Москва в огне. Повесть о былом - Павел Бляхин

— Как мы их!..

— Пять солдат свалили!

— Больше: один упал за изгородью.

— Приготовьсь! — снова предупредил начальник.

Отбежав к исходной позиции — до бульвара, солдаты вновь стали поливать нашу улицу свинцом. Однако все это было не так страшно, как в первый раз.

А на Пресне, нарастая с каждой минутой, начиналась артиллерийская канонада. Там шел бой горстки дружинников с целой ордой семоновцев…

Пальба из винтовок вскоре оборвалась. По ту сторону баррикады был слышен глухой шум и гомон.

Начальник забеспокоился и что-то приказал ближайшему дружиннику. Тот со всех ног бросился бежать к медпункту. Что там случилось? Кажется, никто еще не ранен…

Я поспешил к начальнику и тронул его за плечо:

— Опять идут?

Тот рассердился:

— Зачем ты здесь, оратор? Скорей за дом иди! В воротах встань. И Сережку возьми. Сейчас ваши пукалки ни к чему — игрушки.

Я попробовал возразить:

— От пуль здесь безопасно, начальник. А если будет атака, мы тоже…

— От пуль безопасно, а снаряд может ушибить. Понятно? На бульвар орудие прикатили. Уходи, пожалуйста.

— Тогда и всем надо уходить: наша баррикада не выдержит и десятка снарядов, — настаивал я, не понимая странной беспечности начальника.

Он вспылил:

— Не мешай! Приказ слушай, уходи скорей!

Пришлось подчиниться и встать в воротах за углом дома.

Дружинники залегли у самого основания баррикады.

Около начальника вновь появилась Вера Сергеевна. Я заметил, что на этот раз у нее не было сумочки с медикаментами, а только муфта в руках.

По указанию начальника, в сопровождении дружинника с маузером, она поспешно перебежала на противоположную сторону улицы и скрылась в парадной двери двухэтажного дома, один конец которого выступал далеко вперед, за нашу баррикаду.

Полный тревоги, я бросился вслед за ней. Однако начальник снова задержал меня:

— Не сметь! Там больше никого не надо.

Я взмолился:

— Товарищ дорогой, я же не могу оставить…

— Кого? Чего? Зачем? — Но начальник тут же смягчился: — Хорошо. Иди и стой в парадном. Наверх ни шагу! Мешать будешь.

Через мгновение я уже ворвался в парадную дверь. Здесь никого не было. Лестница вела на второй этаж. Значит, они там, наверху. «Зачем он послал ее? Почему Вера Сергеевна только с муфтой? — В голове мелькнула смутная догадка: — Неужто она решилась?..»

Вдруг с потрясающим гулом с бульвара грохнуло орудие.

Бульвар отстоял от нашей баррикады в каких-нибудь двухстах шагах, тем не менее снаряд угодил не в баррикаду, а в карниз углового дома на противоположной стороне улицы. Артиллеристы были вдребезги пьяны или сознательно дали промах, чтобы предупредить нас об опасности.

Дальше события развертывались так быстро, что их нельзя описать в последовательном порядке. Выстрел… свист сирены… Дружинники быстро отхлынули от баррикады на две стороны — в ворота и парадные домов, за надежные прикрытия. Дядя Максим с Сережкой и начальник ворвались ко мне в парадную дверь. Я метнулся было наверх, но начальник схватил меня за рукав пальто:

— Постой, постой! Одна секунда… Сам пошлю…

Пальба из пушки продолжалась. Снаряды кусками разносили баррикаду. Фонтаном летели осколки досок, щепы, каменья, снежная пыль, огонь и дым. Полтуловища чучела Дубасова вместе с метлой взлетело на воздух. Древко наклонилось на сторону, но красное знамя все еще трепетало и билось над развороченной баррикадой.

Мне никогда еще не доводилось видеть так близко действие артиллерии, и я был оглушен. Я пытался понять, чего мы ждем, почему мы не уходим отсюда, тогда как баррикада на наших глазах превращается в развалины. Время тянулось невероятно медленно и тяжко, как кошмар. Но вот грохот смолк, а мы все еще стоим в засаде, не уходим. С пьяными криками «ура», с барабанным боем, стреляя на бегу, к покинутой баррикаде ринулись солдаты. В то же время с бульвара залпами обстреливали окна домов по обеим сторонам улицы.

Пронзительный звук сирены еще раз разрезал воздух. Однако дружинники не двигались с места и не открывали стрельбы. Я с удивлением посмотрел на начальника.

С винчестером в руках, готовый к прыжку, он наклонился вперед и так застыл, чего-то ожидая.

— Ай, скорей, кацо!..

В ту же минуту оглушительный грохот потряс землю, и облако пыли и щебня рванулось к небу. Вой и крики ужаса за баррикадой. Дружинники выскочили из-за прикрытий. Беспорядочная и частая стрельба из маузеров.

— Наверх! — крикнул мне начальник, а сам вместе с дядей Максимом ринулся к баррикаде.

— За мной, Сережка!

В несколько прыжков мы взбежали на второй этаж, потом — в полутемный коридор… Я искал Веру Сергеевну. Это, конечно, она бросила бомбу. «Ах, зачем он задержал меня? Я бы сам…»

Впереди распахнулась дверь, и навстречу нам выскочил маузерист, хватаясь за плечо и шатаясь.

— Там… скорей… Вера…

Я стремительно влетел в комнату, окно которой выходило на улицу. Оно было разбито. Под окном валялась муфта. Раскинув руки, на полу лежала Вера Сергеевна.

По сердцу резануло ножом: убита!.. Я бросился к ней и упал на колени… Нет, нет! Она еще жива, жива! Вера Сергеевна!..

Она вдруг обеими руками схватилась за грудь, словно ей стало невыносимо душно. Я распахнул пальто. Кровь…

— Вера Сергеевна, — шептал я растерянно, — родная… Вера… Сережка, бинты! Скорей бинты!..

Сережка бросился вон из комнаты.

Она как будто очнулась. Открыла огромные, затуманенные глаза, протянула ко мне руки:

— Пашенька… мальчик мой… победа…

— Да, да, победа!

Ее пальцы были мокрыми от крови, теплыми, живыми. Я прижал их к своему лицу.

— Вы будете жить, дорогая. Будете жить!.. Мы спасем вас… Только вот бинты… Сию минуту…

Еле заметно шевельнулись ее пальцы. В углах губ появилась улыбка.

— Живи, голубчик… не плачь…

«А разве я плачу? Нет, нет! Я не плачу! Она будет жить!.. Ах, Сережка, скорей!..»

Но тень смерти уже ложилась на ее лицо. Улыбка застыла. Она вдруг вся содрогнулась и затихла. Я услышал ее последний вздох. Глаза погасли.

Прибежал Сережка с бинтами. Поздно…

И только теперь я заметил на стене портрет с разбитым стеклом — портрет Антона. Значит, здесь была комната Веры Сергеевны, та самая комната, где я увидел ее счастливой…

За окном еще слышалась перестрелка.

Я поднял Веру Сергеевну на руки и понес. Сначала но коридору, йотом вниз но лестнице, вдоль стен по тротуару.

— Скорей, скорей! — понукал меня Сережка, придерживая ноги Веры Сергеевны, а у самого из глаз катились слезы.

Я почти бежал. И мне чудилось, что она еще жива, что я уношу ее из-под обстрела врагов, что спасение близко… Вот он, медпункт.

«Прощай, Вера Сергеевна… мать моя… друг мой… мечта о счастье…»

Осада Пресни

Пушка продолжала громить головную баррикаду Бронной. Дружина отступила в переулок. По указанию начальника оружие было закопано во дворе одного дома. В ту же яму полетел и мой револьвер.

Мы разошлись, крепко пожав друг другу руки. Как знать, кто из нас уцелеет…

Дядя Максим увел Сережку с собой в Оружейный переулок. Там оставалась бедная Арина Власовна одна-одинешенька. С каким трепетом ждала она знакомого стука в ободранную дверь! Вернутся ли дети? Придет ли ее неугомонный старик, без которого и жизнь не в жизнь? А Мишки уже нет и не будет…

Хотелось кричать от горя, от бессильной ярости. Нет! Я не мог примириться с мыслью о поражении, с мыслью о том, что мы разбиты. Ведь Пресня еще не сложила оружия. Туда стянуты дружины из других районов, — значит, будет бой. И неизвестно еще, чем это кончится. А вдруг подойдут…

Теперь трудно сказать, какими путями мне удалось пробраться на Пресню. Помню, что было невыразимо жутко. С разных сторон доносились какие-то зловещие шумы, глухой рокот, пугающий треск. Кое-где вспыхивали огни костров, обнаруживая тени солдат. Я обходил их, прячась за обломками баррикад, крадучись, как вор. Далеко в глубине Пресни клубился черный столб дыма, — казалось, он подпирал небо. Пахло гарью.

На Большой Пресненской улице я наткнулся на мощную баррикаду. На ее гребне на высоком шесте неподвижно висел флаг.

Я бросился вперед, надеясь попасть в проход.

— Стой! Кто идет?

— Свои.

Я не успел опомниться, как был окружен дружинниками с маузерами в руках.

— Свои, свои! — весело уверял я, озираясь по сторонам.

— Знаем мы, какие «свои» приходят с той стороны! — сурово оборвал меня высокий дружинник, подходя ближе. — А ну, пароль?

Я сказал пароль Малой Бронной.

— Федот, да не тот. Руки вверх!

— Да что вы, ребята, своих не узнаете? — попробовал я протестовать, поднимая руки. — Отправьте меня к Седому или Семену…