Книга благонамеренного читателя - Олжас Сулейменов

4. Нет показателей грамматического рода. Этот формант в индоевропейских языках менял свое место относительно корня (-пост на пре-) при переходе к аналитическому строю. Но прежнее, традиционное место (-пост) не оставалось пустым. Старый показатель рода срастался с основой, изменяя её облик.

В общегерманском «земля» — *йер, с показателем женского рода — йерде. При переходе к аналитическому строю показатель стал употребляться перед словом, но прежний формант остался на месте — дие йерде.

Вероятно, такой же интересный путь прошло романское слово — тйерра — земля.

Старый показатель рода (-пост) сейчас осознается лишь в древнесемитском: ΄ерсат — земля (аккадское). В клинописи был знак для суффикса женского рода — ат. Праформа семитских названий земли, вероятно, была *΄ер (история конструкции ΄ерс — особая, имеющая отношение непосредственно к Шумеру).

Название земли *΄йер некогда было международным словом, оно вошло в семитские, германские и тюркские языки. Все они начинали с одной точки, но в чистом виде без наращений сохраниться праформе удалось лишь в тюркских языках: йер — земля.

Мне кажется, лингвисты ошибаются, считая основными причинами изменения слова — фонетические. Грамматические причины — основные. Фонетические лишь сопутствуют.

В тюркских наречиях слово «земля» представлено фонетическими вариантами — йер, йар, жер, джер, чер, дьер, тьер, кер, кир. В германских языках им соответствуют граммофонетические варианты: дие йерде (йард, йорд, йурт). В германских примерах исказилась сама консонантная основа. Она напоминает старый корабль, облепленный ракушками.

Неизменность морфологической схемы и определила сверхустойчивость тюркского слова. Добавим и исторические причины — консерватизм быта (кочевой уклад жизни), религия (тенгрианство — культ предков). Кочевник скакал, а время стояло. Кочевник входил в соприкосновение с десятками этносов, обогащал свой, но не изменял его коренной образ. Соотношение предмета и времени ныне определяют словами Эйнштейна: «В предмете, движущемся с большой скоростью, время останавливается».

П р и м е ч а н и е

1. Ленин В. И. Полное собрание сочинений, изд. 5–е, т. 29, стр. 322.

 Ииндоевропеистика

Выскажу мысль фантастическую. Некий неизвестный нам народ V–IV тысячи лет до н.э. покоряет мечом и богом некоторые европейские и некоторые азиатские народы и за века подавления откладывает в разных по происхождению языках общий слой лексики и вместе с ней неопределенное количество грамматических черт.

Через тысячелетия Вильям Джонс (1746–1794), познакомившись с санскритскими рукописями, смог написать восторженные слова, ставшие теоретической основой сравнительного языкознания: «Санскритский язык, какова бы не была его древность, обладает удивительной структурой, более совершенной, чем греческий язык, более богатой, чем латинский, и более прекрасной. чем каждый из них, но носящий настолько близкое родство с этими двумя языками, как в корнях глаголов, так и в формах грамматики, что не могло быть порождено случайностью, родство настолько сильное, что ни один филолог, который бы занялся исследованием этих трех языков, не может не поверить тому, что они все произошли из одного общего источника, который, быть может, уже более не существует».

Направление развития родившейся науки было определено этой формулой.

Главное в его высказывании: 1) сходство не только в корнях, но и в некоторых формах грамматики, не может быть результатом случайности, 2) это есть родство языков, восходящих к одному общему источнику.

Франц Бопп (1791–1867) прямо пошел от декларации В. Джонса и исследовал сравнительным методом спряжение основных глаголов в санскрите, греческом, латинском и готском (1816), сопоставляя как корни, так и флексии.

Датский ученый Р–К. Раек (1787–1832) всячески подчеркивал, что лексические соотношения между языками не являются надежными, гораздо важнее грамматические соответствия, ибо заимствования словоизменений, н в частности, флексий «никогда не бывает». Предположения Джонса в работах последователей развивались в категорические утверждения.

Из сонмища языков мира была, наконец, выделена индоевропейская группа языков, в которую вошли все европейские (кроме венгерского и финского), иранские и индийские.

Создавалась она по следующей огрубленной схеме: некоторые латинские и греческие элементы грамматики похожи на санскритские, кельтские и готские похожи на латинские, латинские на славянские и т.д.

Почему первые же лингвисты настаивали на мысли, что совпадения лексики для установления родства языков — недостаточный аргумент?

Подробное сопоставление языков, оказавшихся в родстве, выявило разительное расхождение в лексике. Объяснение было найдено: в языке, оказывается, имеется ядро — основной словарный фонд и оболочка — словарный, состав, который может в течение двух тысячелетий полностью замениться даже в близкородственных языках. В неизменный основной фонд были отнесены общие для большинства «индоевропейских» языков термины, составляющие по данным математической лингвистики «обычно не более 1–2% всего словаря»1 .

«Материалом для сравнения могут служить только слова, выражающие наиболее старые, наиболее устойчивые понятия — слова основного словарного фонда, составляющие обычно не более 1–2% всего словаря. Как установлено математической лингвистикой и из этого основного фонда в среднем 15% в течение тысячелетия вымирает, заменяясь другими. Видимо, поэтому не удастся установить родство, например, шумерского с каким–нибудь современным — момент расхождения относится к слишком далеким временам»2 .

Словарный же состав, т.е. 99% словаря по этой теории, разрушается полностью в самые короткие сроки. Если верить маститому В. В. — за два тысячелетия. Поверим и предположим, что прототюркский язык в 4 тысячелетии до нашей эры состоял из 10 тысяч слов. Из них, следовательно, 100–200 слов входили в основной словарный фонд. За 6 тысячелетий исчезнуть должны были 90% слов основного фонда, т.е. до наших дней добредут 10–20 слов, к тому же до неузнаваемости стертых фонетическими изменениями. Таким образом, даже если бы тюркские слова отразились в шумерских памятниках, сравнению с современным словарем подлежат лишь 10–20 слов, да и то фонетическая и смысловая разность будет столь велика, что установить их родство с современными практически невозможно.

Правильно, но только, наверное, в отношении языков, объединенных в индоевропейскую группу. Сопоставляя языки этой искусственно созданной в XIX веке семьи, ученые увидели, сколь велика разность в словарях и грамматике, и сделали вывод о смертности слова, придав ему универсальное распространение. Небольшая группа слов совпадала во многих языках. Ее признали остатком праиндоевропейского наследия и вывели учение об основном словарном фонде, который менее разлагается. А все те слова, которые не совпадали, попали в разряд словарного состава, рядовых слов, наиболее смертных.

К каким же классам относятся лексемы общие в индоевропейских, т.е. входящие в основной фонд, т.е. те, которые доказывают генетическое родство индоевропейских языков. Это:

1) Числительные от трех до пяти (когда существовала пятиричная система) или до девяти (в период существования десятиричной системы). Числительное «один» менее устойчиво. Почему? Потому что в индоевропейских языках название единицы не совпадают (ср. уан — один — ек). И потому эта закономерность становится общей для всех языков.

2) Личные или притяжательные местоимения 1–го и 2–го лица. Почему только первых двух? Потому что в индоевропейских местоимения 3–го лица не совпадают.

3) Некоторые термины родства.

4) Названия некоторых частей тела (в индоевропейских общее только название ноги — *от).

Таким образом, достаточно при сопоставлении двух внешне не схожих языков увидеть близость этих лексических групп, чтобы заявить о генетическом родстве языков. Индоевропейская семья создавалась по этой несложной схеме, на первых порах, когда схожесть санскритских и греческих числительных, местоимений и терминов родства буквально ослепила европейских ученых. Когда существовала только такая альтернатива — или генетическое родство или никакого. А живая история языков знает несколько разновидностей родства. Лингвисты их не заметили и не описали. В противном случае индоевропейская семья языков распалась бы на несколько семей. Возникает вопрос: а может быть, числительные, местоимения и термины родства вовсе не остаток праиндоевропейского языка, а просто заимствованы из какого–то одного (скажем, персидского) в эпоху наибольшего распространения этого языка (скажем, при Ахеменидах, 1 тысячелетие до н.э., когда власть персов распространилась на западе до Греции и Египта, на востоке до Индии и Китая)?