Лавкрафт - Глеб Елисеев

Вводный кусок нового повествования Лавкрафта появился в самом первом номере «Хоум Брю», опубликованном в феврале 1922 г. Так читатели начали знакомство с рассказом «Герберт Уэст — воскреситель мертвых». (На русский язык рассказ также переводился под названием «Герберт Уэст — реаниматор».)

Лавкрафт скептически относился к этому своему детищу, считая, что ничего достойного и художественного из подобной работы на заказ не выйдет. Но деньги есть деньги, и он принялся за труд, не забывая поныть в письмах друзьям о том, как страдает от поденщины. Судя по всему, стоны и недовольство были заметно преувеличены. Лавкрафта увлекла работа, да и тема «Герберта Уэста» оказалась близка его создателю. Впоследствии он обратится к ней в одном из самых крупных своих произведений — «Истории Чарльза Декстера Варда».

Хотя публиковался «Герберт Уэст» по частям, задумывался он Лавкрафтом явно как единое целое, с заранее предопределенным финалом. При этом отсутствие опыта в написании сериальных текстов привело к тому, что в начале каждого следующего эпизода фантаст неуклюже пересказывал содержание предыдущих и вновь знакомил читателей с главным героем. Впоследствии он полностью откажется от этого нелепого приема, и в результате другой его текст-сериал «Затаившийся страх» композиционно будет выглядеть куда изящнее.

Повествование в «Герберте Уэсте» ведется от лица излюбленного героя Лавкрафта — безымянного рассказчика, ставшего свидетелем жутких и необъяснимых событий. Персонаж-рассказчик оказывается близким другом главного героя — Герберта Уэста, с которым он учился в Мискатоникском университете в Аркхэме. (Это знаменитое в лавкрафтианской Новой Англии учебное заведение впервые появляется именно в этом рассказе.) Еще в годы учебы Уэст, заочный коллега и единомышленник другого известнейшего литературного врача — Виктора Франкенштейна выдвинул сходную идею оживления мертвых. Только в отличие от Франкенштейна Герберт Уэст не собирал живых кадавров из разрозненных частей, а предпочитал оживлять мертвецов после их смерти. Практически все повествование состоит из описания неудачных экспериментов Уэста, так как оживленные им покойники неизбежно оказывались бездушными монстрами, охваченными жаждой убийства. Заставляя Уэста в каждой части попадать в одни и те же жизненные обстоятельства, Лавкрафт невольно начал издеваться и иронизировать над своим героем. Однако в итоге судьба реаниматора закончилось трагически — в последней, шестой части за ним явились все когда-либо воскрешенные им твари, чтобы куда-то утащить. Возможно — в ад.

Вот как это описал герой-рассказчик, невольный свидетель случившегося и старый друг Уэста: «На моих глазах в стене образовалась дыра, из которой пахнуло ледяным холодом могилы и гнилостным запахом тления. В полной тишине отключился свет, и в отверстии, на фоне фосфоресцирующей преисподней, стали видны некие молчаливо трудившиеся существа, которые могла создать только извращеннейшая из человеческих фантазий. Некоторые своими очертаниями напоминали людей, другие напоминали их лишь частично, третьи вообще не напоминали ничего. Более разношерстную компанию трудно было себе представить. Они безмолвно — камень за камнем — разбирали замурованную стену. Когда отверстие стало достаточно большим, они один за другим вошли в лабораторию во главе с вожаком, чья несравненной красоты голова была вылеплена из воска. Следовавшее за ним чудовище, во взгляде которого светилось безумие, набросилось на Уэста. Тот не сопротивлялся и не издал ни звука. Тут все они подскочили к нему и прямо у меня на глазах разорвали на куски, которые и унесли с собой в свой отвратительный подземный мир. Воскоголовый вожак в форме офицера канадской армии нес его голову. В голубых глазах моего друга навсегда застыл ужас»[124].

При всей незамысловатости и даже топорности «Герберт Уэст — воскреситель мертвых» вошел в число самых известных рассказов Лавкрафта. Во всяком случае, с 1985 по 2003 г., в период растущей моды на «живых мертвецов», по нему было поставлено целых три полнометражных фильма. Видимо, и в 1922 г. Д. Хаутейн также оказался доволен результатом, потому что не только исправно выплатил обещанный гонорар, но и даже предоставил Лавкрафту аванс в счет очередного «ужасного» сериала.

Попутно Лавкрафт продолжал писать рассказы и для собственного удовольствия, не рассчитывая на профессиональную публикацию и заранее смирясь с тем, что они появятся лишь на страницах любительских журналов. Одним из таких рассказов стала «Музыка Эриха Цанна», написанная в самом конце 1921 г. и изданная в «Нэшнел Аматер» в марте 1922 г.

«Музыка Эриха Цанна» оказалась вершиной в литературных упражнениях Лавкрафта по нагнетанию ужаса без его демонстрации. События рассказа разворачиваются не в Штатах, а где-то в Европе, скорее всего — во Франции. Очередной безымянный герой-рассказчик вспоминает о том, как он жил в уродливом старом доме на улице д’Озей. Его соседом сверху был немой скрипач по имени Эрих Цанн. Однажды рассказчик услышал, как Цанн наигрывает у себя в комнате странные, ни на что не похожие мелодии. Постепенно он знакомится с нищим музыкантом, который охотно играет ему на виоле разнообразную музыку. Однако, когда герой случайно начинает насвистывать мотивчик, услышанный им ночью, Цанн приходит в неописуемый ужас. Но затем в посланной рассказчику записке он все же обещает письменно рассказать о страшной тайне, отяготившей его жизнь.

Пока Цанн пишет, за зашторенным окном вдруг раздается непонятный звук: «В нем не было ничего жуткого, он больше походил на очень низкую и бесконечно далекую ноту»[125]. Тем не менее музыкант, услышав это, в страхе хватает виолу и принимается играть, словно пытаясь отогнать нечто. Порыв ветра из раскрывшегося окна наполняет комнату, и на улицу улетают листки с признанием. И когда герой выглядывает вовне, то наступает кульминация ужаса: «Я не увидел никакого города, никаких приветливых огоньков на знакомых улицах; там была только бесконечная чернота, фантастическое пространство, заполненное движением и музыкой, не схожее ни с чем земным. Я в ужасе смотрел в черноту, и в этот миг ветер задул обе свечи, и на старинную мансарду опустилась жуткая, непроницаемая мгла; я оказался между хаосом и адской круговертью снаружи и дьявольским, захлебывающимся ночным воем виолы внутри»[126].

Когда же герой-рассказчик берет Цанна за руку, то понимает, что тот уже мертв. «Старик ничего не отвечал и не приглушал свою неописуемую яростную музыку, а между тем по всему чердаку в темноте и шуме, казалось, кружатся странные потоки воздуха. Коснувшись уха Цанна, я содрогнулся, еще не понимая — отчего; но уже в следующий момент мне все стало ясно — я ощутил под ладонью неподвижное, ледяное, застывшее, мертвое лицо с остекленевшими глазами, бессмысленно уставившимися в пустоту»[127]. Невидимое существо, уничтожившее музыканта, ускользает в окно, а рассказчик в смятении выбегает из дома куда глаза глядят. Герой спасается, но с тех пор, несмотря на усердные поиски, он так и не может обнаружить в городе улицу д’Озей.