Лавкрафт - Глеб Елисеев

Гигантский Нью-Йорк поразил фантаста, восхитив своей мощью и необъятностью. В мегаполисе Лавкрафт общался со своими друзьями, которых до этого знал только по переписке (например, с Лонгом), осматривал музеи и достопримечательности и просто шатался по улицам. Но все-таки главной героиней нью-йоркского визита оставалась Соня. Она опекала Лавкрафта, сопровождала его в поездках и сводила в итальянский ресторан. Здесь он впервые столкнулся с итальянской кухней и пришел в полный восторг от спагетти. Впрочем, как ни наставила Соня, от бокала вина ее спутник демонстративно отказался.

Незадолго до отъезда Лавкрафта в Провиденс у него состоялся случайный, но очень многозначительный разговор с будущей супругой. У соседки, в квартире которой остановилась Соня, был чудесный персидский кот. Хозяйка вместе с питомцем как-то зашла к приятельнице, и Лавкрафт, всю жизнь обожавший кошек, тут же принялся гладить пушистого баловня. Соня шутливо заметила, что слишком много чувств расточается простой кошке, тогда как женщина могла бы их лучше оценить. На это Лавкрафт мрачно сказал, что ни одна женщина не полюбит человека с таким лицом, как у него. В ответ Соня пылко заявила, что многим для этого не придется даже стараться. Ее собеседник очень смутился и стал лишь еще сильнее ласкать громко мурлыкавшего кота.

Однако нью-йоркские «каникулы» стремительно подошли к неизбежному концу, и 12 апреля Лавкрафт вернулся в Провиденс. Гальпин упорно уговаривал его приехать в Кливленд, но вместо этого фантаст предпочел позднее совершить несколько более коротких поездок по Новой Англии. А 16 июня 1922 г. его ожидала непредвиденная встреча — Соня, представлявшая свою фирму в курортном городке Магнолия (штат Массачусетс), заехала к нему в Провиденс. Она была весела, общительна и сумела очаровать не только Лавкрафта, но и двух его тетушек, вообще-то с большим сомнением относившихся к «неанглосаксам».

Соня уговорила будущего мужа приехать в Магнолию на несколько дней, поселившись в том же пансионе, что и она. Лавкрафт поддался на уговоры и прибыл на курорт 26 июня, чтобы пробыть там до 5 июля. Общались он и Соня скорее как близкие друзья, чем как влюбленные, пока однажды ситуация не изменилась, причем вроде бы в ходе случайного разговора. Прогуливаясь в полнолуние по берегу и любуясь лунной дорожкой, Соня заметила, какой прекрасной декорацией для ужасающего рассказа могла бы стать столь мирная обстановка. Лавкрафт тут же загорелся этой идеей, и почти влюбленные принялись наперебой обмениваться мыслями о будущем тексте. На следующий день Лавкрафт проявил не меньший энтузиазм относительно совместного замысла и напрямую предложил Соне написать общий рассказ. В ответ она его расцеловала. Лавкрафт был настолько ошарашен, что сначала покраснел, потом побелел, как воск, с трудом пробормотав, что его не целовали с тех пор, как он был совсем маленьким. И видимо, больше не поцелуют, мрачно добавил он, вызвав лишь новый взрыв смеха у Сони.

Результатом этих непредвиденных творческих усилий влюбленных стал рассказ «Ужасный случай в Мартинз-Бич», изданный в ноябре 1923 г. в «Уиерд Тейлс» за авторством одной Сони Грин и под заглавием «Невидимый монстр». Эта история начинается с того, что в море, неподалеку от местности Мартинз-Бич, находящейся на Атлантическом побережье США, рыбаки вылавливают ужасного монстра. «Туловище означенного существа имело форму, близкую к цилиндрической, при длине около пятидесяти футов и десяти футов в поперечнике. По основным признакам, в том числе наличию жабр, оно явно относилось к классу рыб, но при этом обладало странными отличительными особенностями — рудиментарными передними лапами и шестипалыми конечностями на месте грудных плавников, которые наводили на самые дикие предположения. Невероятно широкая пасть, толстая чешуйчатая кожа и единственный глубоко посаженный глаз поражали воображение»[131]. Ученые определяют, что пойманный гигант — всего лишь детеныш более крупного животного, и после этого начинается история мести. Сначала исчезает рыболовецкое судно, поймавшее чудовище, а затем и возле берега Мартина происходят жуткие события. Из моря раздается ужасный крик, который на берегу принимают за вопль утопающего. В воду бросают веревку, к которой привязан спасательный круг. Но нечто утягивает трос в море, а когда люди на берегу пытаются его остановить, то оказываются прикованы к нему неведомой силой. Всех несчастных затягивает в морскую пучину, где в ночи сверкнул огненный глаз гигантского монстра — родителя убитого чудища.

Эта жутковатая история, конечно, вполне укладывается в общий контекст лавкрафтианских представлений об ужасном, скрывающемся за гранью изведанного. Но, право слово, она слишком незамысловата и прямолинейна, чтобы надеяться, будто Лавкрафт вложил в нее что-либо, кроме стилистической обработки. Во всяком случае, в тексте обильно использован его любимый прием нагнетания ужаса при помощи упорного повторения «запугивающих» прилагательных — «ослепительно полыхнула молния, небесная твердь содрогнулась, изрыгая адские богохульства, и душераздирающие агонические вопли всех обреченных слились с апокалипсическим ревом, сотрясшим самые недра планеты»[132].

Столь же прост и неглубок рассказик «Четвертый час», созданный влюбленными соавторами. Эта история, также явно подвергшаяся обработке со стороны Лавкрафта, начинается с того, что ее герой вспоминает, как его смертельный враг умер в четыре часа утра. С тех пор он тоже боится этого времени, и, как выясняется, не напрасно. Однажды он видит за окном облако, принимающее форму циферблата со стрелками, указывающими на четыре часа. Облако становится пламенем, в котором герой сперва замечает облик своего врага, обратившегося в ужасного монстра, а затем — гибнет. По этому произведению о возможном безумии Лавкрафт также прошелся «рукой мастера», но ни он, ни Соня даже не пытались опубликовать эту нелепую историю. Она увидела свет только в посмертном лавкрафтовском сборнике «Кое-что о кошках и другие отрывки», изданном в 1949 г.

Куда успешнее, нежели литературное сотрудничество, развивался роман двоих влюбленных —16 июля Соня вновь встретилась с Лавкрафтом и отправилась с ним Ньюпорт, а через десять дней он приехал к ней в Нью-Йорк. Отсюда Лавкрафт наконец-то решил отправиться в гости к А. Гальпину, старому другу по переписке, с которым он также пока ни разу не виделся «вживую». После шестнадцатичасового путешествия два приятеля встретились на вокзале в Кливленде, где Лавкрафт приветствовал своего преданного корреспондента фразой: «Так это же мой сын Альфредий!»