Легко - Таммара Уэббер

Я вздохнула и наше дыхание сплелось. Откинув, одело с моей груди, он положил меня на спину, подпер рукой голову и продолжил свое изучение. Моей раскрытой коже должно было быть холодно, но я грелась в лучах его взгляда.

— Я хочу нарисовать тебя вот так". Его голос был таким же нежным, как и его прикосновения — в данный момент, пробегающиеся туда-обратно по моей ключице и опускаясь ниже.

— Я подразумеваю, что этот рисунок не окажется на стене?

Он мне ухмыльнулся.

— Эм, нет, этот на стене не окажется, как бы мне того не хотелось. Я сделал несколько твоих рисунков, которые тоже не на стене.

— Правда?

— Ммм-хмм.

— Могу я их увидеть?

Он зажевал нижнюю губу, очерчивая кончиками своих пальцев контуры моей груди и следуя ниже по ребрам.

— Сейчас? — Его теплая рука обвилась вокруг моей талии, и он притянул меня к себе.

Я посмотрела в его глаза, пока он лежал на мне сверху.

— Может, через некоторое время…

Он опустился ниже.

— Хорошо. Потому, что есть парочка вещей, которые мне бы сначала хотелось сделать.

***

Надев свои боксеры, он пошел на кухню. Я слышала, как открылась и через мгновение закрылась входная дверь, его голос был тихим бормотанием, смешанным с настойчивым мяуканьем Франсиса. Он вернулся с большим стаканом молока и тарелкой квадратиков брауни.

Протягивая мне тарелку, он отпил молока и поставил стакан на прикроватный столик. Я села, с простыней, натянутой до груди и наблюдала за его передвижениями в темной комнате. Он включил настольную лампу и схватил свой альбом. На столе, в стопке, лежали несколько точно таких же, какой он держал в своей руке.

В центре верхней части его спины, но не так высоко, чтобы выглядывать из-под футболки, был вытатуирован готический крест. Остальные татуировки были письменными линиями, окружавшими крест, но слишком мелкими, чтобы можно было их прочитать с расстояния, то что так же, как и поэма на его левом боку. От лопаток и вниз его кожа была чиста. Повернувшись, он поймал меня разглядывающую его — я не могла отвести взгляда, поэтому не было смысла скрывать мое изучение.

Он забрался в кровать, поправляя подушки и садясь позади меня, засовывая ноги под простыню по обе стороны от меня. Я откинулась назад и легла ему на грудь, жуя брауни, а он открыл альбом и пролистал несколько страниц, на некоторых было немного больше, чем фигуры, очертания и размытые формы, на других были детальные портреты людей, объектов и пейзажей. Некоторые были закончены и датированы, но большинство было сделано наполовину.

Наконец, он открыл первый рисунок меня — который он, скорее всего, сделал во время класса, когда я сидела рядом с Кеннеди. Мой локоть был на столе, а рука придерживала подбородок. Я взяла из его рук альбом и сама стала перелистывать страницы, медленно, одну за другой, удивляясь его таланту. Он зарисовал два из самых старых зданий на территории университета, парня на скейтборде и нищего, разговаривающего с парой студентов на окраине кампуса.

Вперемежку с этим было множество тщательных иллюстраций механических частей.

Я перевернула страницу к еще одному моему рисунку — линии лица и волос, и больше ничего. В нижнем углу стояла дата, за две или три недели до того, как Кеннеди меня бросил.

— Тебя не волнует то… что я наблюдал за тобой до того, как ты вообще меня узнала? — Тон его голоса был осторожным.

Я обнаружила, что в данный момент мне было сложно вообще о чем-то волноваться, учитывая то, как я была полностью им окружена.

— Ты просто очень внимателен, и по какой-то причине, посчитал меня предметом, достойным твоего интереса. Кроме того, ты рисовал множество людей, которые, я думаю, не знали, что ты так пристально их разглядывал.

Он засмеялся и вздохнул.

— Я не знаю, если это заставляет меня чувствовать себя лучше или хуже.

Наклонившись в сторону, я положила голову на его татуированный бицепс и посмотрела на него. Все еще прижимая простынь к своей груди, из-за запоздалого чувства скромности или неуверенности в себе, я наблюдала, как его взгляд задержался на ней, перед тем как подняться к моему лицу.

— Я больше не сержусь на тебя за то, что ты не сказал мне, что ты и есть Лендон. Я была зла потому, что думала, что ты играл со мной, но это было совсем не так. — Я отпустила и позволила простыне упасть, его обжигающий взгляд последовал за ней. Поднимая руку, я провела пальцами по гладкой коже его щеки. Должно быть, он побрился перед моим приходом. — Я бы никогда не стала бояться тебя.

Не говоря ни слова, он забрал тарелку с моих коленей и альбом из моих рук, затем поднял и повернул меня лицом к себе. Его рот начал двигаться по моей груди, а руки обвились вокруг тела, и я запустила пальцы ему в волосы. Я игнорировала упрек в уголке своего сознания — тот, что настаивал на том, что это я на этот раз скрывала информацию, и может я и не боялась Лукаса, но я опасалась его бегства, если я расскажу ему, что знаю, и как я это узнала.

Вдыхая такой теперь знакомый его запах, я пробежалась пальцами, по словам и рисункам на его коже, а он продолжил меня целовать, изгоняя пронзительные укоры моей совести в дальние дали моего сознания.

Глава 23

— А где… — голос Бенджи прервался, когда я посмотрела на него, он закончил предложение наклоном головы в сторону не занятого сидения Лукаса, и характерно подергал бровями.

— Это последнее занятие — повторение, так что ему не обязательно здесь находиться.

— Ах. — Он улыбнулся, наклоняясь через столик своего стула и понижая голос. — Значит… если ты знаешь этот кусочек внутренней информации и, учитывая тот факт, что последние два занятия вы покинули вместе… могу я предположить, что кто-то ходит сейчас на индивидуальные занятия? — Когда я поджала губы, он захихикал, поднял вверх кулак и пропел: — Попалась!

Я закатила глаза, стукнула своим кулаком по его, зная, что он будет держать свой, пока я этого не сделаю.

— Боже, Бенджи, ты такой пацан.

Он расплылся в улыбке и расширил глаза.

— Женщина, если бы я не был геем, я бы точно тебя у него увел.

Мы посмеялись и приготовились делать заметки по экономике в последний раз.

— Привет, Жаклин. — Кеннеди сел на свободное место рядом со мной и не посчитал нужным обратить особого внимания на то, как Бенджи сощурил на него глаза. — Я хотел, чтобы ты первой узнала. — Сидя боком на стуле, лицом ко мне, он говорил приглушенным голосом. — Исправительный комитет решил позволить ему остаться в кампусе до следующей недели, при условии, что он будет следовать ограничениям, прописанным в судебных приказах, запрещающих ему приближаться к вам и т. д. Ему позволили сделать это потому, что он заявляет, что не виновен, и потому, что всего неделя осталась до конца семестра. Но как только закончатся экзамены, ему было сказано освободить территорию университета.

Я уже знала, что Бака выпустили под залог, и что с четверга ему был выдан временный официальный приказ судом о запрете приближаться ко мне или Минди. Чаз звонил Эрин, чтобы сообщить об этом и она передала эту информацию мне, Минди и ее родителям.

— Отлично. Так он все еще живет в доме? — Все мы надеялись, что его выкинут из кампуса, но администрация заняла позицию невиновен-пока-не-доказана-вина.

— Да, но на следующей неделе уже не будет. Братство не такое беспристрастное, как университетская верхушка. — Он улыбнулся. — Как мне кажется, Диджей раскрыл-таки глаза, после того, как Кейти "спустила на него цербера". Дин тоже согласился. Единственный компромисс, который получил Бак, это возможность посетить свои финальные экзамены и все. — Накрыв своей теплой рукой мою, он уставился мне в глаза. — Есть ли… есть ли что-то, что я могу сделать?

Я хорошо знала моего бывшего, чтобы точно знать, о чем он спрашивал, но в моем сердце для него не было второго шанса. Это место было занято, но даже если бы не было, я была уверена, что предпочла бы быть одна, чем быть с кем-то, кто мог бросить меня, как это сделал он. Дважды. Я отняла свою руку.

— Нет. Кеннеди, больше ничего. Я в порядке.

Он вздохнул и перевел взгляд себе на колени. Кивнув, он взглянул на меня в последний раз, и я была одновременно благодарна и опечалена тем, что видела в его глазах четкое понимание того, что он потерял. Поднимаясь, чтобы вернуться на свое место, он извинился, проходя мимо девчонки, обычно сидящей рядом со мной, и которой, на этот раз, было нечего сказать о ее планах на выходные.

***

Первый курс университета отчислил тех музыкантов, которые заправляли в своих школах оркестром, группой или хором, не прилагая должных тому усилий — особенно тех, кто пришел в университет, считая себя выше знания таких элементарных вещей, как ноты, или музыкальной грамоты. Большинство специализирующихся в музыке уделяли все свое время улучшению своих способностей, так что мы проводили по несколько часов в неделю, а то и в день, практикуясь. Ничто не было настолько идеальным, чтобы позволить себе в нем когда-либо ошибиться.