смерти, я действительно имею право на последнее желание. На два, если можно!

Давид Юльевич молча смотрел на меня, без одобрения, но и не возмущенно. Глядя на него, я понимал, что он может осуществить и три моих желания, если, конечно, это его не затруднит.

– Во-первых, я хотел бы, чтобы это случилось ночью. Чтобы я спал. Пиф-паф, а я всего лишь продолжаю спать.

– Это раз, – кивнул Прилепов.

– А во-вторых, водки бы побольше. Хорошо бы проспиртоваться перед смертью, чтобы черви потом не сожрали.

– Будет тебе водка, – брезгливо поморщился Давид Юльевич.

– И, в-третьих…

Я хотел, чтобы он провалился сквозь землю. Или хотя бы просто ушел.

– На три желания мы не договаривались, – качнул головой он.

– Да, но ты все равно пойдешь к черту!

– Прощай.

Поджав губы, Прилепов покинул камеру. И я, увы, не мог догнать его, взять в заложники, потому что у меня были связаны руки.

Дверь в камеру закрылась, и тут же погас свет. Похоже, за меня взялись всерьез, если решили провести тренировку перед моим погружением в вечный мрак.

Свет включился через пару часов. Я уже начал изнывать от жажды и духоты, поэтому бутылка водки, которую принес мне охранник, совсем не вдохновила меня. Чем отличается водка от воды? Водой и напиться можно, и жажду утолить, а водкой – только напиться…

Похоже, Прилепов сменил охрану. Или, как минимум, усилил ее. Я впервые видел этого долговязого парня с простецким выражением лица. Единственно, что было знакомо в нем, так это его противоестественная бледность.

Он поставил бутылку на пол и собрался уходить.

– Эй, а открыть?

Парень криво усмехнулся, поднял бутылку, приметился рукой к горлышку и вдруг снес его двумя пальцами. Впечатляющий удар, ничего не скажешь. И все-таки я не боялся его. Потому что мне уже нечего было терять. Руки у меня связаны, но ноги свободны. И дверь открыта. Если я смогу вырубить охранника, то, возможно, вырвусь на свободу. Вряд ли я смогу беспрепятственно покинуть двор, но хоть на солнце перед смертью погляжу.

– Держи!

Бледнолицый протягивал мне бутылку вытянутой рукой, но в таком положении, в каком он при этом находился, я не мог дотянуться до него. Похоже, парень осознавал, насколько я опасен.

– Чем держать? Ты мне к губам поднеси.

– Легко!

Не успел я опомниться, как он оказался у меня за спиной, одной рукой обхватив горло. Другой, приподняв голову, налил мне в рот водки. Дождался, когда я сглотну, сделал еще вливание.

– Эй, а поговорить?

Я был похож на весельчака с петлей на шее, у которого палач вот-вот мог выбить табурет из-под ног. Как я ни храбрился, мне совсем не было смешно. Состоится разговор или нет, но последнее слово все равно будет не за мной.

– Обойдешься! – был мне ответ.

– Что, не уважаешь?

– А за что тебя уважать? – озлобленно спросил долговязый – Из-за тебя у ребят проблемы будут.

– У каких ребят? У Темы?

– И у него тоже… А у меня проблем не будет. Потому что со мной такой номер не пройдет…

Он хотел сказать что-то еще, но в это время где-то наверху раздался взрыв, от которого содрогнулась земля, а из щелей в потолке посыпалась бетонная крошка.

– Твою мать!

Охранник бросил меня и, отшвырнув бутылку, кинулся прочь из камеры. Он закрывал за собой дверь, когда громыхнуло где-то в районе лестницы, к которой тянулся подвальный коридор. Взрыв был такой силы, что дверь слетела с петель и размазала охранника о стену. Ударная волна ворвалась и в камеру, но меня лишь снесло с кушетки и ударило об стену. Свет под потолком погас, а темноту заполнило едкой тротиловой гарью.

Я поднялся и, закрыв глаза, чтобы не резало слизистую, направился к выходу. Вход в камеру порядком завалило кирпичом и обломками железобетонных перекрытий. Будь у меня свободными руки, я бы легко перебрался через эту груду, а так мне пришлось карабкаться по ней ползком, подталкивая себя ногами. А где-то рядом продолжало что-то взрываться, сотрясая землю и обрушивая на меня куски застывшего бетона.

Веки у меня были закрыты, но я все равно почувствовал свет. Открыв глаза, сквозь дым я увидел дыру в потолке надо мной, а потом и в крыше над верхним помещением бани. Как будто бомба обрушилась с высоты, пробила все перекрытия и взорвалась в подвале. Но я слышал только взрывы и отдаленный, сопровождающий их визг. Ни шума двигателей над головой, ни перестука вертолетных лопастей. А бомбы продолжали рваться. Вернее, мины, которыми кто-то забрасывал дом Прилепова.

Путь к выходу преграждал обломок плиты, но из подвала можно было выбраться через пролом в потолке. Правда, для этого мне нужно было как минимум освободить руки, потому что без них никак и никуда. К счастью, из плиты торчали прутья арматуры, один из которых был срезан взрывом наискосок – так садовый нож срезает веточку дерева. Остроты этому огрызку явно не хватало, поэтому мне пришлось потратить какое-то время, чтобы срезать им веревки с рук. Да и положение, которое мне пришлось принять, оказалось чертовски неудобным. И дым продолжал резать глаза. А мины продолжали падать с высоты, и одна снова угодила в баню. Обломками разрушенных стен едва не завалило пролом над моей головой, и мне пришлось порядком поработать руками, чтобы расширить присыпанную брешь. Благо, что к тому времени я уже срезал веревки.

Стоило мне только выбежать из бани, как она рухнула словно карточный дом. Это я воспринял как добрый знак. Но тут же разорвавшаяся неподалеку мина едва не погребла под обломками мои надежды на спасение. К счастью, меня приласкало одной лишь ударной волной; ни одним осколком не задело. Если не считать, что в бок еще угодил кусок тротуарной плитки. Но это было ничто по сравнению с тем ощущением, будто по мне проехался гигантский каток. Мне стоило сил, чтобы поднять с земли свое обмолоченное и опаленное тело.

И все же я был жив. И свободен. Мины продолжали методично разрушать дом и вспахивать двор, поэтому на меня никто не обращал внимания. Кто устроил эту бомбардировку, зачем? Я не искал ответы на эти вопросы: не до того. Нужно было пользоваться моментом. Хотелось бы захватить Гарика, чтобы убраться отсюда с ним. Но чего уж скрывать – я был бы рад сбежать отсюда и в одиночку.